Иностранная пресса о России и не только

Как многие другие скандалы, этот скандал разворачивался по схеме одновременно знакомой и гнетущей. Сначала появилась неподтвержденная утечка информации в довольно маргинальном еженедельнике, за ней последовало опровержение. Затем всплыли более подтвержденные утечки в мейнстримовских СМИ, и снова пошли опровержения. Затем внезапно начались закулисные маневры, вмешательства на высшем уровне и, наконец, в самую последнюю минуту произошла отставка.

Однако у этого скандала было несколько нюансов: вместо политика в качестве авторитетного лица фигурировал недавно назначенный архиепископ Варшавский Станислав Вельгус. Вместо политических фигур, действующих в закулисных маневрах, выступали Папа Бенедикт XVI и высшие иерархи. Вместо секса и денег скандал крутился вокруг предполагаемого сотрудничества архиепископа с коммунистической тайной полицией 1970-х. И вместо того, чтобы объявить о своей отставке на пресс-конференции (где, по обыкновению, на заднем плане присутствует заплаканная жена), архиепископ произнес свою сенсационную речь во время мессы, которую он впервые должен был отслужить в новом сане.

Разумеется, это могло произойти только в посткоммунистической Польше. Где еще миллионы зрителей, затаив дыхание, смотрят прямую трансляцию инаугурационной мессы архиепископа? Где еще абсолютно все источники - от официальных лиц Ватикана до национальных архивов и управления делами президента - дают утечки информации, словно гигантское решето? Какие могут быть секреты в Варшаве, городе, который, несколько походя в этом отношении на Вашингтон, зачастую кажется скорее большой деревней, чем столичным городом.

Сейчас, более чем через два года после принятия Польши в Евросоюз, это небольшое разыгравшееся перед нами моралите также удачно иллюстрирует те диковинные перекрестки, на которых оказались граждане бывшей коммунистической Европы. С одной стороны, многие приняли западную "норму", к которой они так долго стремились. Обеденные приемы в Варшаве, которые прежде заканчивались угрюмыми обсуждениями ялтинских соглашений, теперь окрашены оживленными обсуждениями цен на недвижимость, точно так же, как в Лондоне или Париже. Сети супермаркетов торгуют одними и теми же продуктами в Польше, Германии и Франции. Существует здесь и такой же набор СМИ: все от спутникового телевидения до скандальных таблоидов и газет с серьезной иностранной аналитикой. СМИ здесь реагируют на события со стремительной скоростью, как и везде. При всем своем нынешнем дружелюбном отношении к прессе, даже Католическая церковь не может поспеть за скоростью, с которой распространяются утечки.

Однако даже в этом городе новых офисных зданий и 24-часовых предприятий невозможно скрыться от прошлого. За фасадом этого скандала скрываются многочисленные темы, начиная с все еще открытой и горячей дискуссии по поводу компромиссов, на которые шли люди в коммунистическую эпоху. Коллаборационизм архиепископа в прошлом в некотором роде представляет собой типичную историю. Будучи умным и амбициозным молодым человеком, он хотел учиться за рубежом. Секретная полиция сказала ему, что в обмен на загранпаспорт он должен будет сообщать обо всем, что он там услышит. Он, судя по всему, согласился. Многие другие, кому была предложена подобная сделка, отказались и, как следствие, не учились за границей и, вероятно, не продвинулись в избранной ими профессии настолько далеко, насколько это удалось Вельгусу на его стезе. Некоторые из них все еще разгневаны этим.

Разумеется, архиепископ сказал, что "никогда не доносил на кого бы то ни было и никогда не пытался причинить кому-то вред". Правда и то, что в отношении архиепископа не было доказано ничего предосудительного - это было журналистское расследование, а не взвешенное судебное решение. Документов, которые раскрывали бы степень его сотрудничества, так или иначе, судя по всему, больше не существует. Однако их отсутствие тоже представляет собой историческое наследие, на этот раз наследие 1989 года, когда последний глава коммунистической секретной полиции - который оставался в этой должности несколько дольше, чем принято считать, - уничтожил большую часть документов, имеющих отношение к церковным иерархам и, вероятно, касающихся других общественных фигур. Как ни странно это прозвучит, в некотором смысле память 1989 года беспокоит Польшу больше, чем воспоминания о 1970-х. Разумеется, сделки, заключенные в то время - политическая власть для бывших диссидентов в обмен на амнистию для бывших правителей, - заложили фундамент нынешнему неизбывному дурному настроению в стране.

В противовес некоторым сообщениям на Западе, первое посткоммунистическое правительство Польши не проводило серьезных расследований деятельности своих предшественников. В то же время законы, которые услужливо передают акции приватизированных предприятий их бывшим руководителям, позволяя тем самым коммунистическим кадрам трансформироваться в капиталистические, в Польше сохранились, как и в России, Венгрии и других странах.

Благодаря этой теневой приватизации, бывший правящий класс в 1990-х годах разбогател, а их бывшие оппоненты - нет. Отсюда повсеместная мрачность, которая никогда не подкреплялась экономической статистикой, и преобладающее чувство несправедливости. Отсюда и недостаток толерантности по отношению к архиепископу, совершавшему в молодости ошибки.

Эта дискуссия о коммунизме и посткоммунизме в Польше нескоро прекратится и, может быть, и не должна. В конце концов, в Германии до сих пор говорят о Третьем рейхе, а в Америке - о рабстве и сегрегации, когда Трент Лотт ушел в отставку. Возможно, эти бурные обсуждения истории, имевшей место 30 лет назад, означают, что Польша наконец-то действительно стала частью Запада.