Иностранная пресса о России и не только

Во время холодной войны считалось естественным, что Россию и Китай следует относить к одной категории. То были две великие коммунистические державы - ведущие идеологические противники Запада.

Затем наступил 1989 - год подавления студенческого восстания в Китае и краха советской империи. Коммунистическая идеология потерпела фиаско. Казалось, что свободные рынки и демократия распространятся неудержимо, сметая все препоны. Дух того времени запечатлен в знаменитой статье Фрэнсиса Фукуямы "Конец истории", которая летом того года была опубликована вашингтонским журналом National Interest. Говоря о конце истории, Фукуяма вовсе не подразумевал, что крупных событий больше не будет - он провозглашал идеологическую победу Запада, заявляя, что "либеральная демократия, возможно, представляет собой конечную точку идеологической эволюции человечества".

Хотя вскоре стало модно не считаться с идеями Фукуямы, определенная интерпретация его тезисов сильно влияет на внешнюю политику США весь истекший период. Логическая цепочка выглядит примерно так: экономическая система коммунистических режимов оказалась неудачной. Россия и Китай поневоле пришли к свободному рынку. Экономическая свобода со временем породит свободу политическую. Либерализованная экономика будет генерировать новые силы и трения, и в этих условиях сохранять авторитарное политическое устройство станет невозможно.

Появление новых технологий в сочетании с глобализацией мировой экономики обогатило этот аргумент дополнительными аспектами. В 1993 году медиамагнат Руперт Мэрдок объявил, что прогресс технологий связи "оказался недвусмысленной угрозой для тоталитарных режимов". В 2000 году Билл Клинтон предположил, что свобода будет неограниченно распространяться "посредством мобильных телефонов и модемов".

Однако через 19 лет после "конца истории" Россия и Китай развиваются не так, как уверенно предсказывали либерально настроенные демократы-детерминисты. Напротив, политические элиты этих стран стремятся создать альтернативу западной модели, преобладающей в мире. Новая российско-китайская модель скорее авторитарна, чем демократична. Это попытка сочетать капитализм с широкой ролью государства в экономике. Она манит растущий средний класс, суля ему западный консьюмеризм, и одновременно отвергает западный политический либерализм. Американская риторика по поводу прав человека и демократии отметается как наивная - или как сознательно сеющая хаос. Вместо того чтобы полагаться на демократию или коммунистическую идеологию как на опору, которая станет основой верности политическому строю, российская и китайская элиты все более делают акцент на сочетание экономического роста и национализма. Эти две идеи взаимосвязаны, так как растущее благополучие не только обеспечивает конкретным гражданам более комфортную жизнь, но и обещает, что страна станет более уважаемой в мире.

На международном уровне эта общая идеология воплощена в форме Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) - региональной группы государств, учрежденной в 2001 году. Она объединяет Россию, Китай и четыре центрально-азиатских государства. ШОС проповедует абсолютное уважение к государственному суверенитету и стремится ограничить влияние США в Центральной Азии. В 2005 году российская и китайская стороны провели совместные военные учения - первые в истории после 1969 года, ознаменованного войной между ними за приграничные территории. В прошлом году эти учения состоялись вновь, уже под эгидой ШОС.

В ООН и Россия, и Китай часто выступают против усилий Запада, направленных на оказание давления на правительства, которые практикуют репрессии, будь то Иран, Ирак, Судан или Сербия. Американский аналитик, специалист по внешней политике Роберт Каган утверждает, что "возникла неформальная лига диктаторов, которую содержат и защищают Москва с Пекином".

Как и во время холодной войны, было бы ошибочно считать, что Россию и Китай объединяет некое монолитное мировоззрение. Разрыв Китая и СССР свидетельствовал о яростном соперничестве между КНР Мао и Советским Союзом. И до сих пор сохраняется значительная доля взаимной подозрительности и соперничества в стратегическом плане: россияне опасаются потенциальной экспансии Китая в малонаселенную, богатую полезными ископаемыми Сибирь.

Исходные точки, с которых начали свой путь та и другая страна, также сильно различаются. В Китае экономический бум продолжается уже на памяти целого поколения, и его главной основой является производство. Стремительная экспансия России началась недавно и она более уязвима, поскольку держится на росте цен на нефть и газ. После хаотического периода экономической и политической либерализации в 1990-е годы, эпоха нахождения у власти Владимира Путина характеризуется восстановлением силы российского государства. В Китае процесс экономической либерализации протекает более упорядоченно и линейно.

