Иностранная пресса о России и не только

"Что я скажу Владимиру Путину? Что это его я считаю ответственным за смерть наших детей. И что виновные должны понести наказание". Сидя в своей квартире в Беслане, всего в двух шагах от школы, где 3 сентября 2004 года вместе с 330 заложниками погиб ее сын, Сусанна Дудиева говорит тихо, не повышая голоса, хотя ей очень тяжело. Лишь слезы, иногда скатывающиеся по ее щекам, выдают ее волнение.

Через год рыданий, демонстраций и писем, оставшихся без ответа, она и несколько десятков других матерей Беслана, которые борются за то, чтобы узнать правду о захвате заложников, наконец добились аудиенции у российского президента. Встреча пройдет в Москве 2 сентября, в разгар траурных церемоний в память об их детях.

"Это еще одно оскорбление, еще один удар для нас, - говорит Сусанна. - Безусловно, советники, которые подсказали эту дату Путину, думали, что в этот траурный день мы не приедем в Москву. Цинизм людей, находящихся у власти, не знает предела. Они способны делать пропаганду даже на крови детей. Но и это оскорбление мы вынесем, чтобы узнать правду. Мы хотим знать, кто принял решение стрелять по школе из огнеметов и танков. И мы хотим, чтобы виновные были наказаны. Некоторые говорят, что президента неверно информировали. Но президент - первый, кто несет ответственность".

Как установило параллельное расследование, которое уже год ведут матери Беслана, российские власти не только позволили 32 вооруженным до зубов чеченским террористам добраться до школы, но затем еще отказались от всяких переговоров, а 3 сентября провели штурм, приведший к кровавым потерям.

В небольшом доме, где живет Сусанна, в результате захвата заложников погибло 17 человек. Всякий раз, выходя из квартиры, она встречается с другими скорбящими родителями или с матерью, чья дочь больше не имеет лобной кости и после короткой ремиссии снова впала в кому. Когда Сусанна возвращается к себе, у нее на диванах рассаживаются соседи. Именно так прошлой зимой возник Комитет "Матери Беслана", а Сусанна стала его лидером. "Кто-то должен был наконец взять на себя ответственность, - говорит она. - Если я не смогла помочь сыну, я хочу хотя бы попытаться помочь другим жить".

1 сентября 2004 года Сусанна отпустила в школу двух своих детей - 13-летнего Заура, единственного сына от ее второго брака, и 19-летнюю Зарину, дочку от первого брака: она уже была студенткой, но, услышав музыку в школьном дворе, решила посмотреть на церемонию начала занятий. 3 сентября, через три дня, проведенных в плену у террористов без пищи и воды, Заура разорвало бомбой. Он умер на руках у Зарины, рассказывает мать. "Она пыталась делать ему искусственное дыхание, вытирала кровь. А потом закрыла ему глаза. Я это знаю, потому что она рассказала об этом подруге. Со мной Зарина не захотела об этом говорить. Она сказала: "Мама, я выжила для того, чтобы у тебя осталась хотя бы я".

Раньше, говорит Сусанна, она была самой обычной матерью. "Я никогда не хотела стать каким-нибудь лидером. Никогда всерьез не интересовалась политикой". Она вспоминает о том, как они жили раньше. О том, как она ворчала на Заура, который слишком много ел. О ругательствах, которым он научил их попугая. О его ссорах с Зариной. О том, с какой радостью он однажды прибрал в квартире, чтобы отпраздновать возвращение старшей сестры. Она снова плачет. "Многие люди думают, что я сильная, - словно извиняясь, говорит Сусанна. - Но сейчас мне, наверное, самой нужно лечиться. Часто нервы не выдерживают". Как и многие другие матери, выросшие при коммунистическом режиме, она не находит утешения в религии: "Я верю в Христа, - признается она. - Но я некрещеная и в церковь не хожу. Я верю в Бога, но не в его посредников".

Сусанна признается, что на президентских выборах 2000 года она голосовала за Владимира Путина, сильного лидера и нового человека. Казалось, он мог отвоевать Чечню. "Но во второй раз (на президентских выборах в марте 2004 года. - Le Temps) я голосовать не пошла, - вспоминает она. - Я видела, что дела принимают дурной оборот, что серьезных изменений не происходит. Конечно, я что-то такое предчувствовала".

Экономист по образованию, Сусанна вместе с мужем держала ресторан. "Лучший в Беслане", - отмечает она с гордостью. "Мы были люди веселые. И других умели развеселить", - рассказывает она. И добавляет: "Вот уже год я не могу представить себе, что буду заниматься чем-то еще, кроме трагедии с захватом заложников. Рестораном продолжает заниматься муж".

Впрочем, где они прячутся, эти мужья, оставившие своих жен в одиночку добиваться справедливости? "Муж волнуется за меня: он говорит, что меня сошлют в Сибирь, - улыбается Сусанна. - Он меня поддерживает. По кавказским законам убийство своих детей прощать нельзя. Наши мужчины - воины. И мы не хотим, чтобы они воевали, проливали кровь других детей - чеченских или ингушских. Вот почему мы, женщины, решили добиваться справедливости законным путем. Если нам это не удастся, за дело придется взяться нашим мужчинам".

Этих "женщин в черном", продолжающих носить траур, этого "черта", как иногда называют Сусанну, далеко не все поддерживают. "Кричать бесполезно, детей этим не вернешь", "им просто нужно еще больше денег" - такое можно услышать о них даже в пораженном горем Беслане, в котором ведут свою подрывную работу спецслужбы и на который льются потоки рублей: Москва хочет утопить в них свой стыд. Сусанна знает про такие настроения, но продолжает действовать, не зная, к чему это все приведет: "Нас в комитете не меньше сорока активных женщин, и нам нечего терять. От людей, считающих, что от них ничего не зависит, действительно ничего не зависит. Те, кто думает, что они ничего не могут, ничего и не будут делать".