Иностранная пресса о России и не только

"Почему 6 июня я еду в Нормандию? Я еду туда, чтобы увидеть море. Да. Чтобы увидеть море, - твердит Карл Массен, качая головой. - Потому что на самом деле я там, в Нормандии, никогда его не видел, это море. В тот день я стоял на посту в 4 километрах от Омаха-Бич. В Форминьи. Мы не видели, как подходили корабли. Все, что мы видели - это дождь из бомб, падавших нам на голову. И парашютиста, подорвавшегося на бомбе. Мы не знали, была ли это высадка".

Его супруга удивляется: "Но, должно быть, там стоял страшный шум, разве нет?" "Офицеры куда-то пропали. У нас не было никакого приказа. Мы не знали, что нужно делать, - продолжает Карл. - Когда самолет пикировал, каждый прятался в свою нору. Я даже не стрелял. В августе 1944 года я попал в плен". Адольф Грунднер, его старый сосед и верный друг, рассказывает: "Я так понимаю, что я, работая в информационной службе в Белоруссии, раньше тебя узнал о том, что происходило в Нормандии!"

Мы находимся в гостиной только что построенного нового дома Карла Масса в окрестностях Регенсбурга (Северная Бавария). Хозяин пропускает глоток вина и утвердительно качает голосов: "Вполне возможно... Мы были так молоды". На столе перед ним лежит его старый солдатский дневник. Солдат ? 1891, артиллерист 352-го полка Сент-Ло. "Такие штуки в Германии не принято показывать", - говорит он. Орел и свастика были вырваны из обложки. "Чтобы спасти дневник, который я вел в годы плена во Франции и Англии".

"Шевельнешься, и ты труп". Вчера 78-летний Карл и его 80-летний друг Адольф сели в автобус, арендованный федерацией по поиску останков германских солдат (она финансируется из частных фондов). Эврё, Лизьё, Байё, Кан, кладбища Ла Камб, Оргланд... Вместе с пятью другими ветеранами вермахта и семьями солдат, погибших в Нормандии, Карл Масс и Адольф Грунднер впервые совершили путешествие из Нюрнберга на мыс Хок и в Омаха-Бич.

6 июня они будут присутствовать на церемонии по случаю 60-летней годовщины высадки союзников, но, вопреки своей мечте, они не будут стоять рядом с Жаком Шираком и Герхардом Шредером. На официальную церемонию впервые приглашен германский канцлер, и, наряду с 20 французскими солдатами, на ней будут присутствовать 20 немецких солдат: они должны представлять Германию. Однако ветераны из Регенсбурга втайне хотели бы не столько извиниться за нацистское варварство и выразить свое сожаление, сколько реабилитировать своим присутствием в Нормандии имидж вермахта.

6 июня 1944 года они были молоды и служили Третьему рейху. Шестьдесят лет спустя эти простые солдаты рассказывают о войне так, как она смотрелась с немецкой стороны. "Солдаты вермахта или Ваффен-СС - какая разница? Все мы выполняли приказы", - говорит карл Масс. Эти ветераны не участвовали в грандиозной работе по переосмыслению прошлого, проводившейся в Германии с 70-х годов.

Немецкая вина, долг памяти, историческая ответственность за истребление 6 миллионов евреев... Все эти фразы - не из их лексикона. Жертвы лагерей? "В 1947 году я вернулся из Сибири, мне нужно было становиться на ноги, искать работу. В то время обо всем этом мы мало думали", - говорит 83-летний Карл Вебер. Они не были у власти, они воевали на фронте.

"Я собирался приехать в Нормандию еще на 50-ю годовщину высадки, - рассказывает 82-летний Карл Ахтерт. - Но когда я увидел всю эту болтовню по поводу американцев, я сказал себе: для нас там места нет". Но прошли годы, и для него эта поездка - последний шанс побывать в памятных местах.

"Еще две недели после 6 июня, - рассказывает он, - американские охотились на нас, как на кроликов. Шевельнешься, и ты труп". Двое из его братьев погибли в России и Нормандии, он хочет увидеть могилы своих товарищей. Здесь похоронена его молодость и молодость немцев, родившихся в начале 20-х годов. "Я не был каким-то чудовищем", - говорит Карл Ахтерт.

"Пить и ходить к девочкам". Как и он, 83-летний Карл Вебер, бывший унтер-офицер германских ВВС, живущий сегодня в небольшой квартире в Регенсбурге, до сих пор не решался вновь побывать в Нормандии. Слишком большая травма: вернуться сюда значит признать победу союзников.

В 1939 году молодой баварец, с детства мечтавший стать летчиком, добровольцем записался в Люфтваффе. "Я не был убежденным нацистом. Когда мне было 15 лет, я присутствовал на большом сборище у Бранденбургских ворот, но не поднимал руку в гитлеровском приветствии. Нужно быть честным. Для нас Гитлерюгенд был долгожданным освобождением. Дома с нами обращались как с детьми. А там ты сразу получал право пить и ходить к девочкам. Прекрасная жизнь".