Теперь о политической жизни. Компартия Китая до сих пор управляет страной. Российская компартия на сегодняшний день формально находится в оппозиции. Но в Кремле по-прежнему преобладают бывшие советские госслужащие, пусть и переодетые в новые политические наряды.

В том, что касается внешней политики, Россия сохраняет менталитет державы, имеющей глобальное значение, тогда как Китай только начинает поигрывать бицепсами за пределами Азии. Некий высокопоставленный китайский дипломат говорит: "Когда в мире происходит крупное событие, российская сторона всегда реагирует незамедлительно. А нам часто приходится брать пару дней на размышление". Тем не менее, российская военная мощь, по широко распространенному мнению, уменьшается, меж тем как китайцы приступили к планомерному наращиванию своих вооруженных сил.

Несмотря на все эти различия, между официальными идеологиями России и Китая прослеживается все большее сходство. Раньше обе идеологии формально вторили общему корпусу марксистско-ленинских текстов. Теперь все иначе: по-видимому, правящие элиты обеих стран пришли к похожим идеям, реагируя на похожее политически-экономическое давление. Конечный продукт - это новая, квазиавторитарная идеология, которая, будучи подкреплена экономическими успехами, может привлечь к себе адептов. В недавнем номере Foreign Affairs израильский ученый Азар Гат предполагает: если западные демократии столкнутся с экономическими проблемами, "успешный недемократичный "второй мир" будет восприниматься многими как соблазнительная альтернатива либеральной демократии".

И в России, и в Китае лица, выражающие официальную точку зрения, высказываются о демократии в амбивалентном духе. Они часто уверяют, что либеральная демократия остается важной целью в долговременной перспективе, однако их странам следует дать время на ее развитие. Да, они станут "демократичными" - но не позволят, чтобы определение этого термина им диктовали посторонние и иностранцы. "Россия найдет свой собственный путь к демократии", - не устают твердить в Москве.

Дмитрий Песков, пресс-секретарь Владимира Путина, любит говорить, что идеальных демократий в мире не существует. У России свои проблемы, у западных демократий - свои. Президент Китая Ху Цзиньтао назвал демократию "общей целью человечества". Однако официальная линия Китая обычно такова: страна, дескать, идет маленькими шажками к более демократическому устройству - посредством выборов в отдельно взятых деревнях или конкурентных выборов внутри коммунистической партии - но для нее чрезвычайно важно избежать "хаоса", который может разразиться при наивном рывке к демократии.

В обеих странах страх перед "хаосом" часто нагнетается, чтобы отмахнуться от требований политической либерализации. В Китае это слово ассоциируется с ужасами "культурной революции", когда устоявшийся социальный строй был перевернут вверх тормашками. Опасение, что в случае утраты контроля со стороны компартии разбушуется насилие и начнутся общественные беспорядки, также отождествляется со студенческим восстанием 1989 года. В разговорах многие китайцы высказывают опасение, что демократизация может повлечь за собой сепаратизм и гражданскую войну.

В России сторонники Путина ставят знак равенства между демократизацией 1990-х годов и падением уровня жизни, беззаконием, общенациональным упадком и захватом государства кучкой сверхбогатых олигархов. По данным соцопросов, эти мнения имеют большой резонанс в обществе.

Однако, несмотря на все разговоры о постепенной демократизации, реальность в России и Китае такова, что пространство для политической свободы и инакомыслия, видимо, сокращается, а не расширяется. Свобода слова в России до сих пор намного шире, чем в Китае. Но федеральное телевидение - самое могущественное средство массовой информации, намного превосходящее остальные, - преданно следует линии Кремля. В наше время интеллектуалов-диссидентов не отправляют в лагеря, но они сталкиваются с огромными трудностями, когда пытаются распространять свою точку зрения в массах. Рвение СМИ охладила и череда загадочных убийств журналистов, которые специализировались на собственных расследованиях.

Китай, напротив, так и не знал расцвета независимых СМИ, наблюдавшегося в России 1990-х. Тем не менее Ху побеспокоился о значительном ужесточении контроля над СМИ. Комитет по защите журналистов - неправительственная организация, имеющая штаб-квартиру в Нью-Йорке, - утверждает, что среди стран, за которыми она наблюдает, Китай занимает первое место по числу заключенных в тюрьмы журналистов. Несколько таких случаев произошло и в 2007 году. Контроль китайских властей над интернетом - "Великий китайский шлюз безопасности" - также оказался на удивление эффективным. Уверенность Клинтона в том, что распространение подстрекательских идей по интернету невозможно предотвратить, пока не оправдалась на практике.

