Иностранная пресса о России и не только

На кладбище на окраине миллионного Днепропетровска стоят десятки деревянных крестов с пластиковыми венками и табличками с номерами вроде "8886 - неизвестный защитник Украины" вместо имен. "В таких могилах покоятся останки неидентифицированных жертв гражданской войны. Это могилы неизвестных солдат конфликта XXI века. И это притом, что в мире уже давно есть тесты ДНК", - пишет обозреватель швейцарской газеты Tagesanzeiger Лука де Карли.

Возможно, рассказывает журналист, здесь лежит и 21-летний Олег Алексаныч. Последние достоверные признаки того, что ее сын еще был в живых, его мать Ася получила 28 августа 2014 года. В это время, как напоминает газета, как раз шли бои за Иловайск, завершившиеся крупнейшим поражением украинской армии и сотнями погибших. Весь этот год Алексаныч живет словно в аду: ее "добивает" неопределенность - мертв Олег или все-таки попал в плен? Исключать ни один из этих вариантов нельзя, так как подтверждения есть у обоих. Так, к примеру, в начале этого года украинские власти провели тест ДНК и установили совпадение ДНК останков ее якобы погибшего сына с ДНК отца. Однако сравнение с материнской ДНК не дало такого же результата, а в проведении дополнительных исследований Алексаныч отказали, сославшись на дороговизну. В итоге женщине показали останки - обезображенное огнем тело без головы. Но женщина отказалась признать в нем собственного сына и указывает на то, что многое, в том числе размеры ног и телосложение, не совпадают. Спустя некоторое время, как говорится далее, Алексаныч стали звонить неизвестные, утверждавшие, что якобы видели Олега в плену. Места его пребывания разнились, но целью звонивших всегда были деньги. А в конце 2014 года кто-то даже попытался выдать себя за Олега. Тогда звонили отцу, звонок длился всего несколько секунд, но по ту сторону было слишком шумно, и чета Алексаныч не уверена, что это был именно их сын.

Сотням украинских семей пришлось пережить то же, что и Алексаныч, утверждает автор статьи. Статистику ведет украинский депутат Ольга Богомолец, получившая национальную известность благодаря спасению тяжелораненых во время кровавых протестов на Майдане. Именно благодаря ее инициативе на Украине появился единый реестр, в котором содержатся пробы ДНК погибших и их родственников. К началу сентября, по официальным данным, заявки о пропаже своих родных подали более шести тысяч человек. Но на данном этапе пробы ДНК сдали только 1300.

Тем, кому приходится иметь дело с украинскими властями и решать вопросы идентификации погибших военнослужащих, официальные власти рассказывают об эффективности государственной системы: мол, самих погибших привозят в Днепропетровск, а исследования ДНК проводятся в Запорожье. Там же тела захоранивают, пока их не найдут родственники, которые уже сами будут принимать решение относительно того, забирать погибших на родину или нет. "На счету каждый погибший, мы ведь, в конечном счете, живем в XXI веке", - утверждает профильная чиновница в администрации Днепропетровска. Но в реальности родственники рисуют совершенно иную картину. К примеру, сын Надежды Харченко Максим погиб 28 августа 2014 года в возрасте 36 лет, оставив жену и двоих детей. Снайпер Максим Харченко был профессиональным военным, участвовавшим в зарубежной миссии в Ираке. В Иловайске Харченко прикрывал эвакуацию раненых. Приказом президента Порошенко он был посмертно награжден орденом. Но до этого Надежде Харченко пришлось испытать на себе все безразличие постсоветского административного аппарата: на протяжении нескольких недель армейское руководство уверяло мать, что ее сын жив.

Между тем идентификация погибших солдат - отнюдь не единственная проблема, отмечает автор. Куда более сложной задачей является эвакуация тел из зоны конфликта. И депутат Ольга Богомолец, являющаяся приближенным президента, полностью поддерживает эти упреки. По ее словам, украинское правительство делает в этом вопросе слишком мало, перекладывает эту работу на плечи добровольцев и даже не компенсирует им расходы. Более того, тот факт, что большая часть погибших лежит на территории сепаратистов, делает ситуацию еще более деликатной, поскольку последние не пускают туда представителей украинского государства. В результате примерно год назад украинское правительство обратилось к частным организациям с просьбой заняться поиском погибших. Самая известная из них - "Черный Тюльпан" во главе с киевским бизнесменом Ярославом Жилкиным, занимающаяся перезахоронением останков участников войн. "Черный тюльпан" официально работает с украинским государством и передает ему останки, но какой-либо финансовой поддержки не получает и существует исключительно на пожертвования и личные средства Жилкина. За нынешний год, к примеру, организация нашла 600 погибших, среди которых были сепаратисты и иностранные наемники, в том числе - россияне, чехи и поляки. Сепаратисты терпят присутствие добровольцев, но от мин или внезапных боев последние не застрахованы.

"Черному тюльпану", кстати, удалось вернуть Надежде Харченко тело погибшего сына, правда, без головы. "Благодаря им я смогла попрощаться с ним и теперь в любой момент могу навестить его могилу", - говорит женщина. Однако в организации, как добавляет Tagesanzeiger, признают, что со временем работать становится все сложнее. Самые очевидные для поиска места - остатки боевой техники, бункеры и окопы - разбирают, и остаются солдаты, погибшие где-то в полях. Возможно, их хоронят местные жители, либо трупы погибших съедают животные. Уже через несколько месяцев, утверждают добровольцы, отыскать их следы будет практически невозможно.