Они сдались. Десятилетняя Трихна из Бангладеш, двенадцатилетняя Дженифер из Македонии, тринадцатилетняя Кармен из Азербайджана. Их около 150, детей в возрасте от 4 до 17 лет. Все они из семей беженцев. В основном, это девочки, половина - из стран, прежде входивших в состав Югославии и Советского Союза, остальные - из таких государств, как Иран, Сирия, Турция и Алжир.
Они лежат здесь, в Швеции, в состоянии апатии на больничной койке, некоторые уже несколько месяцев назад прекратили есть и говорить, полностью уйдя в себя. Шестнадцать из них обследовались или будут обследоваться в детской психиатрической клинике Стокгольма, остальные - в детских больницах и клиниках по всей стране. Персонал их принудительно кормит, меняет им памперсы, регулярно поворачивает их, чтобы избежать появления пролежней.
У их состояния нет названия. Его называют то "феноменом", то болезнью, иногда "отсутствием контактности" или "апатией беженцев". Врачи в большинстве случаев беспомощны, прежде всего тогда, когда это касается случаев, при которых подобное состояние сохраняется на протяжении более 40 недель.
До сих пор, по данным детской шведской гуманитарной организации Rädda Barnen, такое заболевание нигде и никогда не встречалось, в научной литературе оно не описано. Кроме того, похоже, оно почти что неизвестно вне Швеции. Больных детей, скорее всего, можно сравнить с жертвами войн и травматических переживаний, которые затем бессмысленно носились по округе, словно зомби. "Однако в отличие от детей здесь, в Швеции, такие дети просто не ложатся. Потому что они знают, что тогда они умрут", - говорит Гун Годани, психолог из Rädda Barnen.
Годани наблюдала этих апатичных детей беженцев и недавно на семинаре рассказала о некоторых из них. Тринадцатилетняя девочка из Чечни, которая лежит уже шесть месяцев в одной и той же позе на кровати - ее искусственно кормят, глаза у нее закрыты, на прикосновения она не реагирует. Если ее пытаются поставить на ноги, "она падает, как увядший цветок". В настоящее время ведомство по делам иностранцев ждет, когда ее вместе с семьей можно будет выдворить из страны.
Недавно такую же девочку в состоянии апатии выслали в Боснию. Теперь она живет в Баня-Луке. "Эти дети сдались. Они не знают, что с ними происходит. Их родители - нередко инвалиды, которые больше не имеют возможности заботиться о своих детях".
Гун Годани горько замечает: "Наши методы не помогают, мы не знаем, что нам делать. Эти дети нуждаются помощи, когда приезжают сюда. Но лечат их только тогда, когда их отправляют на освидетельствование".
Состояние этих детей, очевидно, прямо связано с процессом поиска убежища для семьи или причинами, подтолкнувшими их родственников к этому шагу. Родители двенадцатилетней Дженифер прибыли в Швецию на Рождество в 2001 году, они цыгане из Македонии. Дженифер с самого начала определяли в детские и подростковые психиатрические отделения различных больниц, однако серьезно ее стали обследовать, когда семье было отказано в праве на убежище и Дженифер вместе с родителями должны были выслать из страны. Вместо самолета, следующего в Македонию, она была помещена в Стокгольмскую детскую больницу им. Астрид Линдгрен. Теперь ее четырежды в день кормят через зонд.
Как долго это может продолжаться? Пока ребенок не умрет? "Возможно, - говорит Геран Борегард, главный врач подростковой психиатрической клиники Стокгольма. Уже три года он наблюдает это заболевание, но общество заговорило о нем всего несколько недель назад. Не в последнюю очередь потому, что ежедневная стокгольмская газета Svenska Dagbladet подхватила тему состояния апатии у детей беженцев и об этом стало известно всей стране.
Тем временем Бодегард опубликовал первую научную статью о том, что он называет "частичной потерей функций". В своем исследовании он описывает пятерых детей, все они младше десяти лет. Все попали в Швецию из бывших советских республик: девочка, которая становилась все более и более пассивной, пока не слегла, безмолвная и неконтактная; мальчик, которого с трудом удержали от прыжка с моста, после чего он прекратил есть и пить и стал совершенно неконтактным.
