Иностранная пресса о России и не только

Традиционная мудрость гласит, что внешняя политика Джорджа Буша потерпела крах оттого, что президент - который, как известно, называет себя "решительным человеком", - уж слишком решителен. Безрассудное, импульсивное решение ввести войска в Ирак, как показало развитие событий, дало возможность подняться Ирану, помешало США более эффективно бороться с "Аль-Каидой" в Афганистане и Пакистане, отвлекло внимание Запада от ухудшающихся отношений с Россией и так далее.

Тут еще многое можно присовокупить. Но вы не сможете полностью понять Буша, если не поймете другой его проблемы: хронические неудачи при принятии решений или реализации уже принятых решений. В одном серьезном вопросе за другим, от Ближнего Востока до Северной Кореи и работы министерства национальной безопасности Буш показывал себя нерасторопным и недалеким человеком, не способным сделать серьезный выбор или надавить на свою команду, чтобы та оперативнее выполняла его распоряжения. Назовем его нерешительным.

Этот образ дрожащего Буша, очевидно, трудно примирить с его долго культивировавшимся имиджем, согласно которому он - сильный руководитель, как он сам себя называет, "сильный игрок", полный несгибаемой решимости и неизменно ясно представляющий себе цель. В своих едких мемуарах "Что случилось" бывший пресс-секретарь Буша Скотт Макклеллан пишет, что президент стремился позиционировать себя как "дисциплинированного лидера, сосредоточенного на принятии твердых решений и мудро распределяющего полномочия наподобие корпоративного директора эффективно работающей компании". Кажется, Буш надеялся скопировать четкий, эффективный процесс управления своего отца и бывшего советника по национальной безопасности Брента Скаукрофта; он определенно стремился подчеркнуть контраст с президентом Биллом Клинтоном, рассудительность команды которого генерал Колин Пауэлл (в каком-то смысле незаслуженно) называл "болтовней аспирантов".

Но, как стало ясно многим ветеранам администрации Буша, стиль директора корпорации, который поддерживал президент, имел больше общего с фанатичной пунктуальностью (если верить Макклеллану, однажды он не пустил Пауэлла, который тогда работал первый срок госсекретарем, на заседание кабинета министров за опоздание), чем с принятием верных решений. Портрет неуверенного, неэффективно работающего лидера рисуют не враги Буша, которых можно было бы назвать заранее, но его собственные бывшие помощники - и государственные служащие, и назначаемые им политические деятели. Прочитав "Войну и решительность", новые мемуары архи-неоконсерватора Дугласа Фейта, бывший помощник военного министра Бинг Уэст саркастично написал в National Review, что книгу Фейта следовало бы назвать "Война и нерешительность" (пожалуй, это подходящая эпитафия для эры Буша).

Так почему же Буш так часто колебался? Вот некоторые из его главных управленческих ошибок:

Он доводил самые серьезные разногласия до мучительного состояния. При всей его любви к наставительным нравоучениям Буш не умел бить по головам и формировать отчетливую политику. Так он вел себя и в отношении администрации, постоянно раздираемой резкими противоречиями и личной неприязнью сотрудников друг к другу.

Прекрасным примером можем служить Иран. Более семи лет пребывает Буш в должности президента, но до сих пор толком неясно, хочет ли он смены режима в Тегеране или предпочитает коммерческую сделку, чтобы остановить ядерную программу, в разработке которой он подозревает аятолл. Неспособность принять решение обернулась гарантированной неудачей. В конце концов, мы не можем сидеть на двух стульях одновременно: вряд ли иранцы собираются торговаться с нами о цене прекращения работы над ядерным оружием, если они считают, что мы хотим покончить с их правительством.

Но это как раз то, чего от них ждет администрация Буша. США объединились со странами Европы в стремлении начать переговоры с Ираном как раз тогда, когда Вашингтон выделил 75 млн долларов на программы по продвижению демократии, которые должны принять оппоненты режима в Тегеране и которые иранцы, конечно, рассматривают как программы по смене режима. Неразбериха поднимается на самый верх: в прошлом месяце Буш высмеял идею переговоров с иранскими лидерами как попустительство, в то время как советник по национальной безопасности Стивен Хэдли настаивал, чтобы администрация рассматривала "дипломатическую стратегию" в отношении Ирана. Далее.

Сходный синдром поразил американскую политику по Северной Корее. После многолетних выпадов в адрес режима Ким Чен Ира Белый дом в конце концов дал обратный ход и предоставил помощнику госсекретаря Кристоферу Хиллу пытаться договориться с Пхеньяном относительно его ядерной программы. Кажется, Хилл находится у порога внешнеполитической победы в последнее время, но она досталась ему дорогой ценой. Если бы администрация начала в 2001 году с того самого места, где потерпела поражение команда Клинтона, у Северной Кореи сейчас не было бы достаточно материала, чтобы создать около полудюжины ядерных ракет. Пожалуй, Хиллу пришлось преодолеть больше препятствий со стороны ведомства вице-президента Чейни (которому ненавистны какие бы то ни было контакты с Пхеньяном), чем со стороны последнего в мире оплота сталинизма.

