В качестве оправдания признания независимости Абхазии и Южной Осетии, двух сепаратистских регионов Грузии, русские приводят прецедент Косово. Заманчивая параллель. И хотя и в том, и в другом случае решения не были одобрены международной инстанцией, которая могла бы придать им определенную легитимность, в данном случае Советом Безопасности ООН, их уравнивание не выдерживает проверки. И до войны, и во время войны, и после войны ситуации в Косово и на Кавказе различаются.
В 1998-1999 годах косовский кризис, назревавший более 10 лет, стал последним в цепи распада Югославии, непосредственная причина которого - стремление Слободана Милошевича объединить всех сербов в лоне "Великой Сербии". В начале 1990-х распад СССР проходил в совсем ином контексте. Учитывая смешение национальностей, российский президент Борис Ельцин решил, что во избежание кровавого хаоса следует признать независимость новых государств в границах советского режима. Так Грузия обрела независимость вместе с двумя автономными республиками - Абхазией и Аджарией, и одним автономным районом - Южной Осетией. Чечня же стала жертвой этого принципа.
Нельзя отрицать ответственность Грузии за развязывание военных действий в 1991 году. Но последовавшая за ними этническая чистка привела к изгнанию грузин из Абхазии, где они составляли большинство населения, и Южной Осетии, где их было почти столько же, сколько осетин. Именно по этой причине "всенародные" референдумы, проведенные в этих сепаратистских регионах, были объявлены ООН недействительными. В Косово же сербы преследовали жителей албанского происхождения, несмотря на неоднократные предостережения со стороны международного сообщества и многочисленные резолюции Совета Безопасности, которые Москва поддерживала или, по крайней мере, воздерживалась при их принятии (в частности, это касается резолюций 1199 и 1203 об угрозе применения силы).
Натовские удары по Косово и Сербии, начавшиеся в марте 1999 года, были не односторонним решением державы, стремившейся восстановить свою сферу влияния, но результатом долгого международного процесса. Поворотным пунктом стал провал в феврале 1999 году переговоров в Рамбуйе и отказ сербского президента Слободана Милошевича выполнить постановление ООН. Ничего подобного не наблюдалось в поступке России, которая, считая Кавказ собственной вотчиной, не допускает вмешательства ООН и уже несколько лет проводит политику фактической аннексии сепаратистских регионов Грузии.
Что верно в отношении довоенного периода и самой войны, верно также и в отношении послевоенного периода. Что общего между поспешным решением России признать независимость Абхазии и Южной Осетии и сложным путем от введения ооновского правления в Косово до провозглашения независимости спустя почти девять лет? Да, резолюция 1244, положившая конец войне в Косово в июне 1999 года, признавала суверенитет Сербии над Косово. Американцы и европейцы, поддержавшие независимость провинции, были вынуждены прибегнуть к юридическим уловкам, чтобы подтвердить соответствие их решения резолюции 1244. Но стремление 90% населения Косово к независимости было политической проблемой, которую было невозможно игнорировать, и которую Запад поначалу попытался решить в сотрудничестве с русскими и их сербскими протеже.
Медленный процесс и свершившийся факт
Бывший президент Финляндии Марти Ахтисаари, назначенный спецпредставителем ООН по Косово с согласия России, на протяжении полутора лет пытался примирить точки зрения сторон. В результате он пришел к выводу, что независимость "под международным наблюдением" - единственно возможное решение. Его отвергли Белград и Москва. Осознавая последствия провозглашения независимости, Запад все еще пытался найти способ убедить сербов и русских.
После того, как было отвергнуто предложение Ахтисаари, немецкий дипломат Вольфганг Ишингер возглавил контактную группу, в которой были представлены Евросоюз, США, Россия, сербы и албанцы. В течение шести месяцев вносились различные предложения, включавшие все возможные и вообразимые варианты статусов с целью добиться согласия. Представитель России продемонстрировал полное отсутствие интереса. Москва не хотела переговоров. В этих условиях очень сложно приравнивать процесс переговоров о независимости Косово, осуществлявшийся в рамках международных институтов в ходе бесконечных дебатов, к свершившемуся факту признания Абхазии и Южной Осетии после молниеносной шестидневной войны и одностороннего решения России, принятого за два дня.
Вопреки раздающимся на Западе утверждениям, косовский случай не аналогичен абхазскому или южноосетинскому. Во всяком случае, с юридической точки зрения. В этом смысле он может составить прецедент. Китайцы в этом разобрались, отказавшись - вместе бывшими советскими республиками Средней Азии, входящими в состав ШОС, - поддержать Москву. И хотя с политической точки зрения это сравнение неправомерно, следует отметить, что в случае с Косово Запад оказался в ситуации, когда независимость представлялась наименее плохим, а не хорошим решением. Об этом свидетельствует расхождение европейцев во мнениях в данном вопросе.
Параллель между Косово и Кавказом свидетельствует о двух противоположных пониманиях международной системы. Со стороны Запада мы видим неумелую, подчас лицемерную попытку приспособить международное право, чтобы преодолеть противоречие между, с одной стороны, принципом национального суверенитета и территориальной целостности и правом народов на самоопределение - с другой. Евросоюз в качестве возможного варианта преодоления этого противоречия предлагает принять в свои ряды Сербию и Косово. Со стороны России мы имеем дело с политикой силы, делающей ставку на свершившиеся факты. Владимир Путин точно следует традициям Советского Союза. СССР тоже стремился преодолеть этнические антагонизмы, но при этом действовал исключительно силой принуждения, чреватой новыми катаклизмами.