Иностранная пресса о России и не только

"Я совершил ошибку", - признается профессор Александер Кейнан, первый директор Израильского института биологических исследований в Нес-Ционе, спустя 50 лет после события, которое изменило историю.

Ошибка, которую он имеет в виду, - это решение взять на работу профессора Маркуса Авраама Клингберга. В телефонном интервью на прошлой неделе Кейнан впервые сделал публичное заявление о деле Клингберга.

Интервью совпало с выходом в свет автобиографии Клингберга под названием "Маркус Клингберг: Последний шпион" в издательстве "Маарив букс". В своих мемуарах Клингберг рассказывает о том, как в 1983 году на закрытом судебном процессе его приговорили к 20 годам тюремного заключения за то, что он был советским шпионом в Израиле. Клингберг доселе считается самым ценным агентом СССР в Израиле, а также израильтянином, который совершил самую пагубную государственную измену.

86-летний Кейнан продолжает активно заниматься наукой и исследованиями. Он работает в лаборатории морской биологии в Вудс-Хоуле, штат Массачусетс, но в данный момент находится в отпуске. В 1952 году он возглавил Израильский институт биологических исследований сразу после его учреждения.

Институт начал свое существование как исследовательский центр ЦАХАЛа, но позднее был передан в непосредственное подчинение администрации премьер-министра Израиля. Года через четыре после создания этого центра Кейнан был вынужден взять на работу Клингберга.

В то время Клингберг был подполковником медицинской службы ЦАХАЛа и возглавлял Институт военной медицины. По словам Кейнана, нанять Клингберга его практически заставил доктор Натан Голдблум. Позднее Голдблум был удостоен Премии Израиля за свой вклад в биологические науки.

"В то время мы занимались особым проектом по поиску вакцины от полиомиелита по непосредственной просьбе премьер-министра Давида Бен-Гуриона, - рассказывает Кейнан. - Прививка Джонаса Солка еще не была разработана, и наши ученые почерпнули много знаний за границей, что позволило нам начать наши собственные исследования по поиску вакцины. На роль руководителя проекта лучше всего подходил Натан Голдблум. Но Голдблум, тогда офицер медицинской службы, поставил условие, чтобы мы взяли на работу и его друга Клингберга.

Голдблум сказал мне: "Я ученый, я исследователь, но организатор и администратор из меня никудышный. Мне нужно, чтобы рядом был Маркус". Они были близкими друзьями, и я поневоле сдался. Клингберг пришел к нам работать скорее в качестве администратора, чем ученого. Затем он остался в институте и участвовал в работе".

"А вы не подозревали, что он шпион?"

Кейнан: "Нет, отнюдь, он действительно совершенно не интересовался тем, чем занимался институт".

"Как вы это можете объяснить?"

"Возможно, он хотел скрыть факт своей работы на русских и опасался навлечь на себя наши подозрения. Или искренне не интересовался этим. Послушайте-ка, Клингберг не был великим, увлеченным своей работой ученым".

"Так говорят и другие ученые из этого института, работавшие с Клингбергом. Люди это теперь понимают, задним числом?"

"Лучшее доказательство моего мнения о нем - его собственные научные публикации и статьи. У Клингберга почти нет собственных статей. Он всегда пристраивался к чужим исследованиям".

В своей книге Клингберг не упоминает о том, как его взяли на работу в Израильский институт биологических исследований в Нес-Ционе. Этому эпизоду посвящены лишь несколько лаконичных фраз. "Три человека побеседовали со мной и уговорили меня принять назначение", - пишет он, не упоминая имени Голдблума.

Через два года после того, как Клингберг пришел работать в институт, Голдблум ушел из Нес-Ционы и устроился в лабораторию больницы Ал-Даяни в Яффе, где продолжал поиски вакцины от полиомиелита. Позднее он перешел на работу в Еврейский университет в Иерусалиме.

Голдблум родился в Польше, получил образование во Франции, а в 1938 году эмигрировал в Израиль. Вначале он помогал профессору Гидеону Меру, работавшему в Рош-Пине, бороться с малярией. Во время войны за независимость Голдблум пошел служить в медицинскую службу ЦАХАЛа, где и познакомился с Клингбергом. Они разговаривали между собой по-польски и быстро подружились. Арест Клингберга в 1983 году стал для Голдблума шоком. Голдблум порвал с другом, но тот продолжал слать ему из тюрьмы теплые письма. Наконец, Голдблум смягчился и один раз навестил Клингберга в заключении.

Что нового открывает нам Клингберг в своей книге? Он сообщает, что сделался советским шпионом в 1950 году, а не в 1957-м, как признавался на допросах в службе безопасности Шин-Бет. Он сообщает, что его завербовали, когда он выздоравливал от несчастного случая в кибуце Гиват-Бреннер. Другой пациент, имени которого Клингберг, по его собственным словам, не помнит, предложил познакомить Клингберга с "друзьями" в советском посольстве. Клингберг утверждает, что его жена Ванда активно участвовала в его работе и даже тайно вынесла из Института биологических исследований культуру опасных бактерий, которая была вручена советскому связному. Шин-Бет подозревала Ванду и арестовала ее вместе с мужем. Однако, в отличие от супруга, Ванда на допросах не раскололась.

Клингберг также сообщает, что завербовал для советской разведки еще двух шпионов - инженера и ученого. После того, как родственники одного из этих людей пригрозили судебным иском, издательство вычеркнуло из текста их подлинные имена, хотя адвокат Клингберга заявлял, что его клиент сможет выиграть дело. В издательстве нам сообщили, что имена вымараны, чтобы соблюсти право на частную жизнь и не портить репутацию родственников.

В книге Клингберг называет инженера "Менаше Гелбер" и описывает его как "пожилого инженера, который, как мне показалось, был социалистом и без утайки выказывал свою верность Советскому Союзу". Однако, добавляет Клингберг, инженер оказался бесполезен как агент и вряд ли что-то делал для советской разведки. Говоря о втором завербованном, Клингберг сообщает: "Хаим Шац был ученым, я познакомился с ним по работе. С годами он стал близким другом для нас с Вандой. Шац никогда не скрывал своего восхищения советской властью, хотя его восторги ничуть не основывались на пламенной идеологии".

Люди, давно вращающиеся в научных кругах Израиля, отлично знают, кого подразумевает Клингберг под "Шацем", - и не верят ему. "Я не верю Клингбергу, - говорит Кейнан. - Я не сомневаюсь в патриотизме этого "Шаца" и его искренней преданности нашей нации".

Маркус Клингберг отказался дать интервью для этого материала