Возмутительное, поразительное, предвзятое, утомительное, смехотворное, а иногда комичное зрелище, - так пишет обозреватель The New Yorker Маша Липман о процессе Pussy Riot. Но в конечном итоге все это сводится к незавуалированной "демонстрации силы" государства, подчеркивает автор. Три подсудимые, напротив, выказывают духовную и нравственную мощь.
Ответчиц обвиняют в разжигании ненависти по религиозному признаку, сами они называют свою акцию художественной и политической, напоминает автор. "На всем протяжении процесса судья Марина Сырова постоянно изымала или игнорировала все упоминания о политике. Характерный диалог: когда адвокат защиты спросил у одного из потерпевших, произносилось ли в храме имя Путина, судья отклонила вопрос", - говорится в статье.
Обвинение с согласия судьи "целиком сосредоточилось на создании ложного впечатления, будто вопрос стоит о вере, Боге, церкви, уязвленных чувствах верующих - даже о дьяволе", - пишет автор. Все пострадавшие и свидетели клялись, что являются набожными верующими. "На деле среди тех, кто пламенно протестовал против судебного процесса, есть много православных, но судья постаралась, чтобы вероисповедание свидетелей защиты не устанавливалось", - говорится в статье.
Потерпевшие утверждали, что были глубоко оскорблены перформансом Pussy Riot: цветом их платьев, обнаженными руками, их манерой креститься. "Но даже не ясно, что в реальности увидели свидетели: перформанс был устроен в почти пустом храме и продлился секунд 30-40, после чего женщин выгнали", - замечает автор.
Один из свидетелей обвинения вообще не был тогда в храме, а всего лишь посмотрел видеоролик. "Ключевой вопрос о том, кто сделал ролик, когда и где, остался неизученным", - указывает Липман. Свидетель заявил, что смотреть ролик было мучительно, но он просмотрел его несколько раз. "Никто не спросил, какое отношение это, видимо, мазохистское желание имеет к уголовным обвинениям", - говорится в статье.
Автор также отмечает, что в зале суда все время присутствовали служебные собаки, сам зал слишком тесный, заседания длились 10-11 часов, так что обвиняемые и юристы жаловались на переутомление и недомогание. Судье, по-видимому, поручено рассмотреть дело как можно быстрее. Но, когда обвиняемым предоставляется возможность ответить, они говорят вдумчиво, логично, красноречиво и поражают своей силой духа, отмечает автор, цитируя заявления девушек.
Обозреватель заостряет внимание на любопытной детали: Мария Алехина сказала, что некий сотрудник правоохранительных органов говорил с ней "обвинительным тоном: сказал, что вы наследники [советских] диссидентов".
"Поразительное обвинение в стране, которая 20 лет назад избавилась от той самой коммунистической системы, против которой боролись диссиденты. Но сторона обвинения на процессе Pussy Riot действительно имеет много общего с обвинителями диссидентов в советских судах", - говорится в статье. И тогда, и теперь судьи не скрывали предвзятости, со скамьи подсудимых звучал "голос разума, честности и нравственности", а обвинители были жестокими, нелепыми и безнравственными. И тогда, и теперь формальные обвинения были откровенной маскировкой, пишет Липман: например, Иосифа Бродского судили за тунеядство.
"Есть ирония в том, как изменилась роль церкви", - продолжает автор. Во времена процесса над Бродским одно упоминание о Боге и вере было вызовом коммунистическому режиму. Напротив, "в путинской России благоговение перед РПЦ - почти необходимый элемент верности государству", отмечает автор. "Статус и престиж церкви колоссально выросли, но она осталась столь же раболепной, как и в советские времена", - заключает она.
И все же путинская Россия гораздо свободнее и открытее, чем брежневский СССР: раньше те, кто конспектировал политические процессы, рисковали свободой, сегодня же процесс освещается в интернете.