Иностранная пресса о России и не только

Бывший российский премьер-министр Егор Гайдар обсуждает с Леонидом Парфеновым свою неожиданную загадочную болезнь, постигшую его на следующий день после смерти экс-шпиона Александра Литвиненко

24 ноября бывший российский премьер-министр и архитектор ранних постсоветских экономических реформ Егор Гайдар во время визита в Дублин, где он должен был произнести речь о своей книге "Смерть империи", почувствовал себя крайне плохо. Днем ранее в Лондоне в результате отравления полонием-210, редким и смертоносным радиоактивным веществом, скончался бывший российский шпион Александр Литвиненко. Любители теорий заговора немедленно связали оба события и предупредили о тайной кампании, ведущейся против критиков Москвы. Гайдар вернулся для лечения в российскую больницу; его выписали только 27 ноября. Хотя и будучи убежден, что его отравили, он не видит причин показывать пальцем на российское государство. В среду он побеседовал с редактором "Русского Newsweek" Леонидом Парфеновым. Ниже приводятся выдержки из интервью.

- Как чувствует себя человек после того, как кто-то пытается его убить?

- Общественное мнение относится к таким людям, как я, с юмором. Однако лично я, пережив такое состояние, не вижу в этом ничего смешного. Я сделаю все возможное, чтобы сохранить чувство юмора, рассказывая вам о случившемся.

- В тот день, прежде чем почувствовать себя плохо, вы позавтракали. Вы отравились во время завтрака?

- Я поел фруктовый салат, выпил чаю и пошел в конференц-зал. Примерно через 10 минут я понял, что у меня нет сил что-либо слушать. Поднявшись назад в номер, я понял, что мне нужно немедленно закрыть глаза. Это ощущение было похоже на анестезию. Я мог видеть вещи и понимать что-то, но открыть глаза было нелегко. Протянуть руку и достать до телефона было бы актом героизма. Заседание, включавшее презентацию моей книги, начиналось в 14:30, а моя речь была запланирована после 17:00.

- Сколько времени прошло после того, как вы позавтракали?

- Около пяти часов. В 17:10 мне позвонили организаторы конференции, чтобы сказать, что мое выступление должно начаться через 15 минут. Этот телефонный звонок спас мне жизнь. Если бы я сказал им, что не могу принять участие, то все, что произошло со мной в следующие 15 минут, случилось бы в моем номере в отеле, где я был один. Мои шансы на выживание были равны нулю. Я собрал все свои силы, спустился вниз и начал говорить. Через 10 минут я понял, что продолжать не могу. Никакие усилия воли не могли мне помочь. Я извинился и направился к выходу. Вышел из конференц-зала и упал на пол в университетском коридоре. Люди, которые пошли за мной, нашли меня лежащим на полу, из носа и рта текла кровь. Меня рвало. Было понятно, что я умираю. Однако через 20-30 минут я начал приходить в сознание. Позднее, в больнице, врачи провели все обследования, проверили кардиограмму, поставили мне капельницу. Постепенно я видел, что доктора в замешательстве, так как сердце работало как часы, давление было практическим нормальным, то же с уровнем сахара. К 7 утра следующего утра я смог встать с постели, принять душ и побриться. Я не врач, но я знаю, что так не могло бы быть, если бы у меня был инсульт.

- Почему вы поспешили вернуться домой из Ирландии?

- Я определенно нуждался в тщательном медицинском обследовании. Это было легче сделать в России, где доктора наблюдали за мной многие годы. Меня отвезли в российское посольство (в Дублине) и отправили прямо в Москву. Сразу из аэропорта "Шереметьево" я поехал в больницу, где меня знали. Вообще-то за месяц до случившегося я прошел тщательное медицинское обследование. Теперь врачи могли сравнить результаты обследований с тем, что было до того. По профессиональным и этическим принципам врачи не могут использовать слово "отравление". Для этого им потребовалось бы идентифицировать токсин. Спустя 60 часов после случившегося сделать это было невозможно, особенно если мы говорим о секретном токсичном веществе. Для открытой медицины доступ к информации о таком токсине был бы закрыт. Однако если оставаться в рамках здравого смысла, то мы все же говорим о яде.

- 23 ноября умер Литвиненко. Попытка отравить вас на следующий день многократно раздула и без того громкий скандал. Считаете ли вы это совпадением?

- У меня слишком большой жизненный опыт, чтобы верить в некие совпадения.

- А что вы думаете о самой популярной версии в иностранной прессе - что это совершили российские спецслужбы или, так или иначе, их боссы, российские силы у власти?

- Я убежден, что, если под российскими силами мы понимаем российское правительство, то они - наименее заинтересованные люди в ноябрьских покушениях на российских граждан в Лондоне и Дублине. Эти покушения портят отношения России с Западом и имидж страны за границей. Еще одна вещь - это то, что спецслужбы России - по природе своей организация закрытая, как в любой другой стране. И далеко не очевидно то, что их руководители лишь выполняют четко сформулированную волю российских верховных властей.

- Кое-кто говорит, что российским президентским выборам 2008 года могут предшествовать ужасные убийства и дестабилизирующая ситуация в стране. Тогда, в столь неустойчивых условиях, третий срок для Владимира Путина покажется логичным. Хочет ли кто-нибудь такого развития событий?

- Мы знаем о дестабилизации и хаосе в ядерной стране, сколь опасными и непредсказуемыми могут быть события, по нашему опыту кризисов и краха Советского Союза. Я убежден, что российское правительство не хочет повторения тех событий. Если кто-то серьезно обдумывает постановку похожего сценария, то это опасно для нашей страны и мира.