Иностранная пресса о России и не только

Российский полковник Сергей Гончаров входил в состав секретной группы ?Альфа?, антитеррористического подразделения КГБ, созданного Андроповым еще в семидесятых годах. Сейчас он занимает пост президента Ассоциации ветеранов ?Альфы?, является авторитетом по антитеррористической деятельности. Гончаров дал интервью журналу TIME.

TIME: Полезен ли антитеррористический опыт России в борьбе с нынешними формами политического терроризма?

ГОНЧАРОВ: В далеком советском прошлом пьяный колхозник, напавший на начальника, считался политическим террористом. В семидесятых диссиденты, которым не удалось сбежать за Железный Занавес другими путями, начали захватывать самолеты - так началось воздушное пиратство. В постсоветской России многие чисто уголовные убийства были восприняты, как акты политического террора. Единственный известный нам политический терроризм имеет отношение к Чечне.

TIME: Значит, Россия мало что может предложить в этом контексте?

ГОНЧАРОВ: У нас есть опыт, потому что мы принимали участие в разных тайных операциях по борьбе с нежелательными режимами по всему земному шару. Давайте будем честны. Когда американцы воевали во Вьетнаме, мы делали все возможное, чтобы вьетнамцы нанесли им максимально возможный урон. США делали то же самое, когда мы вошли в Афганистан. Кто создал бен Ладена? Подготовленные нами террористы сейчас действуют в Анголе, Мозамбике, Сомали. Обе стороны вооружали их, создавали их, чтобы они в качестве посредников воевали в нашей Холодной войне.

TIME: Но СССР всегда утверждал, что поддерживает борцов за свободу?

ГОНЧАРОВ: Тот, кого одна сторона считает борцом за свободу, для другой стороны является террористом. Мы не думали о том, что произойдет через 20 лет. Обе стороны считали, что делают хорошее дело - мы вместе выпустили этого джина из бутылки. Теперь мы не знаем, как затолкать его обратно. Мы должны исправлять эту ошибку вместе.

TIME: Чем отличается нынешняя ситуация?

ГОНЧАРОВ: 11 сентября изменило мир. Америка поняла, что какой бы великой не была отдельная страна, она не способна действовать в одиночку. Обе стороны виноваты в произошедшем - и Запад, и мы.

TIME: В чем состоит решение?

ГОНЧАРОВ: После трагедии президент Буш сказал, что мы должны объединить наши усилия. Но до этого, когда мы говорили им о нашей проблеме в Чечне - о работорговцах, убийствах, фальшивомонетчиках - они по-прежнему считают их борцами за свободу, а не террористами. Но именно такие борцы за свободу атаковали США.

TIME: Как можно победить такой терроризм?

ГОНЧАРОВ: Прежде всего, экономически. В мире нет страны, у которой было бы столько оффшорного бизнеса, сколько у России. Это приводит к перемещениям огромных количеств безличных, неуловимых денег. Нет никакой отчетности, невозможно определить, куда текут капиталы, как их используют.

TIME: Что необходимо сделать, помимо экономических методов?

ГОНЧАРОВ: Необходимо действовать. В частности наносить координированные, тщательно подготовленные удары по базам бен Ладена. Но если США ударит по т.н. государствам-изгоям, России придется быть осторожной. Для нас они не изгои. Мы не можем позволить США применять свою дубинку так, как им хочется. У нас хорошие отношения с Ираном. У нас огромные экономические инвестиция и ожидания в Ираке. Мы не можем позволить себе одним ударом разрубить все эти связи. Я предвижу крупные разногласия по этим пунктам.

TIME: Как в таком случае США и Россия могут объединить свои усилия?

ГОНЧАРОВ: Это очевидно. Если есть доказательства того, что Ирак прячет террористов, тогда действия оправданы. Но если они хотят начать ковровые бомбардировки, как в Югославии, а потом посмотреть, что получится, этого нельзя допускать. У нас не будет единства взглядов по вопросу о том, что будет происходить в Афганистане после падения Талибана. Американцы захотят, чтобы страной управляли их люди. Мы этого не позволим. Это политика. Мы вместе только до определенной черты. А потом мы будем преследовать собственные прагматичные интересы. Как это было во время Второй Мировой войны: мы вместе, мы одержали общую победу. Но все знают, что произошло потом.