Оптимисты указывают на некоторые признаки, говорящие об обратных тенденциях: например, акции борцов за экологию, организуемые благодаря интернету или мобильной связи. И действительно, сфера социальной активности, не контролируемой государством впрямую, развивается по мере того, как китайская экономика растет и усложняется. Ввиду этого возникло новое социальное напряжение, на которое компартии требуется реагировать. Но общая тенденция - это, по-видимому, движение к ограничению, а не расширению свободы СМИ; следовательно, остается все меньше места для выражения политических взглядов и соответствующих действий без одобрения партии.

В обеих странах доступ к политической власти остается под жестким контролем. В России выборы, по широко распространенному мнению, отныне являются способом узаконивания решений, принятых заранее. Эксперты по российской политике поневоле прибегают к кремленологии, чтобы разобраться, как происходит управление страной. В марте в России состоятся президентские выборы - но ключевое решение, по-видимому, уже принято: Дмитрий Медведев получил благословение на престол в качестве кандидата, которому благоволит Путин. В Китае на недавнем съезде компартии ничто не указывало на то, что партия хоть в малейшей мере намеревается поступиться своей монополией на политическую власть.

Собственно, и в России, и в Китае правящая партия и политическая элита укрепляют базу своей власти, совершая экспансию в сферу бизнеса. В России фундаментом национальной мощи - а также личной казной правящей элиты - считается энергетический сектор, роль которого крайне важна. Симптоматично, что предположительный следующий президент России - Медведев - на данный момент является председателем совета директоров "Газпрома", государственной газовой компании-монополиста. В Китае надежды на то, что процветающий частный сектор станет альтернативным центром власти по отношению к компартии, пока не оправдались. Напротив, доля партии в крупных, прибыльных государственных монополиях породила шутку, что китайская компартия теперь является "крупнейшим в мире холдингом".

И в России, и в Китае правящие элиты пользуются своим новообретенным богатством, чтобы отшлифовать и возродить некоторые аспекты национальной культуры, которые в звездный час коммунистической идеологии отнюдь не поощрялись. Русская православная церковь снова в фаворе, и государство выделяет средства на реставрацию соборов. Путин, бывший сотрудник советской разведки, теперь утверждает, что читает Библию. Китайское правительство финансирует создание "Институтов Конфуция" по всему миру.

Возрождение национальной культуры кажется совершенно безобидным феноменом. Но у использования националистической идеологии в России и Китае потенциально есть оборотная сторона. Все более напористая позиция президента Путина на международной арене снискала популярность в России. Молодежные националистические организации финансируются Кремлем и используются для преследования политических противников, в числе которых даже иностранные дипломаты. Новое пособие по российской истории, предназначенное для учителей (и расхваленное самим Путиным) выдержано в весьма националистическом тоне. Лейтмотивом книги является необходимость крепить мощь нации, чтобы отразить происки Запада.

В Китае школьная программа также насыщена националистическими идеями - страна изображается как вечная жертва вмешательств извне, сначала со стороны западных колонизаторов, а затем со стороны японцев. Необходимость возродить мощь нации и добиться того, чтобы Китай занял в мире положенное ему место, является постоянной темой. Некий западный преподаватель Пекинского университета, в целом оценивающий современный Китай очень позитивно, тревожится, что многие из его студентов "по-видимому, ранее узнали в школе от учителей, что война с Америкой в конечном итоге неизбежна".

Хотя риторика Китая и России иногда наводит на мысль, что эти страны вновь считают Запад своим соперником, западные компании являются для них важнейшими деловыми партнерами. Экономики обеих стран зависят от торговли с Европой и США. "Газпром" рвется к экспансии в Западную Европу. Новый государственный инвестиционный фонд Китая недавно приобрел пакет акций инвестиционного банка Morgan Stanley - одного из самых почтенных на Уолл-стрит. Этот пакет оценивается ни больше ни меньше как в 5 млрд долларов.

Формирование общих интересов в рамках глобальной экономической системы должно несколько обуздать возможное соперничество между Западом, с одной стороны, и Россией и Китаем - с другой. Но надежды на то, что эти две страны примут западную политическую модель, теперь выглядят устаревшими и наивными.