Со вчерашним уходом Вацлава Гавела с поста президента Чехии закрывается целая эпоха в истории Центральной Европы. Глава государства, который после двух президентских мандатов не мог выдвинуть свою кандидатуру на третий срок, был последним диссидентом, находившимся у власти в этом регионе. Благодаря этому человеку, окруженному ореолом борца с коммунизмом и проповедовавшему мораль в политике, голос этой "другой Европы" был слышен далеко за пределами Чехии. Лишившись этого ореола, маленькая республика рискует снова впасть в безвестность: Центральная Европа теряет моральный авторитет.
Президент-драматург, возглавивший бывшую Чехословакию в декабре 1989 года, в разгар "бархатной революции", может гордиться тем, что ему удалось реализовать грандиозную цель: привести страну в западный лагерь. В 1999 году Чешская Республика, наряду с Польшей и Венгрией, вступает в НАТО. Но лишь в декабре 2002 года для нее откроется дверь Европейского Союза. Были на этом пути и поражения: так, Гавел, убежденный федералист, не смог помешать распаду Чехословакии в январе 1993 года. К своему великому сожалению, он оставляет после себя политическую сцену, терзаемую внутренним соперничеством, и общество, уже не питающее иллюзии в отношении своих руководителей.
Двойная привязанность
Благодаря своему авторитету на мировой арене чешский президент был также выразителем чаяний той "другой" Европы, которая сегодня стоит у дверей ЕС и которая в течение 45 лет находилась под коммунистическим игом. Этот регион с нетерпением хочет вернуться в Европу, к которой, как он знает, он принадлежит, но от которой был жестоким образом оторван самой Историей. Этот регион также глубоко благодарен США, разгромившим коммунизм и сыгравшим решающую роль в крушении советского блока. В 1991 году, принимая награду от президента Франции Франсуа Миттерана, Гавел упоминает об этой двойной привязанности. Говоря о перспективах объединения Европы, он подчеркивает: "В то же время никогда нельзя упускать из виду глубокие связи, соединяющие нашу цивилизацию и ее ценности с цивилизацией североамериканского континента. Трудно представить себе интеграцию Европы без этого атлантического измерения".
Трусость
Гавел ? "сын богатых родителей", имущество которых было конфисковано в 1948 году, и двери университета для него были "по классовым причинам" закрыты. Поэтому он несет в себе смысл Истории, который жители Востока сохранили в большей степени, чем жители Запада. Будучи чехом, он даже лучше, чем другие, знает цену западной трусости, которая привела к Мюнхенским соглашениям 1938 года: союзники тогда предали Чехословакию, отдав ее на растерзание Гитлеру.
Убежденный в том, что трусость мостит дорогу диктаторам, он был одним из первых, кто поддержал военную интервенцию в Боснии в начале 90-х годов, и назвал президента Слободана Милошевича виновником катастрофы, в то время как Франция была еще не готова показать пальцем на сербов. Совсем недавно, поставив свою подпись под "письмом восьми" европейских руководителей в поддержку американской позиции по Ираку, Гавел выразил эту специфику "другой" Европы, считающей, что нельзя склоняться перед диктатором, будь то Гитлер, Сталин или Саддам Хусейн, и что во имя ценностей даже война иногда может быть оправдана. Его подпись ? это подпись последовательного человека, который при коммунистическом режиме отсидел четыре года в тюрьме и которого никто не может заподозрить в капитуляции.
"Как гражданин, никогда не молчавший, когда речь заходила об основополагающих ценностях, я не хочу и не могу совсем уйти с политической арены. Но по ряду причин я решил на время взять тайм-аут": выступая 15 января во время первой попытки парламента избрать его преемника, Гавел объявил о своей временной отставке. В 66 лет человек, который всегда был большим жизнелюбом, к тому же страстным курильщиком, перенесшим операцию по поводу рака легкого, имеет проблемы со здоровьем и, конечно, хочет отдохнуть. Но ясно, что, кто бы ни стал его преемником, он еще долго будет влиять на политическую жизнь страны.
Театр мира
Скромный богемский драматург постепенно свыкся со своей ролью президента. Он счастлив, что вновь обрел свободу для занятий писательством. Но ему будет трудно избавиться от любви к этому "театру мира", в котором ему довелось сыграть столько ролей ? лаборанта, рабочего в пивной, драматурга, диссидента, наконец, президента. "Я подозреваю, что проникся страстью к этому парадоксальному существованию", ? признался он в конце своей книги "Допрос на расстоянии".