Не смогла эта администрация и принять должное решение в связи с арабо-израильским конфликтом. Придя к власти после неудачного саммита 2000 года в Кэмп-Дэвиде, возглавляемого Клинтоном, администрация Буша, да будет это известно, с самого начала не собиралась рисковать президентским временем или капиталом на израильско-палестинских мирных переговорах, даже если количество убитых росло. Она сделала вид, что заинтересована - предложив, например, план, который, вроде бы, должен был привести к образованию палестинского государства, но затем оказался столь незначительным, что многие спрашивали: может, эту "дорожную карту" забыли в "бардачке"?

В 2007 году, после нескольких лет простоя на запасных путях, администрация вдруг резко изменила свое положение. Госсекретарь Кондолиза Райс, страстно желающая оставить наследство, которое превзошло бы оккупацию Ирака, сумела одержать верх над такими скептичными в отношении мирных процессов людьми, как Чейни и помощник советника по национальной безопасности Эллиот Абрамс. Райс объявила, что администрация возвращается к мирным переговорам, и преисполнилась решимости завершить израильско-палестинские переговоры прежде, чем закончится срок службы администрации. Но сам Буш в значительной степени остался равнодушен к такой инициативе, и администрация перестала рассуждать о цели прийти к соглашению в этом году. Буш никогда не мог толком решить, выступает он в роли миротворца или нет - неудивительно, что ему не очень хотелось показывать свои колебания.

Ему не удавалось завершать начатое. Даже когда его администрация делает выбор, ей часто не удается довести до конца задуманное. Например, Белый дом сначала выступал против создания министерства национальной безопасности, затем решил, что это может дать преимущество над оппонентами, задействовав даже больше агентуры, чем они хотели. Однако, когда новое чудище появилось на свет, Белый дом давал ему мало указаний. Результатом стали бездействие и путаница невиданных масштабов, приведшие к катастрофе в Новом Орлеане и пассивности повсюду. Комиссия по расследованию терактов 11 сентября и Главная бухгалтерия в своих отчетах разнесли это ведомство в пух и прах за его неспособность решать элементарные проблемы безопасности.

Нечто подобное произошло с назначением нового директора национальной разведслужбы, который должен был руководить расползающимся сообществом из 16 филиалов в опасно меняющемся мире. Буш согласился создать новую структуру, но затем не смог дать ее руководителям импульс, который был им нужен, чтобы реформа заработала.

То, что от президентской декларации мало что зависит - неприятный факт. Каждая политическая линия нуждается в армии гончих, которые шли бы по указанному следу, заставляли соответствующие службы брать на себя новую ответственность и удостоверялись, что перемены есть.

В 1990-е годы я сам видел все это в качестве штатного сотрудника Национального совета по безопасности. Когда я начал служить в должности директора по транснациональным угрозам, должны были выйти две президентские директивы по борьбе с терроризмом и защите объектов жизнеобеспечения. Переговоры ни о чем, подробные, часто сводящие с ума разговоры длились месяцами, а ЦРУ, Пентагон, Минюст и прочие выполняли свои новые задания еще дольше. Мой босс, советник по национальной безопасности Сэнди Бергер потратил массу времени, домогаясь, обхаживая и колотя по головам членов кабинета, но Клинтону все же пришлось лично закрыть это дело. Вот что значит быть президентом - не парить над грязными сварами, но нырять в них и пачкаться в грязи.

Буш позволял политике превратиться в хаос. Специалисты любят критиковать административный процесс как бессмысленную зацикленность бескрылых бюрократов-приспособленцев. Но администрация Буша продемонстрировала лишь то, сколь она способна следовать установленным процедурам разработки политических курсов.

Правительство США принимает решения по национальной безопасности, сводя вместе чиновников из Госдепартамента, министерства обороны, разведслужб и т. д. Его цель - заставить работающих сотрудников из всего правительственного аппарата встретиться, чтобы изобрести политический курс, затем продвигать его вверх, уровень за уровнем, очищая на каждом шагу, пока он не достигнет кабинета, известного как Главный кабинет по национальной безопасности. Долгая дорога к собранию его членов в Служебном зале Белого дома гарантирует - до определенной степени - что правительство делает все, что в его силах, и что соответствующие службы причастны к новой политике.

При Буше, однако, как жаловались многочисленные бывшие сотрудники, запросы на предмет критики часто делались только Чейни и министру обороны Дональду Рамсфельду, а затем уже дело было за президентом. Конечно, это было оперативнее обычной волокиты, но спешка обернулась расходами: серьезные решения не проходили стадию оцепенения в межслужебном процессе, для которого характерны противоречивость, постановка вопросов и фиксирование изъянов в предполагаемой политике. Три из наиболее важных вопросов, касающихся Ирака: начинать ли вторжение, производить ли чистку партии "Баас" и расформировывать ли иракскую армию, - так и не были подвергнуты серьезному обсуждению, как отметили Пауэлл и другие. Всего несколько недель спустя я услышал сетования высокопоставленного дипломата на то, что "межведомственных совещаний больше нет".

Изобретение разногласий, идущих бок о бок с проектами и позволяющих административному процессу реально работать, конечно, не гарантирует умной политики. Но игнорирование этих принципов, похоже, порождает бессмысленные решения и нерешительные, даже хаотичные правительства. Не очень-то удачный баланс для первого в США президента-корпоративиста.