Иностранная пресса о России и не только

Дэниэл Трейсман, профессор политологии Калифорнийского университета (Лос-Анджелес), автор книги "После потопа: региональные кризиса и политическая консолидация в России", знакомит читателей с тремя новыми книгами, посвященными анализу и поиску причин российских бед. Это:

1. "Провальный крестовый поход: Америка и трагедия посткоммунистической России." Стивена Коуэна,

2. "Распродажа века: сумасшедший переход России от коммунизма к капитализму." Кристии Фриланд,

3. "Крестный отец Кремля: Борис Березовский и разграбление России." Пола Хлебникова.

Жаль бедных россиян...

Когда в июле - впервые в истории Мексики - президентом этой страны стал человек, не принадлежащий к правящей партии; журнал The Economist сказал, что это - "настоящая демократия". В России же представитель политической оппозиции впервые стал президентом в 1991 г., потом в стране состоялось как минимум пять свободных, общенациональных, основанных на конкуренции выборов; The Economist называет это "дутой демократией".

Колумбия страдает от организованной преступности. Вашингтон дает правительству этой страны $1,3 млрд в качестве помощи в борьбе с наркобаронами. В России тоже существует проблема организованной преступности. Американские политики читают Москве нотации и предупреждают, что ей не стоит рассчитывать на какую-либо поддержку до тех пор, пока она не исправится.

В результате тайной операции, проведённой американскими спецслужбами, выяснилось, что некоторые мексиканские банки отмывают в США наркодоллары. Вашингтон извинился перед мексиканцами за то, что занимался такими вещами на их территории. Утверждается, что некий американский банк отмывает прибыли российских организованных преступных групп. Один из самых известных сенаторов называет российское правительство "одной из самых опасных клептократий в мире".

Когда азиатский кризис напугал инвесторов и заставил их убежать с бразильского рынка, в результате чего рухнул реал, обозреватели назвали это ухабом на дороге. Когда азиатский кризис напугал инвесторов и заставил их убежать с российского рынка, в результате чего рухнул рубль, обозреватели заявили, что этот кризис свидетельствует о провале либеральных экономических реформ в России.

Вряд ли стоит удивляться тому, что многие россияне считают, что Запад пользуется двойными стандартами, оценивая их страну. Как хорошо известно читателям западной прессы, в России нет бизнесменов - есть одни только мафиози; нет демократов - есть лишь коррумпированные политики; нет граждан - есть лишь толпа обнищавших националистов. Читая западные газеты, представители зарождающегося российского среднего класса часто с удивлением узнают о том, что они еще не существуют.

Но так было не всегда. Как заметил в своей новой книге Стивен Коуэн, западная пресса в своем подавляющем большинстве поддерживала Бориса Ельцина и попытки провести реформы, предпринятые им в начале 90-х. Но году в 1998 ситуация изменилась коренным образом. Не признаваясь в том, что они хоть сколько-нибудь изменили свою позицию, передовицы западных газет сменили осторожный оптимизм в отношении российских реформ на уничтожающую критику всего, что с ними связано. Пелена спала с глаз авторов передовиц.

Конечно, политические и экономические события в России в последние годы разочаровывают. Сейчас модно говорить об этом. Но нынешняя мрачность оценок ситуации в этой стране настолько же преувеличена, насколько и оптимизм начала 90-х. Препятствия, стоящие на пути полной победы демократии и отлаженно функционирующих рынков, всегда были грозными, но никогда - непреодолимыми. Успехам всегда сопутствовали поражения, хорошему - плохое. Может быть Запад когда-нибудь признает это, но пока фрустрация наивных оптимистов смешивается со злорадством убежденных пессимистов, рождая в результате брюзгливое, зачастую лицемерное, но почти всегда характеризующееся полным отстутствием сравнительной перспективы, мнение о России. Все три книги, каждая по своему и в различной степени, могут проиллюстрировать эту неадекватность.

Крестовый поход в неоклассическом стиле.

