Иностранная пресса о России и не только

После драмы заложников в Беслане российский президент Путин требует еще более жестких действий против "исламской угрозы". Однако показательной охотой на предполагаемых исламистов коррумпированные российские власти загоняют кавказских мусульман в подполье.

Стук в дверь. "Открывай!" Снаружи стоят молодые сильные мужчины в рубашках с коротким рукавом. "Документы!" - "Наркотики, оружие есть?" Всего 20 минут назад мы с фотографом Хайнцем Тезареком появились в гостинице "Россия" в Нальчике, столице Кабардино-Балкарии. И вот уже под дверью стоят шестеро сотрудников службы безопасности. Они хотят знать, что мне здесь нужно и как долго я тут пробуду.

2 сентября, 19:30. В Беслане, в соседней Северной Осетии, со вчерашнего дня террористы удерживают в школе в качестве заложников тысячу детей. Неудивительно, что в органах безопасности Нальчика тоже царит нервозность. Но что их интересует! Они спрашивают, есть ли у меня спутниковый телефон. Могу ли я со своего компьютера выйти в интернет. Их лица темнеют, когда я им сообщаю, что приехал сюда с целью сбора информации о положении местных мусульман.

Наверное, это было ошибкой - предварительно договариваться с Русланом о встрече по телефону. Именно в этот момент он и появился. Руслан Нахушев, 45 лет, здоровый как бык мужчина с угловатым лицом древнеримского центуриона. Директор Института исследования ислама. Оппозиционер. Прежде чем блюстители порядка исчезли, они окинули его холодным взглядом.

После этого мы с Русланом отправились в ресторан. Певец в микрофон, громкость которого была установлена на максимум, орет советские шлягеры. Руслан орет нам в ухо названия национальных кабардинских блюд - колбаса из бараньих потрохов, вареные бараньи потроха - и спрашивает, как я отношусь к красному вину. Руслан шумно жалуется на то, что режим обращается с ним как с фанатиком-исламистом. А ведь он курит, пьет водку и вообще он русский патриот. "Нашу промышленность создали русские инженеры".

Но тут он начинает возмущаться Россией. Потому что теперь кавказцев называют "черножопыми". Потому что российское государственное телевидение постоянно показывает православных священников, которые освящают танки, прежде чем те отправляются в Чечню. "Неудивительно, что чеченские мятежники чувствуют себя воинами Аллаха". В российской армии солдат-мусульман принуждают есть свинину. Руслан считает, что Россия сама разжигает среди кавказцев антирусские настроения. "Я многие годы вел в Чечне переговоры с целью освобождения заложников. Я хотел бы предотвратить здесь то, что я видел там".

Двенадцать с половиной тысяч плодовых садов, смешанные леса и скалы - Кабардино-Балкарию еще называют кавказской Швейцарией. Ее столицу Нальчик со всех сторон окружают огромные холмы, предгорье Эльбруса, самой высокой горной вершины Европы. 790 тысяч жителей, 390 тысяч из них - кабардинцы, 78 тысяч - балкарцы. Все они традиционно придерживаются мусульманской веры. Остальные, в основном, русские.

На следующий день я звоню в пресс-центр министерства внутренних дел Кабардино-Балкарии. Мне отвечает женский голос. То, что я интересуюсь борьбой с исламским экстремизмом в республике, впечатления на нее не производит. "Нас волнуют вопросы безопасности, у нас нет времени на беседы". Наверное, это можно понять, 11 часов утра, 3 сентября, события в школе в Беслане развиваются. Но я удивляюсь тому, что в пресс-центре больше не хотят разговаривать с журналистами. "Вы у нас еще много чему будете удивляться", - саркастично раздается из телефонной трубки.

Мы стоим перед входом в мечеть на улице Калмыкова. Дверь закрыта, сверху - зеленая печать. МВД КБР: Министерство внутренних дел Карбадино-Балкарской Республики. Шесть из семи мечетей Нальчика уже в течение нескольких недель закрыты и опечатаны. Будто к власти пришли большевики.

13:10. В Беслане раздается первый взрыв. Начинается штурм школьного здания. В Нальчике все еще функционирует главная мечеть, там имам проповедует кротость: "Аллах любит кротость. Твоя вера определяет твое поведение по отношению к людям, а также к врагам". Верующие слушают его терпеливо и внимательно, мечеть полна, у входа стоят тысячи пар обуви; хорошо начищенная кожа, Puma и Adidas. Большинству собравшихся в мечети нет еще и тридцати, обычно многие из них молятся в "оппозиционных" мечетях.

