Иностранная пресса о России и не только

Тот день, что я провел за чаем с человеком, который стал самым разыскиваемым в России террористом, был, учитывая обстоятельства, достаточно цивилизованным.

Был ли Шамиль Басаев монстром уже тогда? Не знаю. Когда я познакомился с ним в 1995-м, он был известен как партизанский лидер, боец чеченского сопротивления. На Западе его террористом не считали. Однако в течение последовавших за этим месяцев и лет чеченский конфликт становился все мрачнее и все отчаяннее, и его методы изменились.

На протяжении следующих 11 лет он обрушил на Россию ужасы, которые раньше невозможно было себе представить. Он спланировал атаки на школу, больницу и московский театр, которые, по оценкам, унесли жизнь 600 человек, 300 из которых - дети.

Так что когда в понедельник я прочитал, что российские силы безопасности заявили, что, наконец, убили Басаева, что президент Владимир Путин хвалится "возмездием" и что президент Буш заявил, что Басаев "заслуживает этого", мне не было его жалко.

Я встретился с Басаевым в апреле 1995 года. Будучи корреспондентом The Los Angeles Times в Москве, я освещал войну тогдашнего президента Бориса Ельцина, нацеленную на то, чтобы не допустить отделения тогда непонятного региона Чечня. Российские силы только что, после длительной осады и разрушительных бомбардировок, которые вселяли страх в гражданское население, захватили чеченскую столицу Грозный. Центр Грозного выглядел как фотографии Дрездена после Второй мировой войны: насколько хватало глаз, везде виднелись остовы зданий, возвышающихся над руинами.

Чеченские повстанцы были разбиты, однако мы узнали, что они отправились в свое горное убежище в Ведено, где командовал Басаев, и мы поехали туда на их поиски.

Чеченцы были гостеприимным народом и настроены очень проамерикански. Они любили Рональда Рейгана за то, что он назвал их старинных врагов "империей зла". Они гортанно выкрикивали "Аллах Акбар!" ("Аллах велик!"), но сравнивали себя с американскими колонистами, борющимися с британской империей. В то время они еще не перестали ждать, что им на помощь придет президент Билл Клинтон, так же, как США помогли афганским моджахедам бороться с советскими захватчиками.

Так что я не боялся отправляться на поиски Басаева. Я просчитал, что, если нам удастся проскользнуть вдоль российских позиций, я наверняка получу интервью, которое прольет свет на планы чеченских мятежников.

Мы поехали в увенчанные снежными шапками горы, прекрасные, как швейцарские Альпы, но более дикие. По тем же тропинкам двигались сотни чеченских беженцев из Грозного и оккупированных россиянами равнин. Десять бородатых чеченских бойцов в грузовике разрешили нам идти рядом.

Мы ехали по руслу пересохшей реки и по неудобным тропам, избегая главных дорог, которые подвергались бомбардировкам российских ВВС, - мимо деревенского дома с дырой в крыше от удара ракеты. Повстанцы сказали, что ракета убила жену крестьянина, оторвала ноги 21-месячной девочке, которую женщина держала на руках, и убила еще шестерых человек. Отец семейства, сказали они, не был боевиком. Однако теперь он ушел, чтобы присоединиться к Басаеву.

В Ведено мы отправились на встречу с Басаевым. Ему оказалось всего около 30, он был серьезным, вежливым и хорошо владел речью, однако находился в окружении выглядящих наистрашнейшим образом боевиков. Было понятно, что он вызывает в них не только лояльность, но и трепет; они относились к нему как к знаменитости, как к Че Геваре Чечни. Позднее стало ясно, что тогда он становился их ведущим стратегом.

Его штаб-квартира находилась в каменном здании, отстроенной заново версии крепости, которую его предки возвели в 1010 году, когда чеченцы уже воевали с будущими захватчиками. Семья Басаевых участвовала в отражении наступления Тамерлана в XIV веке, но в XIX веке, при Екатерине Великой, чеченцы утратили свою независимость (ошибка автора статьи. Завоевание Россией Северного Кавказа произошло при Александре II. - Прим. ред.). Басаева назвали Шамилем в честь имама, который возглавлял ту обреченную борьбу.

Он сидел по одну сторону грубо сколоченного стола. Я сел по другую. Его телохранители встали подле него. Увешанные боеприпасами, они выставили напоказ автоматы Калашникова и смотрели на меня неласково. Я же разглядывал их с некоторой долей тревоги. Басаев понял намек и отослал их.

Он встал, вскипятил чай на небольшой походной плите, какие использовались в российской армии, и настоял, чтобы я положил сахар. Он прочитал мне обычную лекцию о российских военных преступлениях против чеченских мирных граждан, о российских лагерях, где пытают чеченских мужчин, и боевиков, и мирных жителей. Он сказал, что чеченская борьба только началась и что колосс российской армии может победить только на равнинах, но никогда не поразит мятежников в родных им горах. Он сказал, что чеченские боевики изучали партизанские методы ведения войны у проигравшей стороны в Афганистане, во время службы в советской армии. Теперь они направят уроки своей жалкой обязательной военной службы против россиян, припрут их к стенке и пустят им кровь.

Он считал, что российские солдаты-срочники хотят покинуть Чечню, а офицеры понимают, что этот регион никогда не был действительно частью России - а лишь ворчащим заложником. Он похвастался, что закупал боеприпасы и материалы у коррумпированных российских офицеров. "Если бы у меня было достаточно денег, я бы мог купить целую дивизию, - заявил Басаев. - Российский солдат видит доллар и забывает даже собственную мать".

Он увидел скепсис на моем лице и вежливо препроводил меня в дальнюю комнату, до потолка забитую российскими боеприпасами: гранатами, автоматами и тем, что выглядело как мобильные пусковые установки.

Затем он заварил еще чашку чая и любезно подал ее. Я понимал, что интервью подходит к концу. Я спросил его, что он будет делать в ситуации, когда чеченцы потеряли Грозный, когда российские силы превосходят их численностью и оружием, прибегнет ли он, как предсказывают россияне, к террору на следующей стадии своей войны?

Нет, ответил он, мы не проиграли и не настолько отчаялись.

Непроизнесенное слово "пока" повисло в воздухе. Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

В следующий раз я увидел его через два месяца. Он и его люди захватили больницу в южном российском городе Буденновск и угрожали взорвать ее вместе с пациентами. Мы в ужасе наблюдали с расстояния, как российские военные, демонстрируя полную некомпетентность, палили по госпиталю. Чеченские мятежники в родильной палате выставили беременных женщин к окнам, спрятались за них, как за живой щит, и отстреливались, просовывая автоматы женщинам между ног. Было убито, по меньшей мере, 100 человек, ранено гораздо больше.

Одну россиянку с огромным животом и огнестрельным ранением в грудь отпустили - ее вынесли два других заложника. Я семенил рядом с носилками, когда ее несли в машину скорой помощи, слушая ее ужасный рассказ и поток расистской брани в адрес Басаева и других чеченцев, которых она называла "черными" и "зверями".

Я спросил ее, что она скажет своему не родившемуся пока ребенку. "Я буду растить его, чтобы он убивал чеченцев", - ответила она.

Говорят, что тот, кто является террористом для одного, выступает борцом за свободу для другого. Я не согласен. Я полагаю, что в тот день, когда Басаев перестал атаковать российскую армию и напал на ту больницу, он однозначно совершил зло и потерял какое бы то ни было право на легитимное руководство чеченским народом. Самая последняя из многих трагедий Чечни - это то, что ее самый умный и харизматичный лидер превратился в Шамиля Басаева.