Иностранная пресса о России и не только

Кристофер Харт рецензирует книгу Бена Льюиса "Hammer & Tickle: A History of Communism Told Through Communist Jokes" - "Серп и хохот: история коммунистического режима в анекдотах коммунистического периода"

Это поразительно оригинальное новое исследование распада советского блока началось со статьи об анекдотах коммунистического периода, написанной Льюисом для журнала Prospect. Идея Бена Льюиса не сводится к тому, что юмор помогал людям вытерпеть страдания в долгие серые десятилетия при советском коммунистическом режиме. Он утверждает, что анекдоты, где режим постоянно изображался как смехотворный и неэффективный, в конечном итоге - разумеется, вкупе с множеством других факторов - приблизили его крах.

Льюис приложил огромные усилия и много постранствовал, чтобы выполнить свою миссию - я бы даже сказал, воплотить идею фикс. Он посетил московский многоэтажный дом-башню, чтобы взять интервью у престарелого карикатуриста советских времен (сейчас этому человеку 107 лет), который когда-то придумывал остроты против Троцкого, чтобы угодить Сталину (речь идет о Борисе Ефимове. - Прим. ред.). Льюис заглянул к Леху Валенсе, который до сих пор живет в Гданьске и теперь довольно сильно ожесточился, как и многие другие бывшие политические лидеры. Льюис откопал анекдоты из числа тех, которые сегодня вряд ли будут иметь успех в пабе. Вот, например, совсем уж старинный анекдот: "Старая крестьянка приходит в московский зоопарк и впервые в жизни видит верблюда. "Ох ты Господи, - говорит она, - вы только поглядите, что большевики с лошадью сделали". Зато другие анекдоты сталинских времен до сих пор сохраняют остроту. "Каковы были последние слова Маяковского перед его самоубийством? - Он сказал: "Товарищи, не стреляйте!" А вот, пожалуй, один из лучших в книге: "Учитель спрашивает школьников: "Кто ваши отец и мать?" Один ученик отвечает: "Россия - моя мать, Сталин - мой отец". "Правильно, - говорит учитель. - А кем ты хочешь стать, когда вырастешь?" - "Сиротой".

По неясной причине другие коммунистические режимы, по-видимому, не породили подрывной юмор такого сорта. В Китае его определенно нет, утверждает Льюис, и в Северной Корее наверняка тоже. Правда, я лично скептически воспринял слова Льюиса, что коренные кубинцы тоже не сочиняют политических анекдотов, - все-таки это нация, от природы склонная к анархии. Одной из причин изобилия антисоветского юмора, возможно, является то, что все эти восточноевропейские страны до 1989 года насмехались не только над коммунистической идеологией, но и над тупостью российского империализма.

Глупость Москвы выражалась, помимо всего прочего, в попытке заместить бунтарские народные шутки официально санкционированным "позитивным юмором" - анекдотами, восславлявшими революцию или содержавшими капельку морализаторства насчет того, что пролетариату следовало бы пить поменьше водки. Но острота, на которую возложена серьезная миссия, никогда не попадает в цель, и назвать эти потуги "несмешными" - это еще мягко сказать. Между тем шутки, возникавшие естественным путем (anekdoty, как их называли русские), никогда не кажутся нездоровыми или мизантропическими - в них сквозит некое здоровое, резонное отчаяние.

Много пищи для юмора давал постоянный дефицит товаров при коммунистическом режиме: "Почему в продаже нет муки? Ее начали добавлять в хлеб". Эту шутку отлично поймут в сегодняшнем Зимбабве под властью Мугабе. (Мне рассказали свежий зимбабвийский анекдот: "Чем освещали дома в Зимбабве, когда не пользовались свечами? Электричеством").

В 1980-е годы Чернобыль давал поводы для легких смешков. "Сколько требуется русских, чтобы сменить лампочку? Ни одного. Они все и так в темноте светятся". Но то было десятилетие перестройки, гласности и робких проблесков рассвета. Рональд Рейган любил и коллекционировал антикоммунистические анекдоты, инстинктивно, своим подсознательным интеллектом понимая, что они не просто смешные, но и имеют важное значение. Льюис утверждает, что на саммитах Рейган даже рассказывал эти анекдоты Горбачеву и они спорили, какой должна быть ключевая строчка.

Лживость свинцовой бюрократии коммунистического режима часто сама по себе смешна - в духе черного юмора. Режим Чаушеску в Румынии в ответ на дефицит продовольствия не реорганизовывал сельскохозяйственное производство (не говоря уже о либерализации рынка), а публиковал выводы специальной "комиссии по питанию", которая обнаружила, что румынам требуется меньше калорий, чем остальным людям. Может быть, Мугабе или бирманским генералам следует перенять этот опыт?

Любопытно, как отмечает Льюис, что нацизм почти не породил анекдотов - вряд ли только потому, что он возник в Германии? При коммунистическом режиме в народе подсмеивались над коммунизмом, но при нацистском - над евреями. Несмотря на тот факт, что, если взглянуть на статистику, советский коммунистический режим был такой же катастрофой для благоденствия, да и для самой жизни людей, как и нацизм, нацистская эпоха до сих пор сохраняет ореол злодейской, а период коммунистического режима ассоциируется исключительно с откровенной глупостью. А человеческая глупость нас смешит, между тем как злодейства людей вызывают у нас отвращение или стыд. Правда, в книге есть один еврейский анекдот нацистских времен: "В чем разница между евреем-оптимистом и евреем-пессимистом? Все евреи-пессимисты теперь в эмиграции. Все евреи-оптимисты теперь в концлагерях".

Слегка разочаровывает, что Льюис не приводит нас в Россию Владимира Путина. Пусть тема его книги - коммунистический режим в узком смысле, но неужели и сейчас нет хороших анекдотов? Правда, вряд ли они могут быть смешнее, чем фотографии Путина, когда он упоенно позировал с обнаженным торсом на рыбалке в Сибири.

Льюис проявил невнимательность, упомянув, что Мольер якобы жил в XVIII веке. Также Льюис недооценивает ключевую роль, которую сыграл для краха коммунистического режима Папа Иоанн Павел II, напрямую поощрявший бунтарство и "Солидарность" в своей родной Польше - эти шаги многими были восприняты как "начало конца". Зато стоит процитировать один из афористичных выводов самого Льюиса: "Если ты сомневаешься в коммунистической идеологии, то в итоге получаешь демократию. Если ты сомневаешься в демократии, то в итоге получаешь еще больше демократии".

Работа Льюиса - настоящий апофеоз радостной, гуманной анархии смеха, ближайшим аналогом которой в политике является эта хаотичная, импровизированная система благих намерений политиков, которую именуют демократией. В книге Льюиса даже есть мораль - призыв никогда не прекращать шутить над Гордоном Брауном и Дэвидом Камероном, борцами за экологию и безмозглыми шефами полиции, олигархами-миллиардерами и незадачливыми джихадистами - мишеней для шуток, как всегда, предостаточно.

Напоследок приведу свой любимый анекдот из книги, как бы вы его ни оценили: "Как называется промежуточная стадия между социализмом и коммунизмом? Алкоголизм".