Иностранная пресса о России и не только

Раньше был могучий Советский Союз, в котором все жили в безопасности от остального мири и которого все боялись.

С беспрецедентным в посткоммунистической истории восхищением в адрес советского прошлого Владимир Путин объяснил находящейся в состоянии шока стране, где лежат корни бесланской трагедии.

В СССР, сказал он, была самая мощная система обороны своих внешних границ, и добавил, что потом "мы неожиданно оказались беззащитны с Запада и с Востока". И это в то время, когда "кое-кто" - террористы-сепаратисты, надо полагать - пытается оторвать от России кусок, а другие им помогают, потому что до сих пор считают ядерную мощь Москвы угрозой, которую надо ликвидировать.

Но помимо внешней угрозы, президент говорит и об ответственности нынешних силовых структур, обещая вскоре принять контрмеры. То есть, больше безопасности и больше проверок, в новой ностальгии по уверенности советских времен.

Слова Путина открывают путь новому сценарию политического будущего России, страны, в которой службы безопасности снова становятся всепроницающими и могущественными.

В своей речи, достойной лидера страны, которая находится в состоянии войны и окружена лишь врагами, Путин намекает в большей степени на Запад, чем на Восток. Как СССР, который не доверял даже своим союзникам.

После бойни в Осетии, вечная дилемма "безопасность или свобода" в России больше не актуальна. Россияне требуют безопасности любой ценой и требуют ее от президента, который построил свою популярность как раз на обещании безопасности, начав в 1999 войну в Чечне после взрывов домов. Однако пять лет спустя, когда федеральные войска "нормализовали" Чечню, россияне чувствуют себя в большей опасности, чем раньше.

Хозяин Кремля отвечает на эти страхи, указывая на внешнюю угрозу. Это программная речь, не только гневная реакция на бойню, но и поворот, который скажется на будущем. От развала СССР мы ожидали изменений к лучшему, говорит Путин, однако оказались неподготовленными к тому, что нас ожидало.

Эту точку зрения разделяют большинство россиян, для которых весь постперестроечный период - это катастрофа и которые постоянно и одержимо говорят о том, что было "раньше", "когда-то", "в былые времена".

Конец советской системы - это шок, который так и не прошел, и, по данным опросов, половина населения хочет утром проснуться и оказаться в 1984 году. Даже прогрессы в экономике не ослабили эту тенденцию.

Уже в 2000 году Путин был избран на волне этой ностальгии на величию утраченной страны, которая внушала ужас и на волне страха перед новыми миром, где ни в чем нельзя быть уверенными. С тех пор антизападная и националистическая риторика постепенно стали доминирующими в политике. Но как раз Владимир Путин, с его дружбой с Западом, с его мантрами о западных инвестициях и экономической интеграции, с его присоединением к крестовому походу против терроризма после 11 сентября, казался таким последовательным западником, которого многие считали единственным спасением от националистических импульсов его окружения.

Теперь паранойя, вынашиваемая в националистических кругах, в мозговых центрах, связанных с КГБ, в изоляционистских соблазнах все большей части элиты, возведена в ранг политики Кремля. Впервые глава государства новой России назвал Запад источником угрозы. Но, главное, он впервые признал, что "было лучше, когда было хуже", и что падение железного занавеса не было благом.

Зло всегда идет извне, и Путин с одержимостью говорит об укреплении границ. В частности и потому что внутри страны реальных или мнимых врагов заставили замолчать.

Трагедия в Беслане показала новую систему, которую Путин укрепил: цензура или наглая ложь (самая явная - по поводу числа заложников), политики, которые молчат, боясь сказать что-то не то, или потому что им негде выразить свое несогласие. Немногочисленная полемика этих дней крутится, в основном, вокруг недостатков служб безопасности.

Путин, полковник КГБ, заполнил Кремль своими бывшими коллегами, вернув власть спецслужбам. Но после "избиения младенцев" это посчитали недостаточным. Россия, похоже, хочет замкнуться в себе, спрятать голову под одеяло, как испуганные дети в Беслане. Закрыть двери, замкнуться, заткнуть уши - типичная реакция, которая описывается в учебниках по психологии, так же как ощущение, что находишься лишь среди врагов, которое испытывает жертва.

Запад на протяжении десятков лет жил с терроризмом, с экстремизмом, с хаосом демократии. Русские - нет, и обращение к прошлому, где "такого не было", неизбежно приводит их к воспоминаниям о безопасном Советском Союзе.

Это соблазн погрузится обратно в "утробную ксенофобию", как Иосиф Бродский называл это традиционное зло России, куда вот уже не первый век она скатывается после каждой травмирующей попытки открыться миру.

Но с Чечней нельзя закрыть границы. Россия ведет объявленную войну у себя дома. Кавказ достался ей в наследство от Николая Первого, от Сталина, от Ельцина. Успокоительная "утробная ксенофобия" не заставит затянуться раны, которые открыл тот самый Советский Союз, укрывшийся за железным занавесом и нацеливший на мир свои ядерные боеголовки. Как сказал сам Владимир Путин по другому поводу: "Кто не жалеет СССР - у того нет сердца, а кто хочет его восстановить - у того нет ума".