Я только что вернулся из увеселительной поездки в бывшую Империю зла. Это была одна из самых познавательных авантюр, в которые втянула меня энергичная Чинелли, возглавившая наше путешествие от Москвы по Волге и Неве в Петербург.
По большей части мы путешествовали пешком: Чинелли шла впереди, а я трусил за ней, как трехногая собака. Описать энергию моей жены обычными словами невозможно. Здесь нужна космическая терминология, что-то высокое, из области астрофизики или эвклидовой геометрии.
Под бывшей Империей зла я подразумеваю, конечно, бывший Советский Союз, мы были в России. Это уже не монстр времен холодной войны с ракетами и враждебными взглядами мужчин с ледяными глазами, а обитель мини-юбок, широких улыбок, костюмов от Армани и предложений заплатить за сувенир американскими долларами.
Не сказать, что все стало современным в стране, где при коммунистах любимым цветом был серый. В некоторых местах в еде до сих пор господствует своего рода серость. Рестораны Москвы и Питера предлагают прекрасные обеды, но еда на круизном теплоходе не заслуживает упоминания, если ваше представление о хорошей кухне не сводится к салату из капусты и вареной картошке.
По правде сказать, бывали моменты, когда я обращался к Чинелли с вопросом "Что это?", увидев нечто невразумительное у себя в тарелке. "Наверное, рыба, - неуверенно отвечала она и добавляла. - Никогда не думала, что у рыбы так много костей". Я даже не думал, что это рыба. Но ездить в Россию, чтобы вкусно поесть, это все равно что ездить в прерии, чтобы походить по ночным клубам. Мы ездим в новые места, чтобы пообщаться с людьми и понять, как все мы похожи, хотя нас разделяют языки и культуры.
Я думал об этом, когда мы шли по Красной площади. Теплый дождь поливал место, когда-то воспринимавшееся американцами как сердце холодной войны, где перед телекамерами шли на парадах танки и ракеты, символы ужаса, который может начаться в результате одного нажатия кнопки.
Теперь здесь шумно резвятся дети, по брусчатке прогуливаются семьи, молодожены в ходе традиционной свадебной церемонии преклоняют колено у памятника неизвестному солдату, туристы говорят на добром десятке языков. Я сказал себе, что слышу ритмы новой России. И это та страна и тот народ, которых мы когда-то так боялись?
"Теперь, - по-английски сказала нам гид Ирина, - мы боимся вас". Она говорила о "новой Америке", стране, пережившей терроризм и ответившей бомбами и ракетами. Как далеко мы зайдем, спрашивала она. Во что превратит мир наш милитаризм? Сильно ли надо бояться? "Многие у нас, в Америке, задают те же вопросы", - ответил я.
Мы не раз слышали, что для того, чтобы понять душу народа, нам надо испытать на себе русскую зиму. Я уверен, что это так. И я думаю, что необходимо помнить о боли, от которой страдал этот народ на протяжении страшной российской истории, чтобы понять его страх перед нами. Жестокость царей, опустошения, произведенные атаками нацистов, режим Иосифа Сталина, когда мечты о "рае для рабочих" разлетелись вдребезги в послевоенные годы.
Сегодня, после 10 лет демократии, люди наслаждаются свободой и незнакомым ощущением благополучия, но задаются вопросом, надолго ли это? Внуки старых революционеров, потомки большевиков думают о кратковременности счастья в стране, где пролито так много слез.
Красота матери-России видна в шелесте осени, когда листья осин становятся багровыми и золотыми, а воздух делается колким, как охлажденное шампанское. Разноцветные луковки соборов и опрятные дворцы сверкают на фоне дождливого неба, а здания старого режима, тяжеловесные и мрачные, как недовольные старики, стоят бок о бок с новыми и блестящими.
Тот, кто ищет красоту, найдет ее даже среди тяжелых воспоминаний о мрачных временах. Москва - это власть, Петербург - грация, изысканность, артистизм и творчество. Когда-то это был Ленинград, подвергшийся нацистской блокаде, которая длилась 872 дня в 1941- 1944 годах, - одной из самых длительных осад в современной военной истории. Он выжил и восстановлен, он чтит свое прошлое так же, как свое будущее, и это свидетельство непреходящей власти красоты.
То, что здесь не могут предложить приличный мартини, и то, что на ступенях книжного магазина на меня налетела толпа женщин, нисколько не изменило мое мнение о Питере.