Иностранная пресса о России и не только

На часах - 10:47. Во дворце правосудия, вокруг которого собрались сотни журналистов, раздается звонок. Обвиняемые проходят в дверь стеклянного бокса в полном молчании. Четыре темных силуэта. Четверо полицейских. Марк Дютру собственной персоной - маленькие усики, очки, льняной свитер. Его жена Мишель Мартен, блондинка с распущенными волосами. Худенький Мишель Лельевр рядом с полным Мишелем Ниулем.

Они не смотрят друг на друга и неподвижно сидят перед художниками, которым дали четыре минуты, чтобы запечатлеть происходящее. "Марк Дютру не хочет, чтобы его фотографировали", - подчеркивает председатель суда Стефан Гу. Вскоре обвиняемый опускает голову на руки, делая вид, что дремлет.

"Марк Дютру, вы меня слышите?" - спрашивает председатель. "Да, я вас слышу, - отвечает спокойный голос с бельгийским акцентом. - Меня зовут Марк Дютру, мне 47 лет, в настоящее время профессии не имею, проживаю в тюрьме".

Сотни глаз устремляются на стеклянный бокс. В зале находятся Пол и Бетти Маршал, родители Ан, и Жан Ламбрек, отец Ефье. Но здесь нет ни супругов Лежен, ни супругов Рюссо - родителей Жюли и Мелиссы. "Этот процесс - не более чем дымовая завеса", - заявил Жино Рюссо журналистам. "Подаяние", - добавила его жена Карин. Последние из тех, кто убежден в существовании вокруг Дютру широкой преступной сети, они никогда не забудут о мучениях, выпавших на долю их дочерей, и в Арлон не приедут.

"Видеть их перед собой". Первый день посвящен присяжным. 180 граждан, назначенные для выполнения этой миссии, медленно заходят в зал, напоминая похоронный кортеж. Многие не хотят участвовать в процессе. Кто подписал петицию в защиту жертв? Поднимается десяток рук. У кого есть личные мотивы, чтобы избежать этой миссии? Видя лес рук, председатель шепчет: "О-ля-ля!" И принимает решение: "Ладно, так будет проще: кто готов заседать?" Набирается три десятка добровольцев. Остальные подходят к судье, ссылаясь на разные уважительные причины.

Молодая женщина: "У моей мамы больное сердце, а у меня самой двое маленьких детей". "И потом, я должна вам сказать, я очень эмоциональный человек, - продолжает жаловаться женщина. - Видеть их перед собой - этого я не выдержу". Невысокий господин: "Я не умею читать, я вас не понимаю". Ветеринар: "Весна - это время отёла". Молодая мать: "Мою дочку зовут Жюли". Учительница: "Мне не хочется разбирать это дело..."

Очередь становится все длиннее, и генеральный адвокат Жан-Батист Андриес начинает терять терпение: "Быть присяжным - это миссия, установленная законом. Субъективность кандидатов не может приниматься в расчет". Причины финансового или эмоционального характера он отметает.

Но вот перед ним возникает высокий тип по фамилии Пипелар. В его голосе звучит угроза: "Я активный участник анархистских движений. В этой истории я не беспристрастен и никогда таковым не был, как, впрочем, и во многих других бельгийских делах". "Хорошо, хорошо, - уступает генеральный адвокат. - Если так..."

Наконец, жюри сформировано. Защита исчерпала квоту отводов, исключив участие всех, кто мог являться родственниками жертв. Осталось шесть мужчин и шесть женщин, готовых три месяца заниматься делом Дютру. Главного обвиняемого председатель призывает к порядку. "Мэтр, - говорит судья, обращаясь к Ксавье Мане, адвокату Дютру. - По-моему, ваш клиент уснул".

Письмо для прессы. В сущности, ничего особенного не происходит. Публика не повалила валом в зал суда, а служба безопасности не зафиксировала ни одного инцидента - если не считать найденной ранним утром двухметровой виселицы, которую кто-то поставил в снежный сугроб перед зданием суда...

Первый день слушаний был для Арлона обычным солнечным днем. До сих пор журналисты - их собралось здесь около тысячи - были единственными "творцами события". "Дютру атакует" - написала одна утренняя газета. В тюрьме, где он ни с кем не может видеться, обвиняемый написал письмо для прессы.

"Промежуточное звено - это Ниуль. Он играл важную роль. Я не мог этого сказать раньше, потому что тогда он убежал бы за границу. Мне придется расплачиваться за мафиозную систему не потому, что я делал глупости..." Первая сенсация за семь лет следствия. Его защитники - Ксавье Мане и Мартина ван Прэт (бывшая "мисс Бельгия") - не в курсе дела.