Оптимистов и пессимистов объединяет общее желание найти злодея, представить историю России 90-х как простую нравоучительную сказку о добре и зле, клятве и предательстве. Разница между ними состоит лишь в том, кому они отводят роль злодея, а структура доводов одна и та же. Коуэн, профессор российской истории Нью-Йоркского университета, был убежденным пессимистом еще до того, как такое отношение вошло в моду. Его анализ российских дел прост и (поскольку он постоянно повторяет его в своей книге) доступен для понимания. Он утверждает, что в 1991 г. Советский Союз был страной, в которой шли успешные реформы. Большая часть важных социальных и экономических институтов "оставались нетронутыми". Эта работающая система была разрушена в ходе американского политического крестового похода, целью которого было превратить Россию в "копию Америки". "Миссионерами и проповедниками" этого похода были т.н. "экономические советники", как правило выходцы из Гарварда или сотрудники Международного Валютного Фонда. Это вторжение западных крестоносцев, проповедовавших "жесткий монетаризм" привело к обнищанию населения России, резкому снижению средней продолжительности жизни и "демодернизации страны двадцатого столетия". Коуэн утверждает, что дав возможность Джеффри Саксу и иже с ним "наводнить" российские долы, администрация Клинтона нанесла интересам США ущерб больший, нежели война во Вьетнаме.

Некоторым читателям понравится драматизм языка этой книги, ее беззастенчивая ветхозаветная ярость. Но как описание России 90-х она как минимум имеет некоторые неточности. Самая странная из них - это утверждение Коуэна о том, что Советский Союз в конце 1991 г. был страной, в которой шли успешные реформы. Любому человеку, прожившему этот год в России подобное заявление покажется откровенно сюрреалистическим. К осени даже привилегированные москвичи часами простаивали в очередях, чтобы купить хлеб. Элитные магазины, как рассказывает в своей книге Кристиа Фриланд, не могли предложить своим клиентам из числа номенклатуры ничего, кроме проса. В стране осталвалось зерна всего на четыре месяца. Зимой все с ужасом ожидали, что наступит голод. Ельцинские реформаторы еще не успели прийти к власти, когда объем промышленного производства в одном только 1991 г. снизился на 17%. Еще до либерализации цен инфляция в России 1991 г. превышала 160%. Общий дефицит государственного бюджета (включая субсидии на импорт и внебюджетные фонды) достиг уровня в одну треть ВВП. Системы центрального планирования и снабжения были упразднены во время горбачевской перестройки, директора огульно присваивали себе активы своих предприятий через получастные кооперативы, легализованные Горбачевым.

Драматические реформы конца 1991 и начала 1992 гг. - либерализация цен, свобода торговли, начало приватизации - казались дерзновенными, но на самом деле страшная беспомощность государства просто пыталась таким образом скрыть свой испуг. Возможно, соратники Ельцина могли бы и отложить либерализацию цен и приватизацию еще на год или два, как было сделано на Украине. Но на Украине инфляция и разграбление активов были даже ужаснее, чем в России. В то время в политике Кремля явственно присутствовал элемент экономической догмы, а в том, как она преподносилась - безошибочная нотка идеологии свободного рынка. Но реформаторы тоже действовали во многом из отчаяния.

Можно ли сказать, что эта политика была навязана извне крестоносцами из Гарварда и МВФ? Образ Сакса, танцующей походкой входящего в Кремль, чтобы проповедовать истинное учение Фридриха Хайека, достаточно романтичен. Но при всем должном уважении к Саксу большинство знавших его людей не сказали бы, что он похож на хэмлинского дудочника из поэмы Браунинга. Он умен и умеет выражать свои мысли, но вряд в России много детей, готовых броситься вслед за ним с утеса, попав под чары его прекрасных мелодий. Кроме того российские лидеры - люди взрослые. Егор Гайдар читал Адама Смита и Пола Сэмюэльсона за много лет до приезда гарвардской банды. Ельцин не смотря на все свое желание выглядеть по-западному респектабельно, был в первую очередь политиком; монетаристское евангелие захватило его не больше, чем на один день. Автор данной рецензии признает, что участвовал в этом крестовом походе в качестве простого пехотинца. В 1997 г. он некоторое время работал в команде США и консультировал россиян по вопросу о налоговой реформе.