15:20. Мы узнаем о кровавой расправе в Беслане только тогда, когда мужчина за стойкой в кафе на улице Ленина включает телевизор. От слов телерепортера государственного телеканала у нас появляется ощущение, что там произошла кровавая бойня. С лицом человека, осознающего свою вину, он сообщает: "Силы безопасности вынуждены отстреливаться, чтобы защитить убегающих заложников". О числе жертв он ничего не сообщает.

20:30. В Беслане все еще стреляют. В Нальчике идет дождь; темно, как в чернильнице. Пустой офис, два молодых мужчины в брюках со стрелками, у одного маленькая бородка, другой гладко выбрит. Это Муса Мукошев, 38 лет, руководитель Республиканской общины мусульман, и Анзор Астемиров, 27 лет, один из ее имамов.

"На улице мне встретились двое знакомых, они милиционеры и должны, собственно, искать меня и найти". Анзор улыбается. Словно медитируя, он крутит меж пальцев мобильный телефон. "Но они сказали: "Мы тебя не видели, а ты - нас". Муса и Анзор живут в подполье. Они боятся ареста в связи с захватом заложников в соседней республике. "Охота на ведьм", - говорит Муса.

В начале девяностых годов несколько десятков молодых мусульман из Кабардино-Балкарии учились в Аравии. По возвращения они вступили в конфликт с большинством старых имамов, учившихся еще в советские времена. Речь шла о деньгах. В республике каждый год празднуются около 5500 мусульманских свадеб, 4500 человек хоронят по мусульманским обрядам. Имамы за свадьбу получают около тысячи рублей, а за похороны - до трех тысяч. Грубое нарушение Корана, считает Муса. Но хорошее дело для имамов. Старые имамы объединились против молодых ревнителей веры и стали жаловаться начальству на их религиозный фанатизм. И с тех пор как с началом войны в Чечне в 1994 году "исламская угроза" стала определять политическую моду, религиозных фанатиков стали отлавливать.

В течение нескольких лет власти закрывают мечети, устраивают слежку за верующими, угрожают им и сажают в тюрьму. По надуманному обвинению в сопротивлении каждый год сотни молодых мусульман подвергаются аресту на десять суток. "Часто милиционеры вырезают им на головах кресты", - говорит Анзор. Несколько мусульман были угнаны в Чечню, избиты и оставлены там без документов.

Президент Валерий Коков, который до 1991 года возглавлял республику в качестве первого секретаря, недавно заявил, что в республике имеется 54 экстремиста и 430 религиозных фанатиков. Но службы безопасности осуществляют за ними круглосуточный контроль: "Мы не позволим им даже пикнуть".

Муса и Анзор находятся в черном списке экстремистов, причем, в его верху. Они по три месяца провели в предварительном заключении по обвинению в терроризме. "Надзиратели относились к нам хорошо; во всяком случае, нам никто не ломал кости, как чеченским заключенным", - говорит Муса.

Если он и Анзор действительно фанатики, то они это тщательно скрывают. Они осуждают террористов в Беслане: "Ислам запрещает правоверным обращать силу против детей, женщин, стариков и безоружных мужчин". И вместо мусульманского Ирана они мечтают о Германии: "Турки из Берлина рассказывали нам, что если их община хочет устроить на Рамадан званый обед, то к ним приходят немецкие чиновники и спрашивают, чем они могут помочь. Наши же власти оскорбляют и унижают мусульман". Все тяжелее убеждать верующих в том, чтобы те и дальше терпели во имя Аллаха. "И как нам контролировать наши общины, если наши мечети закрыты?"

Их верующие - это не просто мусульмане, это еще и кавказцы. Мужчины с чувством собственного достоинства. Мужчины, которые умеют обходиться с оружием. Сотни кабардинцев и балкарцев в начале девяностых годов добровольно отправились в Грузию воевать на стороне абхазов. В соседней Ингушетии вооруженные мятежники в июне этого года устроили настоящую Варфоломеевскую ночь и убили несколько десятков сотрудников милиции и спецслужб. В Дагестане между исламскими фундаменталистами и милицией - настоящая кровная вражда: за каждого мертвого мусульманина - мертвый милиционер. А балкарец Муслим Атиев с полудюжиной сподвижников, когда-то воевавших в Чечне, сделал небезопасными леса вокруг Нальчика.

4 сентября, 10:00. В Беслане из-под развалин продолжают вытаскивать детские трупы. Хайнц, мой фотограф, стучит в дверь: "Кто-то был в моем номере и "убил" мой компьютер". Я включаю свой ноутбук. С жесткого диска все стерто. Это были специалисты. С документами, которые открыли им двери на этаж и в наши номера. Люди, которым не нравится наша работа и которые хотели нам это показать. "Ты притащил меня в замечательную банановую республику", - ругается Хайнц.

