Иностранная пресса о России и не только

Считается, что дети быстро впитывают иностранные языки, замечает корреспондент The New York Times Клиффорд Дж. Леви. Поэтому он и его жена решили в Москве отдать своих детей в местную школу, где учатся русские дети. "Пусть погрузятся в жизнь за границей. Никаких международных школ с преподаванием на английском", - пишет Леви.

Бруклинские друзья говорили: "Здорово, какие вы храбрые". "Но мы понимали, что про себя они восклицают: "Вы что, с ума сошли?". Мало того, что мы покидали Парк-Слоуп в Бруклине, с домами из песчаника и экологически-чистыми кофейнями, ради страны, которую американцы часто до сих пор считают черствой и зловещей. Отправить детей в русскую школу? Это походило на издевательство над детьми", - вспоминает автор.

Дети Леви не знали ни слова по-русски и не могли показать Россию на карте. Но родители положились на их интеллект и выносливость, надеясь, что они свободно овладеют языком и проникнут в Россию так, как почти невозможно проникнуть иностранцу.

"Фантазия о билингвах-вундеркиндах немедленно натолкнулась на реальность", - пишет автор, поясняя, что его дети Даня, Арден и Эммет стали первыми иностранцами среди учеников "Новой гуманитарной школы" на Красноармейской улице в Москве. "Все предметы преподавались на русском. Никаких переводчиков, никаких сопровождающих", - поясняет он. Осенью 2007 года Леви часто казалось, что он подвергает детей кросскультурному эксперименту, который навсегда их травмирует. А жена Леви обнаружила, что, несмотря на занятия русским языком, практически не может объясниться с учителями своих детей. Дети паниковали: Арден однажды позвонила из школы отцу и пожаловалась, что не понимает ни слова и хочет домой.

Леви и его жена Джули Дресснер выбрали "Новую гуманитарную школу", поскольку это частное заведение с небольшими классами. "Оно обещало просвещенную и новаторскую интерпретацию классического советского образования: всю его академическую строгость, но без парализующего конформизма", - пишет автор. Родители понадеялись, что переход из американской школы в эту будет не слишком тяжелым.

"Разумеется, мы проявили наивность. "НГШ", где дети обучаются с 1 по 11 класс, все равно укоренена в традициях российского образования и общества. Ученики читают наизусть "Евгения Онегина" и занимаются алгеброй уже в четвертом классе. Детей старше 9 лет регулярно оценивают по рейтинговой системе на основе результатов контрольных. Рейтинги вывешивают на стену, на всеобщее обозрение, точно последние новости со спортивных турниров", - говорится в статье.

В первые месяцы дети чувствовали себя одиноко и обескураженно. Дане казалось, что родители ее предали, заверив, что она без труда выучит язык. Арден на переменах одиноко ходила из угла в угол, пока другие дети играли в vyshibaly. В прежней школе она любила общаться на переменах с учителями, а здесь еле могла с ними объясниться. Эмметт жаловался, что на уроках его не вызывают, потому что он американец, рассказывает журналист.

"Я убеждал себя, что опыт моих детей не отличается от опыта миллионов иммигрантов, приезжающих в США. Но мои тревоги были связаны не только со школой. Когда мы приехали в Россию, страна все еще страдала от последствий унизительного распада СССР в 1991 году. Владимир Путин, бывший сотрудник КГБ, презирающий демократию западного типа, имел никем не оспариваемую власть. Многие россияне, которым надоел постсоветский беспорядок, ему аплодировали", - говорится в статье. В Москве недавно разбогатевшие россияне предавались головокружительной погоне за материальными благами.

"В Москве - 10 млн жителей, и богачи - лишь меньшинство. Но, помнится, через несколько месяцев я спросил себя: "Хочу ли я интегрировать моих детей в такое общество?", - замечает автор.

Леви возвращается к своему первому визиту в "НГШ". Основатель и учитель Василий Георгиевич Богин провел с детьми собеседование. "По-видимому, его интересовало, как они мыслят, а не каковы их знания. Детям он показался странным. Но Богин фактически ознакомил нас со своими методами", - пишет автор.

Богин - мужчина лет 50 с лишним. Его глаза лукаво блестят: он словно бы придумывает головоломки для каждого встречного. "Всякий, кто думает, что дважды два - четыре, идиот", - твердит он.

"В советские времена, когда Богин рос, партия использовала школы для формирования лояльных коммунистов. Учителя вплетали в уроки пропаганду и принуждали к зубрежке, словно инструкторы по строевой подготовке. Богин всего этого терпеть не мог", - повествует автор. "Я не хотел быть рабом", - поясняет Богин. Он сделался, так сказать, педагогом-диссидентом, а вскоре после распада СССР открыл "Новую гуманитарную" - одну из первых частных школ в России.

