Иностранная пресса о России и не только

"Что происходит - все действительно настолько плохо?" - такой вопрос мы, пишущие о России (или живущие в России, или думающие о России), часто слышим от других и не менее часто задаем сами", - пишет в The International New York Times журналистка Маша Гессен. Вариации такие: "Стало так же плохо, как до перестройки?", "Путин ничем не лучше Сталина?" или "1937-й уже наступил?"

Иностранцы хотят разобраться в новостях и проверить, верна ли их собственная реакция. Россияне часто гадают, не пора ли бросить все и бежать за границу.

"Когда любая страна соизмеряет текущие события со своей историей, это, наверное, естественно и даже правильно. Беда России - в том, что ее история устанавливает невообразимо низкую планку. Сегодня сотни тысяч человек не приговариваются к смерти за вымышленные преступления - значит, это не 1937 год, по крайней мере пока. Законы о шпионаже и госизмене гласят примерно то же, что и во времена "чисток", но коснулись, похоже, лишь полудюжины человек. Значит, Путин не так плох, как Сталин", - говорится в статье.

Независимые СМИ еще существуют, хотя выживают с трудом, не введена цензура, предписанная законом, в самом узком смысле слова. Дефицита продуктов нет. "Потихоньку введены кое-какие ограничения на выезд за рубеж, но большинство россиян может ездить за границу", - пишет автор. Все не так плохо, как до перестройки.

Убийство Немцова знаменует, вероятно, очередной этап медленного сползания вниз, но не падение с обрыва, считает автор.

"Путин много сделал для восстановления идеологических механизмов тоталитарной системы, но Россией не управляют методами тотального террора. Скорее это страна, которая похожа на тоталитарную, когда высказывается в своих СМИ или даже устами большинства своих граждан, но пока она задавила не все публичные пространства и ограничила не все виды деятельности. Россияне знают - а некоторые из них даже помнят - что все может быть намного хуже", - говорится в статье. Проблема в том, что это знание может создать ощущение, что в России живется относительно сносно - "как минимум до тех пор, пока не грянет следующий расстрел, суд, депортация или убийство", заключает Гессен.