Переговоры должны выйти за рамки ядерной угрозы и затронуть более широкий круг вопросов
Внимание всего мира приковано к боевым действиям в Ливане и секторе Газа, но контекст неизбежно возвращает нас к Ирану. К сожалению, события постоянно опережают дипломатию, занимающуюся этой проблемой. В то время как на ливанские и израильские города сыплется взрывчатка, а Израиль возвращается в некоторые районы Газы, на предложение Ирану о переговорах по его оружейной ядерной программе, сделанное в мае "шестеркой" (США, Британия, Франция, Германия, Россия и Китай), все еще нет ответа. Возможно, Тегеран видит в почти умоляющем тоне некоторых обращенных к нему контактов признак слабости. А может быть, насилие в Ливане заставило мулл еще раз задуматься о рисках взращивания и провоцирования кризисов.
Однако, как бы мы ни гадали на кофейной гуще, нынешние волнения на Ближнем Востоке могут стать поворотным моментом. Иран может прийти к пониманию закона непредвиденных последствий. Шестерка же, в свою очередь, больше не может не заняться двойной проблемой, которую представляет Иран. С одной стороны, желание получить ядерное оружие представляет собой стремление Ирана к современности через мощный символ современного государства. В то же время, на это претендует лихорадочный религиозный экстремизм, который не одной столетие препятствует модернизации мусульманского Ближнего Востока. Эту головоломку можно решить без конфликта лишь в том случае, если Иран примет современность, не противоречащую международному порядку, и концепцию ислама, совместимую с мирным сосуществованием.
До сих пор "шестерка" туманно говорит о своей реакции на отказ Ирана от переговоров, ограничиваясь невнятными угрозами санкций через Совет Безопасности ООН. Но если тупик между напряженной снисходительностью "шестерки" и колкими нападками иранского президента приведет к фактическому согласию на иранскую ядерную программу, перспектива многостороннего международного порядка станет призрачной повсеместно. Если постоянные члены Совета Безопасности плюс Германия не смогут достичь целей, о приверженности которым они объявили публично, все страны, а особенно - входящие в "шестерку", столкнутся с растущими угрозами, будь то усиливающееся давление со стороны радикальных исламских группировок страны, теракты или почти неизбежные войны, спровоцированные распространением оружия массового уничтожения.
Аналогией такой катастрофы является не Мюнхен, где демократии отдали Гитлеру немецкоязычную часть Чехословакии, а реакция на вторжение Муссолини в Абиссинию. В Мюнхене демократии думали, что требования Гитлера, по существу, обоснованы принципом самоопределения; отталкивающими для них были в основном его методы. В абиссинском кризисе вызов был бесспорным. Лига Наций подавляющим числом голосов высказалась за то, чтобы относиться к итальянской авантюре как к агрессии и ввести санкции. Но они отпрянули перед последствиями своей проницательности и отказались от нефтяного эмбарго, которое Италия, вероятно, не смогла бы пережить. Лига так и не оправилась от этого падения. Если шестисторонние форумы, занимающиеся Ираном и КНДР, потерпят сопоставимые с этим неудачи, их следствием станет мир несдерживаемого распространения, не контролируемого ни руководящими принципами, ни функционирующими институциями.
Современный, сильный, мирный Иран мог бы стать столпом стабильности и прогресса в регионе. Это невозможно, пока иранские лидеры не решат, что для них важнее: отстаивание принципа или интересы нации - является ли их базовой мотивацией крестовый поход или международное сотрудничество. Дипломатия "шестерки" должна иметь целью заставить Иран осознать этот выбор.
Дипломатия никогда не действует в вакууме. Она убеждает не только красноречием участников, но и созданием баланса инициатив и рисков. Знаменитое высказывание Клаузевица о том, что война - это продолжение дипломатии другими средствами, определяет и задачи, и границы дипломатии. Война может заставить сдаться, дипломатия должна привести к консенсусу. Военный успех дает победителю возможность диктовать, хотя бы на какое-то время. Дипломатический успех наступает тогда, когда все основные участники согласны по существу; он создает - или должен стремиться создать - общие цели, хотя бы в рамках темы переговоров; иначе соглашение долго не проживет. Риск войны лежит в выходе за объективные пределы; беда дипломатии - замена цели процессом. Дипломатию не следует путать с гладкостью речи. Это не ораторское, а концептуальное искусство. Когда она красуется перед отечественной аудиторией, радикальные угрозы провоцируются, а не преодолеваются.
Нередко говорят, что в отношениях с Ираном нужна дипломатия, аналогичная той, которая в 1970-е годы привела Китай от враждебности к сотрудничеству с США. Но не искусная дипломатия убедила Китай включиться в этот процесс. Скорее, десятилетие нарастающего конфликта с СССР привело Китай к убеждению, что угроза его безопасности со стороны капиталистической Америки меньше, чем угроза со стороны концентрации советских войск у его северных границ. Стычки советских и китайских вооруженных сил у реки Уссури ускорили выход Пекина из советского альянса.
