Личность Арафата и его личные дела всегда дезориентировали Израиль. Ариэль Шарон не стал комментировать ситуацию, сославшись на то, что информация слишком противоречивая. Дело в том, что для Израиля мир без Арафата - это неизвестный мир, и велики как надежда, так и страх.
Израиль не будет сожалеть об Арафате не только потому, что он был врагом, но и потому, что из-за концептуальной системы, которую он ввел, говоря о мире и готовясь к войне, он часто вступал в противоречие с самим собой.
Арафат мог говорить все что угодно и сразу же это опровергать. Когда его израильский биограф Дани Рубинштейн спросил его после 1991 года, почему он поддерживал Саддама Хусейна, Арафат ответил: "Кто? Я? Никогда!" - будто бы память должна была подчиняться ему, как подчинялись ему люди.
Арафат менял даты и места своей жизни, искажал правду, подписывая Ословские соглашения. Израиль это видел, но делал вид, что ничего не происходит. Мирный процесс, которого требовал весь мир, не мог идти без партнера. Главный негативный поворот в этом процессе, как ни странно, произошел именно в связи с соглашениями, партнером в которых был Арафат и за которые он получил Нобелевскую премию мира вместе с Рабином и Пересом.
Израильтяне неистово аплодировали заключению мира перед Белым домом с благословения Клинтона, а потом с изумление взирали на Арафата, который в Кемп-Дэвиде, а потом в Табе отвергал палестинское государство, практически идентичное тому, которое он требовал, и отказывался от огромной международной помощи, трансформируясь в лидера, прославляющего тысячи шахидов, которые должны идти освобождать Иерусалим.
Арафат всегда был "релевантным": несмотря ни на что, его фигура была важнейшей для мирных переговоров. Так было вплоть до 28 марта 2002 года. Спустя два года после начала интифады появился другой Арафат, которого Шарон назвал "нерелевантным" и который все более становился таковым, по мере того как оттеснял на обочину Абу Мазена, позволившего Бушу и Шарону запустить "Дорожную карту", пытавшегося разобщить вооруженные формирования, находившиеся в руках Арафата, и начать осторожную критику терроризма.
Отношения Израиля и Арафата кончились плохо: палестинский лидер оказался изолированным в Мукате, а его народ - уставшим, понесшим людские потери, измотанным беспрестанными столкновениями, особенно в Газе, где силен "Хамас".
Израиль еще не осознает тот путь, которым пошел Арафат, когда его призвали из Туниса. Он основал "Фатх" в 1959 году, имел полный контроль над палестинской жизнью: "Фатх", ООП. Он вырос под крылом "Братьев-мусульман", стал социалистом, а потом снова почти религиозным лидером.
Он пережил множество войн, много раз был на краю гибели и завоевал для своего народа очень заметное место в международном общественном мнении. Даже сейчас следующие одно за другим сообщения о его то ли смерти, то ли коме и сразу же появляющиеся опровержения подтверждают масштаб личности этого человека, о котором продолжают и еще долго будут продолжать говорить.
При этом нельзя забывать одного: все его личины и все его свойства были направлены на ведение борьбы, которая все более явно переходила из войны за территорию в эсхатологическое измерение, в основе которого лежит идея чуждости государства Израиль Ближнему Востоку, необходимость возвращения беженцев 1948 года и последующий демографический захват территории наряду с захватом военным и террористическим.
И все-таки Израиль полагал, что сила Арафата в конце концов обернется миром. Даже когда из Иордании и Ливана террористы целились (еще до оккупации) в кибуцы и в северные поселения, даже после расстрела делегации израильских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене и бойни детей в школе Маалот, вплоть до последней волны терактов Израиль продолжал верить, что Арафат - прагматичный собеседник в мирном процессе.
Арафат встал на путь делегитимации Израиля, когда в 1970-е годы он начал называть его расистской, империалистической, колониальной страной и даже обвинять в апартеиде. Он поднял огромную волну порицания своего врага и поэтому вряд ли новый лидер, полагает сегодня Израиль, выберет мирную платформу, игнорируя общественное мнение внутри страны и в мире.
Арафат насадил глубокую ненависть в сердце Ближнего Востока. Разумные требования относительно территории и самоопределения могли бы, наверное, давно быть выполнены, если бы не взяли верх другие факторы.
В эти часы встает на повестку дня вопрос о возвращении тела Арафата и о его похоронах, вопрос, способный добела накалить Ближний Восток, которому так нужен мир, но который сделал из Арафата один из своих первых символов непреклонности.