Особенно странным в версии Коэуна является то, что он явно предполагает, будто бы дудочники из Гарварда промыли мозги не только российскому руководству, но и большей части населения страны. Как он сам указывает в своей книге существовали и альтернативные экономические программы, например, коммунистическая. Но он забывает добавить, что избиратели раз за разом отказывались голосовать за тех, кто выступал с такими программами. С апреля 1993 г. - когда был проведен референдум, на котором 53% поддержали социально-экономическую политику Ельцина - до президентских выборов 2000 г. политики-антиреформаторы и их предложения проигрывали со значительным отрывом. Коуэн справедливо отмечает, что российские СМИ зачастую предвзяты и пытаются манипулировать общественным мнением, но бывшие граждане Советского Союза привыкли читать между строк. Агрессивная поддержка существующей власти обернулась против самих "партий власти" Гайдара и премьер-министра Виктора Черномырдина в 1993 и 1995 гг., когда они не смогли набрать даже 20%. Коуэн сам отмечает, что в 1996 г., несмотря на несущественные случаи фальсификации результатов голосования, "ни один серьезный обозреватель не сомневался в том, что Ельцин действительно победил". Но если разумные, взрослые избиратели выбирают таких кандидатов, зная, какую они предпочитают экономическую политику - во всех случаях, кроме, возможно, Владимира Путина, они именно так и делали - то какое отношение ко всему этому имеют гарвардские шарлатаны? Может быть, они были не только экономическими миссионерами, но еще и специалистами по массовому гипнозу? Или, может быть, россияне были слишком молоды и доверчивы, чтобы суметь справиться с демократией?

Есть что-то смутно недемократичное в требовании Коуэна о том, чтобы Соединенные Штаты изменили курс и организовали международную коалицию, которая могла бы предложить России помощь в размере $500 млрд. (По его словам эту цифру он взял у "российского экономиста, которого любят за умеренность взглядов и здравый смысл"). Несмотря на то, что со стороны западных государств было бы мудро инвестировать больше средств в Россию, чтобы предотвратить нестабильность во второй мировой ядерной державе, социологические опросы, проведенные среди населения США, ясно показали, что американцы не согласны с любой суммой, сколько-нибудь близкой к названной. Было ли ошибкой со стороны администрации Клинтона и Конгресса проявлять уважение к мнению избирателей?

Упрямые факты

Несомненно, экономический шок в 90-е гг. был очень сильным, и объем промышленного производства резко сократился. Но достаточно ли этого, чтобы рассуждать о "демодернизации" России? Статистические данные дают более сложную картину. В 1990 г. примерно каждая шестая российская семья имела машину; к 1998 г. - примерно каждая третья. За восемь лет было построено 32 000 км автодорог. Количество домашних телефонов увеличилось на 40%, количество звонков за рубеж - в 12 раз. Доля населения, имеющего доступ к трем или более телевизионным каналам, возросла с 36% до 68%. Уровень детской смертности, подскочивший в начале 90-х, в 1998 г. уже был ниже, чем в первые годы десятилетия.

Такого рода статистика относится к области экономики, а Коуэн дает понять, что не является ни "экономистом", ни "советником", хотя создается впечатление, что он готов предложить достаточное количество советов. Он - историк и чувствует, что в обсуждении положения дел в России отсутствует историческая логика: "Хотя в общественных науках уже не принято так говорить... именно исторический процесс формирует политические, экономические и общественные реалии".

С точки зрения Коуэна, быть историком - значит, делать акцент на последовательном развитии событий - "Россия не может выпрыгнуть из собственной кожи" - и напоминать читателю о российских традициях авторитаризма и отсутствия опыта управления частной собственностью. Но не вполне понятно, что, по его мнению, современные политики должны делать с этими знаниями. В отношении частной собственности он, похоже, хочет сказать, что западные политики должны поддерживать, скорее, создание экономики смешанного типа, чем пропагандировать либерализм американского толка. Будем надеяться, он не имеет в виду, что западные политики должны также выступать больше за сохранение в России традиционных авторитарных институтов, нежели за развитие демократии.