Потом наступили годы оккупации. Он был в Нанси и Клермон-Ферране. "Там мы хорошо питались, и там были красивые девушки". Вспоминая о Нормандии, он мрачнеет: "Там была совсем другая обстановка. Ни с кем не было никаких контактов". Пауза. "Подружки себе я там не завел".

За неделю до высадки союзников Карла Вебера послали в Лизьё сдавать экзамен по бухгалтерскому делу. "Нас поселили в доме для престарелых. Ночью все спали на улице под деревьями, так как любое здание могло быть объектом бомбардировки. Утром 6 июня мы проснулись от гула взрывов. На Лизьё не упало ни одной бомбы. Но весь день мы видели пролетавшие над нами самолеты союзников. Мы заметили, что немецких самолетов почти не было. И это естественно: все они были в России".

Много дней Карл Вебер и его товарищи прятались в лесу, из которого выходили только затем, чтобы поесть на ближайшей ферме. "Еще до высадки мы уже начали подумывать о том, что война проиграна. Два фронта - это было уже слишком. Но между собой солдаты про это не говорили: за такое могли обвинить в предательстве". Унтер-офицер Карл Вебер уехал из Нормандии 11 июня. В Сибирь.

82-летний бывший столяр Отто Шмитт возглавлял ветеранскую ассоциацию около 20 лет. В Нормандию он попал в 1946 году. В качестве военнопленного. В день наступления союзников он находился в прибалтийском городе Кольберг (ныне - Колобжег, Польша), где размещался крупнейший радиоцентр Третьего рейха.

"Конечно, у нас был солдатский пыл. Это надо признать, - говорит он. - Мы защищали родину. До 1933 года окрестности Вюрцбурга были выморочной местностью. Там было много бедных людей. Гитлер пришел к власти и начал грандиозные работы по сооружению первой автотрассы Берлин - Нюрнберг. У людей появилась работа, они были ему благодарны. Но ему, Гитлеру, этого было мало. Он всегда хотел большего. Он восстановил против себя весь мир. Так не могло больше продолжаться".

Как и другие немцы его поколения, Отто Шмитт, не испытывая ностальгии по Третьему рейху, не считает себя виновным в том, что он служил чудовищному режиму. Он много раз бывал в Дахау, но и сегодня не верит в количество погибших там людей. Он удивляется: когда он работал в радиоцентре, расшифровывая военные донесения, он "ни разу не слышал о концлагерях".

"Я люблю Францию". От вынужденного пребывания в Нормандии этот старый человек сохранил в своем столе несколько десятков фотографий. Для многих солдат оккупация, а позже - плен, были возможностью установить человеческие контакты, которые стали своеобразной формой франко-германского примирения.

Карл Ахтерт с теплотой вспоминает о семье крестьян, с которой он познакомился в 1942 году, когда его часть стояла в Редессане. "Когда мсье Ахтерт приходил обедать к моим родителям, там, на кухне, прекращалась война: они говорили о самых простых вещах", - подтверждает Мария Форестье.

А Отто Шмитт чуть ли не молится на своего хозяина Марселя Ломма и булочницу из города Ла Меньер, которая давала, ему, пленному, по два килограмма хлеба. "Люди относились к нам гуманно и доброжелательно", - подчеркивает он, показывая в альбоме фотографию своего "хозяина" и его пятерых детей. "Я люблю Францию, - говорит он. - Это самый приветливый народ, который я когда-либо знал. И мне хотелось бы быть рядом со Шредером. Потому что я полностью согласен с ним по поводу Ирака".

Американцам он никогда не симпатизировал. "То, что они творят в Ираке, меня не удивляет, - говорит он. - Это самые крупные преступники в истории. Я три месяца, с апреля по июль 1945 года, провел в Ремагенском лагере (под Бонном). Они вывели 180 тысяч человек на поле и нас заставляли щипать траву, как баранов. Раз в четыре дня они давали нам кусок хлеба на двадцать пять человек. Несколько пленных умерло от голода на моих глазах".

Вчера 66-летняя Эрика, 75-летняя Марга, 81-летняя Хильде и 76-летний Эрих тоже сели в автобус, отправлявшийся в Нормандию. Впервые они побывают на могиле брата. Старший из "клана", состоявшего из восьми братьев и сестер, Франц Гутьяр, погиб в бою в Нормандии 6 июня 1944 года. Ему было 18 лет. Эрике, его самой младшей сестре, было тогда всего 6 лет, но она прекрасно помнит "день, когда директор школы принес маме извещение". Мать прочла его и упала в обморок.

Эрика не знала, что через 60 лет на церемонии будет присутствовать канцлер. "Это хорошая новость. Нужно, чтобы все наши руководители чаще посещали кладбища. Чтобы не забывали о том, что такое война". Эрика настроена пацифистски, как и вся сегодняшняя Германия: "Я не могу себе представить, чтобы Германия послала одного из моих сыновей в Косово, Афганистан или Ирак".