Каншуби Аршанов - глава БУМ-банка, председатель делового клуба Нальчика и непримиримый атеист. Похож на Шарля Азнавура. Печальные глаза и мягкий голос. Он вслух размышляет о плановом хозяйстве и рыночной экономике и о переходе от одного к другому. "У нас хорошие и грамотные специалисты, российские законы разумны, только у власти все еще стоят те люди, которые раньше были запрограммированы на социализм, а теперь - на воровство".

Кабардино-Балкария считается одной из самых бедных российских республик. Специалисты вроде Аршанова полагают, что ее бюджет более чем на 80% формируется из субсидий, получаемых из Москвы. Черная дыра для денежных потоков и инвестиций. "Чиновники здесь богаче, чем бизнесмены", - говорит Аршанов. Кафедры, дипломы и должности продаются, но задорого. Чтобы стать судьей, квалифицированный юрист должен выложить 30 тысяч долларов. "Коррупция процветает, но экстремизма я не наблюдаю, - продолжает Аршанов. - Борьба с экстремизмом служит им для отвлечения Москвы и народа от их собственных делишек".

Вечером мы решили сообщить в милицию о происшествии с нашими жесткими дисками. В отделении полно людей в серо-голубом камуфляже, бронежилетах и касках. Многие небрежно помахивают автоматами Калашникова. "Нет, вы иностранцы, вами должны заниматься в ФСБ, - объясняет нам дежурный. - Сейчас тут прошло несколько человек оттуда, ждите".

Мы ждем. Капитан спрашивает, сколько в Швейцарии стоит подержанный BMW. Есть ли здесь исламистские бандиты, спрашиваю я. "Нет, таких нет. Наши только книги читают, - он морщит лоб. - Кто вас знает, может у вас общие дела с террористами. Но мы, конечно, будем контролировать вас исключительно демократическими методами".

Руслан рассказывал, что только с 1991-го по 1998 год количество милиционеров в республике возросло с 1800 до 10 тысяч. В министерстве внутренних дел, ФСБ, прокуратуре и даже в налоговой полиции существуют отделы по борьбе с религиозным экстремизмом. 3600 хорошо обученных бойцов ждут, как заявил президент Коков, "чтобы пустить пулю в лоб каждому, кто попытается покуситься на республику".

Москва вооружается для священной войны с всемирным исламским террором. И за всем этим железно стоит Коков, как статуя женщины в центре Нальчика. На цоколе памятника девиз: "С Россией навечно". Не в обычаях Кремля спрашивать с таких верных вассалов, что они сделали с субсидиями, полученными из Москвы. Наоборот. Теперь Коков и другие главы кавказских республик могут требовать новые средства и новые штаты. Пусть даже вооруженные силы Кокова осрамились в августе, когда тысяча человек, в распоряжении которых находились вертолеты и танки, окружила на кукурузном поле чеченского боевика Атиева и полдюжины его сподвижников. Стрельба продолжалась всю ночь, но поймали они одного человека.

Мы прождали 40 минут. Никто из ФСБ так и не появился. Милиционеры советуют нам отправиться туда самостоятельно. Почему бы и нет? В ФСБ, вероятно, лучше всех знают, что произошло с нашими жесткими дисками. Здание ФСБ находится в каких-то 200 метрах. Молодой белокурый офицер записывает наши данные. Тут его вызывают, но через три минуты он с недовольным выражением лица возвращается к нам и быстро завершает беседу: "Нет, мы здесь отвечаем за терроризм. Идите снова в милицию".

На улице ночь и идет дождь. Ко мне подходят двое. "Огоньку не найдется?", - спрашивает один. Я вижу еще молодое злое лицо, и тут его кулак врезается в мой подбородок. Все вокруг погружается в туман. Затем атакующая сторона устремляется за Хайнцем. Тот бежит через улицу и чуть не попадает под микроавтобус. Тогда те двое разворачиваются и устремляются прочь.

Я же направляюсь в ФСБ. Сначала меня просят войти, потом - выйти: "Милиция скоро придет". Мы напрасно ждем милиционеров. Очевидно, ФСБ и милиция питают тайную симпатию к нападавшим. И, очевидно, они не любят западных журналистов, которые хотели бы поучаствовать в борьбе против "исламской угрозы".

Поздно ночью Руслан везет нас в прокуратуру, где мы напрасно пытаемся сообщить о нападении. Там нам разясняют, что это хулиганство, а не преступление. Руслан ухмыляется: "Теперь представьте себе, как наши органы обращаются с теми, кто является не иностранцем, а кавказцем да еще мусульманином". Кто в России выбирает веру в Аллаха, рискует больше, чем тот, кто об этом пишет.