У Коуэна хорошо получается прищучивать журналистов, которые, стремясь быстрее написать статью, путают факты и черпают свои мнения из слухов. Есть некое садистское наслаждение в том, чтобы наблюдать, как он дает в глаз несчастным писакам. (Сперва, правда, он умасливает их, вспоминая, как сам отказался от предложения поехать в Москву в качестве корреспондента). Глупости говорили и писали многие, в том числе ведущие российские реформаторы и их западные советники, и Коуэн неплохо поработал, коллекционируя их.

Но если оставить в стороне разные сомнительные удовольствия и сладость горячей риторики, все это довольно-таки скучно. В книге нет почти никаких описаний того, что Коэун видел в России, почти нет разговоров с людьми. Исключение делается лишь для Горбачева, который удостаивается права быть процитированным. После нескольких выражений типа "каждая политическая фигура, с которой нам довелось встретиться" и "большинство российских специалистов по внешней политике" хочется услышать какое-нибудь конкретное имя, конкретного человека, конкретный эпизод. Нет ни сравнений, ни анекдотов из российской истории, кроме кратких ссылок на "смутные времена". Одни и те же клише повторяются в каждой главе. Читатель морщится, когда ему в девятый раз сообщают о "проклятом" российском вопросе "Кто виноват?". Идеи не получают никакого развития. Почти все ключевые моменты критики в адрес российских реформаторов и их западных сторонников можно найти в перепечатке статьи, датированной мартом 1992 г., т.е. написанной всего через несколько месяцев после прихода реформаторов в правительство. Очевидно, Коуэн считает это доказательством наличия у него провидческих способностей, но возникает вопрос, насколько беспристрастно он следил за последующим развитием событий. В конце концов книга представляет собой довольно депрессивное чтиво, хотя не по тем причинам, которые подразумевал автор. Коуэн - неоспоримо талантливый ученый, написавший лучшую книгу о большевистском лидере и теоретике марксизма Николае Бухарине. Несколько поколений молодых специалистов по России учились по его работам о брежневском и раннем горбачевском периоде. В отличие от многих других ученых он умел разглядеть изменения, происходящие в глубине, уловить скрытые вибрации советского общества позднего периода. Он совершенно искренен в своем интересе к России и россиянам. Есть масса способов, с помощью которых он мог бы выразить свой впечатляющий талант и показать эволюцию России последних десяти лет. Однако он не воспользовался ими в этой книге.

Фаустовская сделка

Называть Фрилэнд наивной оптимисткой было бы слегка несправделиво - она слишком умна для такой характеристики. Но она поехала в Россию с большими надеждами, и ее повествование явно окрашено чувством разочарования. "Распродажа века" сильно отличается от книги Коуэна. Ее автор возглавляла московское бюро "Financial Times" с 1995 по 1998 гг., а до того работала корреспондентом в Киеве. Книга написана хорошим, живым языком. Впечатляет энергия, с которой автор искал знакомств среди ведущих московских экономистов, политиков и бизнесменов конца века. В книге есть удивительные портреты основных "олигархов" и несколько потрясающих картинок из жизни простых россиян. Невозможно забыть ее замечание, что больше всего в "олигархах" ее впечатлили не "Ролексы", и не шубы их жен за $100 000, а то, что эти люди "искали аварийный выход"; на заднем плане постоянно таилась угроза наказания со стороны правительства или даже смерти от рук конкурентов. Живые и красочные описания в целом превосходны, среди них попадаются истории, о которых не знают даже те, кто внимательно читал все, что писалось о России.

С другой стороны, стоило бы более четко указать источники информации. Некоторые из анекдотов, похоже, взяты прямо из злобных мемуаров разжалованного ельцинского телохранителя Александра Коржакова, книгу которого сама Фрилэнд назвала "лживой". Можно предположить, что у нее был еще один, более надежный источник, но об этом ничего не говорится. Время от времени встречаются и ошибки. Коуэн с особенным презрением набрасывается на тех, кто путает Верховный Совет СССР с Верховным Советом России, и Фрилэнд делает ему одолжение на стр. 57. Но это - лишь мелкие придирки.