Вкладом американской дипломатии были понимание смысла событий и действия на основе этого знания. Администрация Никсона не убеждала Китай, что ему надо сменить приоритеты. Ее роль стояла в том, чтобы убедить Китай, что ее стратегические нужды безопасны и укрепят долгосрочные перспективы Китая. Она достигла этого, сосредоточив дипломатический диалог на фундаментальных геополитических целях, при этом оставляя некоторые спорные вопросы в стороне. Шанхайское коммюнике 1972 года, первое китайско-американское коммюнике, символизировало этот процесс. Вступая в противоречие с принятой процедурой, оно содержало список сохраняющихся разногласий как пролог к ключевой общей цели - противостоять стремлениям к гегемонии неназванных третьих сторон, под которыми явно подразумевался СССР.
Задача иранских переговоров гораздо сложнее. На протяжении двух лет перед прорывом в Китае стороны вели тонкие, обоюдные, символичные и дипломатичные действия, давая понять свои намерения. В процессе они молчаливо достигли схожего представления о международной ситуации, и Китай предпочел жить в мире сотрудничества.
Ничего похожего не происходит между Ираном и США. Нет даже приближения к сравнимому видению мира. Иран пренебрежительно отреагировал на американское предложение начать переговоры и разжег напряженность в регионе. Даже если вылазки "Хизбаллах" на территорию Израиля и похищение израильских солдат не планировались в Тегеране, их не было бы, если бы исполнители думали, что это несовместимо с иранской стратегией. Короче говоря, Иран пока не выбрал мир, к которому он стремится, или сделал неправильный выбор, с точки зрения международной стабильности. Кризис в Ливане может стать водоразделом, если придаст дипломатии "шестерки" ощущение срочности, и ноту реализма подходам Тегерана.
До настоящего момента Иран выигрывает время. Муллы, очевидно, стремятся нарастить максимально возможную ядерную мощь, чтобы, даже если им придется прекратить обогащение, они могли использовать угрозу возобновления своих оружейных усилий как средство усиления своего влияния в регионе.
Учитывая темпы развития технологии, терпение легко может превратиться в отговорку. "Шестерке" придется решить, насколько серьезно она будет настаивать на своих требованиях. В частности, "шестерка" должна быть готова к решительным действиям до того, как технологический процесс сделает цель прекращения обогащения урана бессмысленной. Чтобы быть эффективной, она должна быть всесторонней; вялые, символические меры наносят вред любому образу действий. В консультациях между собой союзникам следует избегать нерешительности, какую Лига Наций проявила по поводу Абиссинии. На опыте переговоров с КНДР мы должны научиться не втягиваться в процесс, включающий в себя долгие паузы на урегулирование разногласий в администрации и в группе переговорщиков, во время которых вторая сторона наращивает свой ядерный потенциал. В равной степени необходимы, со стороны партнеров Америки, решения, позволяющие им проводить параллельный курс.
Остановка обогащения урана не должна стать концом процесса. Следующим шагом должна стать разработка глобальной системы ядерного обогащения, проводимого в специальных центрах по всему миру под международным контролем, как предлагала Ирану Россия. Это облегчило бы условия дискриминации Ирана и создало модель для развития атомной энергетики без кризисов с каждым государством, вступающим в ядерную сферу.
Президент Буш объявил о готовности Америки участвовать в дискуссиях "шестерки" с Ираном, чтобы предотвратить появление иранской ядерной оружейной программы. Но будет невозможно провести грань между ядерными переговорами и всеобъемлющим анализом отношений Ирана с остальным миром.
Наследие кризиса с заложниками, десятилетия изоляции и мессианский аспект иранского режима представляют собой огромные препятствия для такой дипломатии. Если Тегеран будет настаивать на сочетании персидской имперской традиции с современным исламским пылом, столкновение с Америкой, да и с другими участниками "шестерки", неизбежно. Просто нельзя позволять Ирану осуществить мечту об имперском правлении в регионе, столь важном для всего мира.
В то же время Ирану, занимающемуся развитием талантов своего народа и ресурсов своей страны, нечего бояться со стороны США. Как ни трудно себе вообразить, что Иран при нынешнем президенте станет участвовать в усилиях, которые потребуют от него отказа от террористической деятельности и поддержки таких инструментов, как "Хизбаллах", осознание этого факта может появиться скорее в процессе переговоров, чем на основе отказа от переговоров. Такой подход означал бы переформулирование цели смены режима, давая возможность подлинного изменения курса в Иране вне зависимости от того, кто находится у власти.
Важно выразить такую политику в точных целях, поддающихся прозрачной проверке. Геополитический диалог не заменяет собой быстрое урегулирование кризиса с ядерным обогащением. Им надо заниматься отдельно, быстро и решительно. Но многое зависит от того, воспринимается ли сильная позиция по этому вопросу как первый шаг в предложении Ирану вернуться в широкий мир.
Наконец, США должны быть готовы защитить свои усилия по предотвращению иранской ядерной оружейной программы. Поэтому Америка обязана исследовать все достойные альтернативы.