Иностранная пресса о России и не только

Несколько лет назад я, случайно или нет, познакомился во Флоренции с Виктором Ерофеевым. Думаю, что мы обменялись с ним всего парой слов. Для меня в тот период он был автором "Русской красавицы", весьма успешного, одного из первых постмодернистских романов, появившихся в России. Более того, он носил такую же фамилию, как и Венедикт Ерофеев, великий и прославленный писатель, и поэтому за ним закрепилась слава писателя, придерживающегося "правых взглядов".

И то, что эти обстоятельства имеют основания, свидетельствует "Хороший Сталин" (издательство Einaudi), книга важная и грандиозная, совершенно иной пробы, чем "Русская красавица". Дважды, ироничным, но по сути благожелательным образом, второй Ерофеев цитирует своего однофамильца, как будто хочет освободиться от него, а в действительности принимает его, как и все его читатели. Сюжетная линия в "Хорошем Сталине" - познавательная и сентиментальная (не политическая), если говорить о том, придерживается или не придерживается писатель "правых взглядов". Автор или рассказчик ликует в связи с падением Альенде: "Это было пиком моей способности понимать и любить в политике: я был настолько левым, что стал правым, чтобы поддержать мою левизну". В чем причина такого искривления? Оно идентично тому искривлению, по причине которого мы не способны (что объективно невозможно) отличить рассказчика от автора.

В техническом отношении "Хороший Сталин" - автобиография. Концептуально же - совсем иной тип произведения: "Все персонажи этой книги выдуманы, включая реальных людей и самого автора". Совсем иной тип - какой? Произведение, как пишет в приложении ныне покойный Мауро Мартини (книга написана в 2004 году), выдержано "в новом жанре, который не ограничивается смешением реальности и фантастики, но при помощи инструментов фантастики лишает реальность предполагаемой объективности". Эта работа по вымыванию, раскрытию основ - которая, действительно, в глубоком смысле, имеет правую направленность - является не столько событием сама по себе, сколько событием для русского языка, потому что речь идет о рассказе, который доходит до корней мира, прежде бывшего непроницаемым.

Дьявольский метод Ерофеева - настойчивое проникновение в тайны (исторические и метафизические) многочисленных срезов реальности, реальности истории и русской литературы, Сталина и его мифологии, отца-дипломата, начавшего карьеру в канцелярии Молотова, сына, который неожиданно предает отца, разрушив будущую возможную карьеру дипломата. В пяти главах, реконструирующих жизнь своих родителей, рождение, детство, отрочество и начало взрослой жизни автора/рассказчика - реконструкция осуществляется при помощи заметок, записей, анекдотов, мнений и суждений - в этих пяти главах постоянно ощущается присутствие "Хорошего Сталина". Отец-дипломат - противоположность сыну-писателю, но он не является слепком с легендарного Сталина, он преданный слуга Маленького Отца. В свою очередь, молодой мятежник и радикал, который вынуждает бюрократические аппараты заниматься его особой, женится в соответствии с русской традицией гоголевских сказов и скатывания на дно по Достоевскому.

В конечном итоге, в чем разница между отцом и сыном или между Достоевским и Сталиным? Центральным моментом этих вращающихся сфер, как говорится в названии романа (или автобиографии - автобиографии, такой далекой от классических биографий Аксакова, Толстого, Горького, Пастернака, Набокова, Паустовского), является доминирующая аллегория - Сталин. В отношении Сталина Ерофеев разработал позицию, не отличающуюся от той, которую Ганс Юрген Сиберберг построил для себя и для всех в своем фильме "Гитлер: фильм из Германии": детство автора, золотая пора, совпадает с мраком. Но если это мрак Истории, то детство совпадет с вечностью.

Таким образом, история эквивалентна вечности. Сталин - вечный. "Он живет, несмотря на то, что его уничтожили люди из его ближайшего окружения. Он живет, несмотря на ХХ съезд партии (...) Живет, несмотря на перестройку. Он появился на поверхности, как утопленник. Он появился и восстал. На магическом тоталитаризме есть сталинская печать. Его именем, в конечном счете, снова будет назван Сталинград, - прогнозирует сын советского дипломата. - Сталина не надо реабилитировать, потому что он уже реабилитирован. Русская душа по натуре своей сталинистка". Если подумать о книге, написанной по аналогичной теме, такой, как "Коба Грозный" Мартина Эмиса, она покажется абсолютной противоположностью "Хорошему Сталину" Ерофеева. В своей книге Эмис продвигается по горизонтальным линиям, аккумулирует очевидное. Он повторяет, что ХХ век единодушно признан худшим в истории в какой-то степени из-за Сталина - как бы говоря, что в XXI веке человек станет лучше благодаря прогрессу.

Он хочет убедить нас, что политическое преступление - это преступление. Он хочет показать - тема серьезная, но второстепенная, - как были порабощены западные коммунисты. Напротив, что касается истории автора/рассказчика Ерофеева, то мы оказываемся свидетелями подведения итогов, когда отец говорит: "В нашей семье есть один труп. Это я, - и потом добавляет: - Если ты пишешь письмо (письмо об отречении), то в семье будет два трупа". Здесь, в противопоставлении отец-сын, в тот момент, когда отец приносит себя в жертву, Ерофеев поднимается до самых вершин жестокости, русской жестокости, т.е. ее величия.