Книга менее удачна и в анализе ситуации. Снова возникает ощущение, что автор хочет свести произошедшие в России события к простой нравоучительной истории. В этой версии роль злодеев исполняют иные лица. Фрилэнд считает, что в российских несчастьях виноваты не гарвардские шарлатаны, а олигархи. Она говорит, что ее книга рассказывает о капиталистической революции в России и о том, как эта революция была предана... В определенный, решающий момент Кремль сознательно и по собственной воле сделал катастрофический шаг в сторону... Произошло это, когда правительство пошло на сделку с группой успевших выдвинуться предпринимателей-капиталистов, которых впоследствии стали называть "олигархами". Договор... оказался фаустовской сделкой, стал причиной возникновения коррупции, неравенства и всего остального, что произошло впоследствии. Некоторым образом он был первородным грехом российского капитализма. В результате российская рыночная экономика непоправимо деформирована, а правительство вне всяких сомнений коррумпировано.

Речь идет о сделке "кредиты-за-акции", о залоговых аукционах, состоявшихся в конце 1995 г. Ельцинская администрация совершила то, что можно назвать лишь грязной махинацией, передав акции крупнейших государственных корпораций в доверительное управление избранным бизнесменам в обмен на кредиты федеральному бюджету на общую сумму примерно в $1 млрд. Затем бизнесменам разрешили продать эти акции самим себе по низким ценам. Аукционы были организованы так, чтобы свести конкуренцию к минимуму. Как отмечает Фрилэнд, у Анатолия Чубайса и его соратников были вполне обоснованные причины для того, чтобы пойти на это, самая главная из которых - ощутимая потребность в помощи со стороны олигархов в сдерживании инфляции и победе над коммунистами на президентских выборах 1996 г. Но эти аукционы оказались сомнительными с моральной точки зрения и имели катастрофические последствия для репутации страны.

Сущность этой сделки очевидна, но заявление о том, что именно эти аукционы являются причиной мучений России - они якобы привели к созданию "чудовища Франкенштейна", которое "деформировало" экономику и "привело к обнищанию" населения - плохо вяжется с фактами. Фрилэнд не прикладывает особенных усилий для обоснования свей позиции. Возможно, потому, что ее точку зрения разделяют многие. Однако само ее повествование, напротив, во многом опровергает ее собственный тезис.

Во-первых, Фрилэнд меняет местами причины и следствия. Как она сама убедительно демонстрирует, не залоговые аукционы создали олигархов, а олигархи организовали залоговые аукционы. Они сами разработали эту схему, лоббировали ее в правительстве, даже написали несколько указов. Чудовище Франкенштейна уже существовало. Главный олигарх Борис Березовский скопил свои богатства задолго до этого на продаже автомобилей "АвтоВАЗа". Михаил Ходорковский спекулировал на высокой инфляции, и "управлял" государственными бюджетными фондами. В 1995 г. вопрос состоял в том, вложат ли они часть своих денег в Россию или оставят все в швейцарских банках. Мало того, далеко не все так называемые олигархи вообще участвовали в залоговых аукционах. Некоторые, например, Михаил Фридман и Владимир Гусинский, не были к ним допущены. Даже Березовскому удалось влезть лишь в самый последний момент. Подлинными же гигантами делового мира были не эти новички, а крупнейшие "красные директора", такие как Рэм Вяхирев из "Газпрома" и Вагит Алекперов из "Лукойла". Если быть совсем точным, то первый олигарх появился в мае 1992 г., когда Черномырдин перешел из "Газпрома" в правительство. Но даже это, скорее всего, далеко не начало истории.

Для того чтобы в экономике, богатой природными ресурсами и получившей в наследство гигантские, монопольные компании, появились "олигархи", не нужны никакие сложные предательские маневры со стороны новых реформаторов в правительстве. Вопрос состоит лишь в том, будут ли российские бизнес-бароны приходить исключительно из царства коммунистической автократии или же в их числе окажутся такие "выскочки", как бывшие математики-евреи или театральные режиссеры. С 1991 г. правительственным реформаторам приходилось торговаться, они пытались перехитрить бизнесменов и региональных лидеров, с которыми магнаты часто действовали заодно. К середине 90-х изменилось лишь одно - персональный состав лидеров бизнеса. Когда-то такие "свои люди", как Черномырдин, могли позволить себе "ногой открывать дверь в Кремль". А к концу 90-х уже Березовский торговался с помощниками президента в душевой их спортивного клуба, а медиа-магнат Гусинский орал на чиновников по своему сотовому.

