Иностранная пресса о России и не только

До саммита "большой восьмерки" в Петербурге остались считанные дни, и чиновники высокого уровня изо всех сил стараются согласовать текст заявления по энергетической безопасности - главному пункту повестки дня.

Несомненно, они сумеют найти слова для того, чтобы облачить в приличествующие одежды свои разногласия. Но есть проблема, выходящая за пределы клише: они смотрят на энергетическую безопасность с противоположных концов телескопа.

С одной стороны, есть Россия, огромный экспортер нефти и газа, который хочет обеспечить "безопасность спроса" прежде всего газовому монополисту "Газпрому".

С другой - есть крупные потребители из бывшей G7, например Европейский союз, чья зависимость от энергетического импорта через 20 лет, вероятно, увеличится с нынешних 50 до 70%. Они стремятся к "безопасности поставок", то есть диверсификации источников, но именно этого не хочет "Газпром".

Обе стороны должны иметь общую заинтересованность в надежности производства и доставки нефти и газа, но с тех пор как президент России Владимир Путин 1 января отключил газ Украине (пусть ненадолго), их разделяют политическая подозрительность и непонимание. Это относится и к дебатам об энергетической безопасности в целом.

Существует ли проблема, и если да, в чем она заключается? "Дебаты об энергетической безопасности идут как минимум с 1973 года, порождая большой политический накал, но мало света", - говорит Джонатан Стерн, директор газовых программ Оксфордского института энергетических исследований. Он предлагает как минимум четыре описания проблемы: неадекватные инвестиции в энергетические поставки и инфраструктуру для удовлетворения будущего спроса; увеличение зависимости промышленно развитых стран от импортных энергоносителей из нестабильных стран и регионов (ближневосточная нефть и российский газ); Китай и Индия нуждаются в таких объемах энергии для будущей индустриализации, что возникает невыносимое давление на ресурсы; рост цен на нефть и газ грозит лишить беднейшие страны доступной энергии.

К этому вполне можно добавить страх перед террористическими атаками на энергетические объекты и природными катаклизмами вроде урагана Катрина на рынке с очень небольшими дополнительными мощностями.

Еще один параметр добавляют дебаты о глобальном потеплении и опасения, что страны, стремящиеся уменьшить эмиссии парникового газа, станут неконкурентоспособными либо будут вынуждены вернуться к ядерной энергетике, несмотря на неопределенность с финансированием и затратность уничтожения отходов.

Непосредственная причина нынешних дебатов очевидна. За последние три года цены на нефть и газ выросли вдвое. К этому привело сочетание факторов. Снижение глобальной безопасности после терактов 11 сентября 2001 года совпало с периодом быстрого роста спроса со стороны Китая и других развивающихся экономик после длительного периода недостаточных инвестиций в производство, транспортировку и переработку. Но является проблема долгосрочной или краткосрочной?

"Нынешние высокие цены на нефть - это расплата за два десятилетия низких цен на нефть, - говорит Паоло Скарони, генеральный директор итальянской нефтяной компании ENI. - В результате избыточных мощностей, низких цен и интенсивного роста спроса дополнительные возможности в мире упали примерно с 15% до 2-3% мирового спроса".

Нехватку производственных мощностей усугубляет "негибкая и неадекватная" система переработки, не способная произвести достаточного для удовлетворения спроса количества таких важнейших продуктов, как дизельное и авиационное топливо.

Но не все так спокойно, как кажется. Высокие цены преувеличивают проблему неадекватности поставок и избыточного спроса. На нефтяной рынок оказывают большое влияние биржевые маклеры и хеджевые фонды, спекулирующие на страхах, связанных с будущими сбоями, включая, например, опасения по поводу последствий американской военной операции против Ирана, национализации энергетических активов в Латинской Америке и терактов против производственных объектов в дельте Нигера.

Насколько серьезны нехватки? Колин Кэмпбелл возглавляет Ассоциацию изучения нефтяного пика. Он утверждает, что в глобальном производстве нефти наступил необратимый спад.

"Открытия в мире достигли пика в 1964 году, - говорит он. - Мы не возмещаем то, что используем, и это происходит с начала 1980-х годов".

Многие аналитики оптимистичнее. Начнем с того, говорят они, что высокие цены внятно сигнализирую производителям, что необходимо резко увеличить инвестиции. "Высокие цены сделают то, что обычно делают высокие цены: стимулируют рост новых поставок - благодаря увеличению инвестиций и превращению побочных возможностей в коммерческие проекты", - говорит Дэниел Йергин, президент Кембриджской ассоциации энергетических исследований.

Скарони прогнозирует, что нынешний дефицит на нефтяном рынке удастся преодолеть к 2010 году за счет резкого роста инвестиций. Но нефть и газ - совсем разные товары. Спрос на газ стремительно растет. Генеральный директор ENI не уверен, что инвестиции в поставки газа - Россия и Иран контролируют 50% глобальных резервов - не будут отставать.

Нужны огромные инвестиции в производство, трубопроводы и терминалы сжиженного газа. Но российский "Газпром", например, не идет вровень даже с нынешним спросом, предпочитая инвестировать в непрофильные активы - недвижимость и производство электроэнергии.

Газовый рынок имеет региональный характер и во многом зависит от долгосрочных контрактов между поставщиком и потребителем. На нефтяном рынке не имеет значения, кто и где производит нефть, пока она попадает на рынок. Эта разница, похоже, ускользает от многих политиков, включая президента Буша, который в обращении к нации говорил об уменьшении "зависимости" США от ближневосточной нефти.

Еще одно непонимание касается значения Китая. Китай и Индия, конечно, ведут себя так, как будто считают, что поставки нефти и газа уменьшаются. Но на долю энергопотребления Китая приходится лишь 8% мирового спроса, хотя он и обеспечивает рост этого спроса на 30%. Потребление Индии составляет менее 40% китайского. Национальные нефтяные компании этих стран агрессивно стремятся обзавестись новыми источниками поставок.

Реальным двигателем спроса на энергетическом рынке все же остаются США, где последний скачок нефтяных цен очень медленно находит отражение в политических дебатах о нуждах топливной экономики. По оценкам, если поднять американские автомобильные стандарты на 10 миль на галлон, это снизит импорт нефти почти на четверть, примерно на 2,5 млн баррелей в день.

Действия Китая и Индии не логичны, пока не существует адекватных глобальных поставок. Тому, кто контролирует нефть и газ, надо их продавать. Поставщикам могут нравиться высокие цены, но не настолько высокие, что потребители быстро найдут альтернативные источники энергии. А потребителям нужны долгосрочные поставки по стабильным ценам.

Таким должен быть вывод петербургского саммита: обе стороны нуждаются в крупных инвестиционных программах, чтобы использовать энергоресурсы эффективнее.

Им необходима либерализация своих рынков, чтобы привлечь инвестиции. Вопрос в том, согласятся ли они на это добровольно или позволят политическому недоверию мутить воду и будут вынуждены согласиться на это с опозданием.