У двух из пяти детей были убиты родственники, у большинства из них матери были изнасилованы в их присутствии, или они сами подверглись угрозе изнасилования. Трое из них предпринимали попытки самоубийства. Когда они приехали в Швецию, у них развились депрессия и агрессия, возникли нарушения аппетита - явления, на смену которым пришла пассивность. К врачам они попали, скорее, случайно. Потому что обслуживающий персонал или родители рано или поздно понимали, что за соответствующими симптомами кроется не соматическое заболевание, а безнадежность.
"Самое страшное, что симптомы имеют психическую природу, но ключ к выздоровлению этих детей совсем в другом, - говорит психолог Андреас Тунстрем. - Семьи хотят безопасности, они хотят убежища. Того же хотят дети". Это не означает, что дети симулируют. "Ребенок не может месяцами находиться в состоянии апатии и вести себя так, будто он умирает, - отвергает это напрашивающееся возражение Бодегард. - Кто это утверждает, не видел этих детей".
Против этого тезиса говорит и то обстоятельство, что до сих пор у детей, которые прибыли в Швецию самостоятельно и искали здесь убежище, такие симптомы никогда не наблюдались. Всегда только у тех, у кого рядом семья. Причем, по опыту Бодегарда, решающую роль, очевидно, играют матери и их состояние.
Если семья получает убежище, дети в большинстве случаев возвращаются к нормальной жизни. Они снова начинают говорить, есть, играть. Часто через несколько недель. Однако положительное решение их проблемы некоторым не помогает, потому что часто бывает и так, что они заболевают до того, как возникают сложности с получением убежища.
Однако в большинстве случаев процесс выздоровления находится в непосредственной связи с тем, как дети воспринимают ситуацию, в которой находятся их матери. То есть решающим фактором является неспособность подавленной матери поддерживать у ребенка состояние жизнерадостности. "Очевидно в этой ситуации фрустрации мать оказывается ребенку ближе всех, - предполагает Бодегард. - Почему, об этом можно только гадать".
"Мы не можем сделать детей здоровыми, предоставив их семье вид на жительство, - возражает Ригмор Лангстрем из Migrationsverket, ведомства по делам иностранцев. - Даже если последствием такого заболевания часто становится предоставление семье убежища, оно не может быть для нас исходным пунктом".
В Migrationsverket сделали первые выводы и обучили несколько сотрудниц, как вести опросы детей, здесь хотят быть внимательнее к семьям, дети которых подвержены опасности заболевания. Лангстрем не упрекает детей в том, что они симулируют. "Дети не могут симулировать такие симптомы, - говорит Гун Годани, исходя из своего опыта. - Они действительно больны".
Годани тоже видит причину заболеваний в описанной Бодегардом жизненной ситуации у детей: в травматических переживаниях на родине, в том, с чем они столкнулись в поисках убежища. Разочарованные, подавленные и беспомощные родители, которые больше не могут выполнять свои обязанности, не могут дать детям надежду на лучшее или вообще какое-нибудь будущее. На это еще наслаивается долгое ожидание решения о предоставлении убежища.
Данный процесс в Швеции не более и не менее гуманен, чем в других странах Западной Европы, он вполне сравним с немецким. Почему тогда состояние апатии у детей беженцев наблюдается преимущественно в Швеции, это вопрос, на который до сих пор нет ответа.
Шведский профессор психиатрии Стен Левандер вместе с детским психиатром Хансом Адлером общался с коллегами из многих других стран и выяснил, что там такой феномен частичной потери функций у детей совершенно неизвестен. Поэтому Левандер считает, что в заболевании виноваты особые шведские причины. Среди них: "Мы порождаем психические заболевания, которые не можем вылечить".
Однако детский психиатр Бодегард с этим не согласен. Он предполагает, что таких детей тысячи по всей Европе: "Возможно, это хорошо, что в других странах подобные случае не так часты". Его мнение разделяет психолог Андреас Тунстрем: "Возможно, проблема стала очевидной именно теперь, поскольку о ней заговорили и дали ей название". Ведь в Швеции, в отличие от большинства других стран, психиатрическая помощь оказывается беженцам и детям иностранцев, проживающих в стране нелегально.