Так как же все-таки эти аукционы "деформировали" экономику и "привели к обнищанию" страны? Олигархи совсем не обязательно были более коррумпированы и алчны, чем "красные директора", места которых они порой занимали. Фрилэнд сама рассказывает о руководителях предприятий старой школы, которые были не менее искусны в выведении миллионов долларов из своих компаний. Стали ли проданные таким образом предприятия менее эффективными? Некоторые, наверняка, стали, но не все. Например, производительность "Норильского никеля" за два года, последовавшие за позорными аукционами, повысилась на четыре процента, в то время как производительность цветной металлургии в целом снизилась на четыре процента. К январю 1998 г. новое руководство полностью избавилось от задолженностей по зарплатам рабочим.

Деньги ни за что?

То, что олигархи недоплатили правительству и отобрали у него жизненно необходимые средства - бесспорно и непростительно. Но точно оценить недостачу довольно-таки трудно. Через два года после этих аукционов западные компании заплатили за акции одной выставленной на продажу нефтяной компании в десять раз больше. Но в тот момент, когда олигархи вкладывали свои деньги, игра была чрезвычайно рискованной. Очевидным фаворитом предстоявших на следующий год президентских выборов был Геннадий Зюганов, который запросто бы мог отменить эту сделку без каких-либо компенсаций. Один из олигархов пытался попросить западную компанию помочь в участии в аукционе, на который была выставлено одно крупное нефтяное предприятие, но услышал грубый отказ. "Они посмотрели на нас так, будто бы мы сумасшедшие", - жаловался он. Даже через несколько лет после этого правительство не смогло привлечь ни одного крупного покупателя для нефтяного гиганта "Роснефть". В ноябре 1997 г., когда ОНЭКСИМбанк попытался продать свой пакет акций одной из компаний, приобретенных на залоговых аукционах - Северо-западного речного пароходства - не нашлось желающих купить ее даже по стартовой цене, которая была на $1 млн ниже займа, предоставленного ОНЭКСИМбанком правительству. И даже если пользоваться невероятно завышенными оценками стоимости переданных акций - до $30 млрд - эту операцию едва ли можно назвать "распродажей века". Точнее было сравнить ее со средней руки поглощением на NASDAQ.

Для обоснования утверждения, что залоговые аукционы и появление олигархов разрушили и деформировали российскую экономику, Фрилэнд приходится рисовать поздние 90-е в более мрачных тонах, чем их начало. Это вполне соответствует эволюции западного общественного мнения о России, но не вполне увязывается со статистическими данными. Расцвет олигархов на самом деле совпал со стабилизацией экономики и даже некоторым улучшением ситуации. Средняя ежемесячная инфляция за трехлетний период, предшествовавший залоговым аукционам, составляла 12,7%; в течение последующих трех лет (учитывая и 1998 г., когда произошел финансовый кризис) она составила 2,7% в месяц. Объем прямых иностранных инвестиций в 1996-98 гг. оказался почти в три раза выше, чем за предыдущие три года ($10,9 млрд и $3,8 млрд соответственно). Реальный объем ВВП в 1993-95 гг. сокращался в среднем на 8,5% в год, а в 1996-98 - лишь на 2,4%. Количество бедных сократилось с 26,7% до 22,3%. Данные о разнице доходов населения, как известно, крайне неточны, но, по всей видимости, этот разрыв сокращался, начиная с 1994 г. Говоря о том, что в стране произошел социальный кризис, Фрилэнд (как и Коуэн) отмечает, что средняя продолжительность жизни мужчины к 1994 г. снизилась до 58 лет, но она забывает добавить, что после 1994 г. этот параметр начал расти, и к 1998 г. достиг 61 г. Состояние российской экономики по-прежнему достаточно сложное, но она рухнула еще до того, как состоялись залоговые аукционы, и пресса миропомазала олигархов.

