- Госпожа Юсупова, президент России Владимир Путин твердо решил провести в следующем месяце в Чечне референдум по конституции и президентские выборы. Главы некоторых западных правительств тоже видят в этом шанс для Чечни и даже говорят о политическом прогрессе. Что вы думаете по этому поводу?
- Никто из живущих в Чечне не видит никакого политического прогресса. Он наступит только тогда, когда российское правительство сядет за стол переговоров и попытается решить проблему политическим путем. До сих пор никто не видел проекта конституции, не говоря уже о том, чтобы его обсуждать. Однако это только одна сторона. Другая касается положения беженцев, прежде всего в Ингушетии. Оно ужасно, и о политическом прогрессе не может быть никакой речи. В данных обстоятельствах референдум можно провести только под дулами автоматов, чтобы затем еще утверждать, что народ сам сделал свой выбор. Вот так он выглядит, этот политический прогресс.
- Ежедневно во время так называемых зачисток население становится жертвой грабежей, пыток и убийств. Некоторые даже говорят о геноциде. Возможна ли вообще в обозримом будущем совместная мирная жизнь русских и чеченцев?
- Я считаю, что это исключено. Уже дети произносят слово "русский" со страхом и ненавистью. Однажды в автобусе я видела, как трехлетняя девочка задернула занавеску, когда мы приблизились к КПП. На вопрос матери она ответила: "Русский солдат не должен тебя видеть. Или ты забыла, как они уводили из дома отца, а ты бежала за ним и била солдата палкой? Он вернулся, с винтовкой. Может, ты и забыла, но он ? нет".
- Что происходит с подрастающим поколением в Чечне, поколением, которое не знает ничего, кроме войны? Как вы охарактеризовали бы этих подростков?
- Пример двух ребят из Ведено. Солдаты держали их часами в земляной яме, бросали туда змей, мочились им на голову и при этом смеялись. Можете вы себе представить психологическое состояние этих 16-17-летних парней? Недавно ко мне приходил молодой человек. "Почему ты все подписал?" - спросила его я. Он ответил: "Ты не видела, что они сделали с двумя женщинами, которые недавно были здесь? Они натравили на них собак, а затем изнасиловали. Мне они надели наручники, стащили штаны, и один из них сказал: теперь мы поимеем тебя. Тогда я все подписал". Я не хочу скрывать, что существуют и чеченцы, которые совершают преступления. Но на это имеется Уголовный кодекс, а здесь его никто не применяет.
- Вы защищаете как обвиняемых, так и тех, кто хочет выяснить судьбу своих близких. Что является для вас самым трудным в вашей работе?
- Самое трудное - это пытаться приводить аргументы в соответствии с буквой закона. Говорить: вот здесь закон, вы обязаны его придерживаться так же, как и я. Если я как адвокат настаиваю на соблюдении законов, в этом видится объявление войны системе. Люди, которые должны настаивать на исполнении закона, сами втаптывают его в грязь. Можно похитить человека, избить его или даже убить, а затем, десять дней спустя, установить, что он вообще-то имел право на адвоката. Если адвокат все же приходит, ему говорят, что сегодня выходной день или что сейчас обед, мол, мы не можем вас пропустить.
- Вы занимались множеством подобных дел. Как вы это выдерживаете?
- Я не знаю, откуда у меня берутся силы. Я сталкивалась с множеством ужасных ситуаций. Однажды я возвращалась из Назрани. Неподалеку от главной улицы лежал разорванный на куски труп молодого мужчины. Тут лежали ноги, рядом ? его тренировочные штаны, внутренности и фрагмент головы. Люди говорили, что здесь только что была стрельба, а после этого ? несколько взрывов. Я себя спрашивала: насколько же бессердечны люди, которые проходят мимо не останавливаясь? Сердце молодого мужчины чудом осталось неповрежденным. Я стояла там, смотрела на это сердце, и у меня появилось желание взять его себе. Оно было еще теплое? Раньше я никогда не думала, что могу вынести что-то подобное.
- Не думали ли вы когда-нибудь о том, чтобы бросить свою работу адвоката?
- Да, иногда эта мысль приходит мне в голову. Но потом снова у меня появляются женщины и рассказывают о "зачистках", случаях насилия и грабежей, и я говорю им: "Только если мы будем едины и скажем руководству Чечни, России и всему миру, что мы существуем и мы страдаем, мы сможем защитить себя. Идите и дайте понять власти, что мы не отступим. Чего вы боитесь? Кого? Какая вам разница, как вы умрете. В одиночку, когда у вас на шее затянут петлю, или вместе, когда вас будут расстреливать на площади?" Да, иногда бывает, что я думаю, хоть бы Бог послал мне смерть, чтобы я больше не мучалась. Тем самым бы все разрешилось, но все же это не выход. Если я все брошу, смогу ли я тогда жить? Нет, я не смогла бы.
- Как случилось, что вы выбрали эту профессию?
- Уже в десять лет я очень хотела учиться. Позже пришло желание реализовать себя, достичь определенного уровня. Будучи ребенком, я любила небо, наблюдала за птицами и думала: почему я не умею летать? Когда позже в Грозном открылся парашютный клуб, я стала его членом. Я долго мечтала стать врачом, но не выдержала экзамены на медицинский факультет. Я пошла работать секретарем в суд. И там я решила, что если я не могу исцелить человека физически, то смогу морально и духовно. Я стала юристом. И что-то от первоначального энтузиазма у меня еще осталось.
- Вы не замужем, у вас нет семьи. Это для женщины в Чечне все-таки исключение. Почему вы так решили? Это как-то связано с вашей профессией?
- Моя самостоятельность была для меня всегда очень важна. И сегодня в чеченских семьях все еще трудно быть женой и невесткой и при этом еще учиться и быть эмансипированной. Наверное, на определенном этапе жизни я просто никого не нашла, в кого бы смогла влюбиться и с кем захотелось бы создать семью. Когда я заканчивала свою учебу, как раз встал вопрос об открытии отделения "Мемориала". И я решила: это моё. Мне кажется, что в этом я себя наконец нашла. Моя работа требует твердости, и она у меня есть. Она ? мой панцирь, который я себе создала. Внутри же я, скорее, слабый человек. Но я совершенно точно знаю: если я не защищу себя, я не смогу защитить других.