Иностранная пресса о России и не только

"Черный лед": Мариуш Вилк находит русскую душу

Что такое Россия? Этот вопрос упорно поднимается уже в течение столетий, но особенно - этой осенью, поскольку Россия является гостем Франкфуртской книжной ярмарки. Почти все, кто имеет имя в современной русской литературе, представлен на ярмарке, здесь же новые издания классиков, первые переводы произведений советского периода, биографическая, научно-популярная литература и огромное количество новомодных детективов. Но, пожалуй, самая захватывающая русская книга этой осени - "Черный лед" - вышла из-под пера поляка Мариуша Вилка. Родившийся в 1955 году, неоднократно подвергавшийся арестам как пресс-секретарь "Солидарности", Вилк с 1989 года работал корреспондентом в Москве. С 1993 года он поселился на Соловецких островах, откуда он писал статьи для издававшегося в Париже польского журнала "Культура". Все написанное им в 1996 - 1998 годы - это смесь из репортажей и дневниковых записей, исторических исследований и философских наблюдений, в которых его интеллект и поэтическое чутье создали видение "его России". Если поискать нечто подобное, то на ум приходит документальную-эссеистская проза мирового кочевника Кристофа Рансмайра и его принцип: то, что нельзя понять умом, нужно пережить самому.

Соловки - это одновременно увеличительное стекло и калейдоскоп. Здесь Вилк нашел все, что делает Россию Россией. Соловецкие острова всегда были бастионом русского православия и государственности, истории и просвещения. Здесь прокладывала себе путь русская православная схизма, здесь была опытная станция не только прогресса, но и апокалипсиса. В монастырских подземельях находилась самая старая политическая тюрьма России, а после революции 1917 года здесь возник СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения), модель ГУЛАГа. После распада Советского Союза остров был доведен до обнищания, разрухи и отчаяния. С любовью к безотрадным деталям Вилк рисует жалкие условия, хуже которых вряд ли можно себе что-то представить. То, что коммунизм не положил на алтарь коллективизма, сегодня разоряет дикая "приватизация" - читай - разворовывание. Без религии, без лагерей, без армии у Соловков нет ни настоящего, ни будущего: "На островах умирает больше людей, чем рождается. Чтобы выжить, вообще-то нужно есть, а не пить".

Вся книга состоит из подобных фраз, лаконичных и резких, пронизывающих текст насквозь, - неслучайно Вилк снова и снова обращается к Жозефу де Местру, который с 1802 по 1817 год был посланником сардинского короля при царском дворе и культивировал мрачные взгляды на российскую действительность. При всем том Вилк с его не подлежащими обжалованию приговорами и остротой взгляда - вовсе не циник, для этого он слишком сроднился с реальностью, которую описывает. Только тот, кто побывал на самом дне, считает он, знает Россию. Вилк упрекает западных репортеров за то, что они столетиями не могут избавиться от стереотипов, евроцентризма и тенденциозности, что они зациклились на метрополии и большой политике, пренебрегая провинцией и обыденной жизнью простых людей. Наряду с "очевидной Россией" существует еще и Россия "непонятных законов, неясных форм, неопределенных тенденций". Существует "империя на глиняных ногах, и пьяная женщина, которая валяется в уличной канаве".

Во время своих экскурсий Вилк рассказывает о надеждах и ужасах. Монастырь за толстенной стеной, когда-то самый могущественный северный форпост государства, был местом учености, отрешенности и проклятия. История собрала здесь всех - царей, декабристов, прелатов, сектантов, деятелей искусств, ученых, но однако прежде всего тех, кто отвергал империю, кого ссылали сюда как "отбросы общества". К ним Вилк испытывает сочувствие. Судьба к судьбе, и каждая заканчивается в апокалиптическом алкоголизме. Как монахи, которые когда-то вложили душу в эти северные острова, сделав их пригодными для проживания, Вилк спасает от забвения униженных и оскорбленных. Он хочет, чтобы следы прежнего ужаса не исчезли. Но правда о СЛОНе слишком велика.

"Черный лед" можно читать по-разному: как объяснение в любви, как археологическое исследование, как философский трактат и как путеводитель в лучшем смысле этого слова. Чего из него только не узнаешь о России - о бане как месте для бесед, о картофеле как святом растении, о культуре греха, о роли письменной культуры, о "монументальном историзме", о тоталитарной традиции ереси, о болтливости северных жителей и их общении со смертью. При всем том "Черный лед" - это еще и грандиозная книга о севере и его природе. Даже тот, кого не интересует история, может на Соловках "смотреть, слушать и молчать", внимая симфонии красок и форм, запахов и звуков. На севере действительность тоньше, чем в любом другом месте, зимой здесь открывается "внутренний мир", писал Павел Флоренский, тоже жертва СЛОНа.