Несмотря на все это, Фрилэнд увлеченно развивает идею о "фаустовской сделке". В книге есть отличная сцена обеда в безвкусном ресторане, обставленном под царские покои, в ходе которого она пилит главу НТВ Гусинского Игоря Малашенко за то, что его компания открыто поддерживала Ельцина во время президентской кампании 1996 г. Со "вздохом пресытившегося человека" Малашенко пытается объяснить стоявшую перед ним дилемму и случайно произносит фразу, которую Фрилэнд воспринимает более буквально, чем он имел в виду.

- Я думаю и думал тогда, что приход Зюганова будет катастрофой. Я должен был, скажем так, продать душу дьяволу.

- Вы, правда, думаете, что сделали именно это? - спросила я, изумленная его откровенностью.

- Конечно, нет, - немного пренебрежительно ответил Малашенко. - Но с точки зрения средних западных представлений, возможно, я сделал именно это.

- Вы имеет в виду мои представления?

- Да, ваши. Вы совершенно правы. У меня есть собственная система координат, это именно так. - С этими словами Малашенко вместе со своими телохранителями выбежал из ресторана.

Несмотря на беспричинную грубость Малашенко, у него, пожалуй, были основания для раздражения. Откровенное злоупотребление средствами государственого телевидения в 1996 г. - и в еще большей степени в 1999 и 2000 гг. - действительно поражает. Но в западной критике в адрес российских перегибов - за которые все равно как правило приходилось впоследствии расплачиваться, если только общественность и без того не поддерживала кандитата, раскручиваемого в СМИ - есть некоторая доля лицемерия. Станет ли кто-нибудь сомневаться в том, что если бы кандидат от коммунистической партии США лидировал в опросах перед президентскими выборами, АВС, NBC и CBS принялись бы нарушать правила в своих критических репортажах? На самом ли деле американцы настолько праведнее россиян, или, может быть, американские элиты просто находятся в большей безопасности?

Что касается свободы прессы, то телеканал, критикующий войну, которую федеральное правительство ведет в Чечне, существует сегодня исключительно потому, что Гусинский был готов потерять больше $20 млн в тот год, когда станция начала свою работу. Несмотря на все свои грехи, именно российские олигархи вложили деньги в газеты и телеканалы, которые сейчас конкурируют с государственными СМИ. Порой они действуют грубо, порой - грамотно. Фрилэнд рассказывает, как из-за критической статьи одного журналиста, напечатанной в газете Гусинского "Сегодня", магнат упустил сделку ценой в $100 млн. Теперь босс зовет его "журналист на $100 млн.".

В 90-х годах был такой момент - март 1996 г. - когда демократия действительно находилась в опасности. Рейтинг Ельцина был крайне мал, некоторые из его жестко настроенных сторонников, например, Александр Коржаков, умоляли его отменить приближающиеся президентские выборы. По словам Фрилэнд, Ельцин уже приказал своим помощникам подготовить соответствующие юридические документы. Если бы этот план был приведен в действие, это явилось бы концом - по меньшей мере, временным - российской демократии. Если бы он провалился, началась бы гражданская война. Но, как сообщает Фрилэнд, нашлись три человека, которые уговорили Ельцина порвать этот указ и попытать свои шансы на выборах. Кто же эти спасители российской демократии? Чубайс, Черномырдин и жесткий министр внутренних дел Анатолий Куликов. Странно, но демократия - при всех своих недостатках - до сих пор существует почему-то именно благодаря одним из самых критикуемым политическим игрокам новейшей российской истории.

Дон Корлеоне

Пол Хлебников, репортер журнала Forbes, зашел еще дальше в своих попытках свести историю к поискам злодея. Обращаясь к тяжелым годам середины 90-х, Хлебников тоже склоняется к вопросу "Кто виноват?".

"Мне хотелось узнать, кто на самом деле правит Россией. Кто довел страну до такого состояния? Кто стоит наверху пирамиды? Кто этот крестный отец крестных отцов?

Осенью 1996 г. я нашел этого человека. Это - Борис Березовский".