Через несколько месяцев дети нашли свои способы адаптации: просили учителей о помощи, старались хорошо учиться по предметам, не требующим блестящего знания русского языка, тайком искали непонятные слова в словаре, начали говорить по-русски. Другие дети поначалу смотрели на них как на диковинки и иногда дразнили за ошибки в русском языке, но школа приняла меры, рассказывается в статье.

"Богин опасался, что наши дети не справятся с испытанием. Но он увидел, что они делают успехи и являются примером для остальных школьников. К тому времени Богин нас очаровал - он соответствовал нашим романтическим представлениям о русской интеллигенции. Он мог взять банальную тему - например, как дети поднимают руки на уроке, - и превратить ее в пространный, ничуть не скучный диалог", - говорится в статье.

Богин начал верить в детей Леви. Весной 2008 года он включил Даню в команду для участия в математической олимпиаде. Когда она заверила родителей, что понимает условия задач, у них отлегло от сердца.

"Когда все вошло в колею, мы обнаружили, что "НГШ" - весьма примечательное место", - пишет автор. Он поясняет, что к группам детей приставлены кураторы, которые отслеживают проблемы и делают с детьми домашние задания. Помимо стандартных предметов, Богин ввел в программу курс "антиманипуляции", где детей учат расшифровывать подтекст рекламы и политической пропаганды, а также курс myshleniye на основе работ Георгия Щедровицкого. Богин обрушивал на детей лавины головоломок и задач, чтобы стимулировать широту мысли. Уроки снимали на видео, а потом Богин и учителя пересматривали записи, анализировали увиденное и модифицировали методы обучения.

В школе в Бруклине, где раньше учились дети Леви, детям внушали - "каждый по-своему победитель". В "Новой гуманитарной", как сформулировала Даня, детям, напротив, внушают: "Учиться трудно, но надо. Надо получать хорошие оценки".

В первый год обучение обошлось семье Леви примерно в 10 тыс. в год с ребенка. Точнее, обучение оплачивала New York Times, работодатель Леви. "Но москвичам эта школа казалась странным гибридом. Она была слишком дорогостоящей для большинства жителей и при этом не пользовалась популярностью среди богачей, часто предпочитающих подобострастных учителей и роскошные помещения", - отмечает автор. Одноклассники детей Леви были из семей архитекторов, юристов, преподавателей и т.п. "Эти люди ездили на хороших машинах, жили в приватизированных квартирах и отдыхали в Западной Европе", - сообщает автор.

В Москве есть хорошие государственные школы, но в целом система государственных школ выглядит печально. "Одна из причин - коррупция, бич постсоветской России. Родители часто дают взятки, чтобы их детей приняли в хорошие государственные школы. За хорошие оценки приходится приплачивать", - говорится в статье.

Что до родителей детей из "НГШ", то автор нашел у них одно колоссальное различие с нью-йоркцами примерно из тех же социальных слоев: "они аполитичны и часто смотрели с фатализмом на будущее своей страны". Они пренебрегают общественной жизнью и сосредотачиваются на личной. "В частной обстановке можно сколько угодно критиковать правительство. Но если позволишь себе что-то большее, можешь потерять работу, или контракт, или к тебе придет полиция", - пишет автор.

Но выбор "Новой гуманитарной школы" в каком-то смысле был их мятежом, считает автор. Родители сознавали, что после учебы у Богина дети не поддадутся на демагогию.

Богин недоблюливал российское руководство, но не занимался политикой, зная: поддержать оппозицию - значит навлечь на себя нежелательное влияние властей, подчеркивает Леви.

Любопытно, что модель Богина могла бы спасти систему образования, но государство его игнорирует, замечает автор. "Власти не понимают, что реформа образования - единственный реальный источник возрождения страны", - заметил журналист Валерий Фадеев, чья дочь учится в "Новой гуманитарной школе".

На третий год дети Леви оказались среди лучших учеников и уже мысленно не переводили слова с английского на русский, прежде чем заговорить. Их принимали за местных. "Иностранцев давно раздражает, что в российских театрах и музеях билеты для них намного дороже. Мы с огромным удовольствием посылали за билетами детей и экономили", - сообщает автор. "Их свободное владение языками и знание культуры было ключом от всех дверей", - пишет он о детях.

Родители засомневались, уж не становятся ли их дети скорее русскими, чем американцами. "Мы с Джули полюбили Россию и ее народ, но некоторые аспекты страны - сползание к авторитаризму, консервативные нравы в обществе - все еще нас смущали", - пишет автор. Но дети интегрировали свою американскую идентичность в школьную жизнь: например, Арден настояла, чтобы во время уборки девочки тоже передвигали столы, как и мальчики.

Теперь семья Леви вернулась в Бруклин. "Даня, которой почти 14 лет, воспринимала отъезд со смешанными чувствами: ее влечет жизнь подростков в Нью-Йорке. Но Арден и Эмметт охотно остались бы в Москве", - заключает автор.