Если очень долго искать черную кошку в темной комнате, она, несомненно, обнаружится. Будучи убежденным в том, что причиной крайне низких экономических показателей России должен быть некий зловредный "крестный отец крестных отцов", любой смекалистый журналист сможет найти подходящий персонаж. Березовский - это человек, с которым автор этой рецензии не хотел бы слишком долго просидеть в застрявшем лифте, а после чтения книги Хлебникова большинство читателей наверняка придут к тому же мнению. Но даже у такого любителя саморекламы, как Березовский, не хватило бы мании величия для того, чтобы заявить - я в одиночку развалил российскую экономику.

Трудно понять, какую пользу можно извлечь из книги Хлебникова, поскольку очевидно, что представленные в ней факты были заведомо подобраны для того, чтобы вписываться в заранее определенную картину. Он верит рассказам людей, у которых есть очевидные причины, чтобы врать: например, он щедро цитирует разжалованного телохранителя Коржакова и его бывший подчиненных. В политико-экономическом анализе, который делает Хлебников, раздражение превалирует над разумом. Начинает он с просто-таки фантастических заявлений. Например, он критикует правительство Гайдара 1992 года за то, что оно не выпустило правительственные облигации, обеспеченные золото-валютными резервами. К концу книги он опускается до инсинуаций этнического характера:

"Причина катастрофы состоит в том, что россияне склонны играть двойную игру и проводить заведомо нечестную политику. Вместо того, чтобы последовательно следовать четко определенными принципам, российская ментальность заставляет их говорить одно, а делать другое".

Есть ряд фактов о России 90-х, с которыми наблюдатели не могут не согласиться. Резко сократились объемы промышленного производства. Но в этом нет ничего уникального: они сократились и в остальных советских республиках. В некоторых из этих бывших республик пытались прибегнуть к "шоковой терапии", где-то проводились постепенные реформы, другие вообще ничего не делали; в одни страны приехало множество западных советников, они получили огромные деньги от МВФ, другие ничего не получили. К 1998 году общее снижение реального ВВП в России было выше, чем в семи республиках и ниже, чем в семи других. В России, как и в других странах бывшего СССР, резко сократились реальные доходы населения. Многие предприятия очень плохо управляются. Государство чрезвычайно коррумпировано, и это является серьезным препятствием на пути экономического и политического развития - точно так же, как это было в 1991 г.

Что касается коррупции, то печальная истина состоит в том, что никто не знает, как создать честную и эффективную государственную машину в стране, где уже существует нечестное, коррумпированное государство. Этого не знает Коуэн, этого не знает Фрилэнд, этого не знает Хлебников, этого не знают ни The Economist, ни МВФ, ни автор данной рецензии. История свидетельствует о том, что порой происходят удивительные превращения; в девятнадцатом веке Британия сменила подконтрольные выборы и продажную политику на партийную дисциплину и гораздо более чистое правительство. Есть много доказательств того, что как правило в этом вопросе помогают демократия, открытость экономики и, самое главное, ее рост, но эффект часто бывает очень медленным. Уволить нескольких чиновников из коррумпированной системы - это примерно так же эффективно, как убить нескольких комаров на болоте. Предпринимаемые Путиным попытки централизовать власть в таком большом государстве скорее всего приведут к замене политической коррупции на административную. Наверно, России будут полезны некоторые изменения в налоговой системе, но Запад должен прекратить притворяться, что существует некое простое решение, которое непременно бы сработало, не будь российские лидеры столь ленивы, идеологизированы и коррумпированы.

В литературных работах о России в последние годы наблюдается некий странный поворот. Некоторая взвешенность и перспектива сделали бы их намного более доступными для читателя. Наверно, все, кто пишет об этой стране, могли бы договориться о том, чтобы перестать пользоваться некоторыми из наиболее известных штампов, прекратить ссылаться на гоголевскую крылатую "тройку", "проклятые вопросы" и сравнивать Россию с Клондайком. Всем авторам - в том числе и рецензенту - стоило бы повнимательнее изучить предположения, на которых они основываются, даже в том случае, если с ними согласны очень многие. Что касается России 90-х, то, видимо, пройдет много лет, прежде чем картина станет разборчивой. Как сказал бы Коуэн - это вопрос для историков.