Иностранная пресса о России и не только

На прошлой неделе гарвардский ученый Ниалл Фергюсон предложил оптимистический сценарий будущего нашего мира через 30 лет после терактов 11 сентября. Однако действительно ли наше будущее столь радужно? Выстоит ли наше общество и образ жизни под ударами войны, терроризма и климатических изменений? Ведущие историки заглядывают в будущее - в то время, которое сейчас мы можем только вообразить

Новые тридцать лет войны

Пол Кеннеди

Сейчас очень тяжело и странно оглядываться в прошлое более чем 30-летней давности, в то страшное утро 11 сентября 2001 года, пытаясь оценить, что изменилось и не изменилось в мире за эти десятилетия. Непосредственно сразу после катастрофы и, по сути, долгие годы после нее было распространено убеждение, что мир полностью изменился; что ландшафт национальной и международной политики трансформировался после организованной диверсии и преднамеренного крушения четырех самолетов на территории США. Это, безусловно, было как бой боевых тамтамов для администрации Буша того времени и, если кто-то еще помнит те дни, было использовано в последовавших за этим войнах в Афганистане, Ираке и Иране, чрезвычайных военных экспедициях для защиты нефтяных месторождений в Кувейте, Саудовской Аравии и Персидском заливе. Отзвуки этого события звучали в хаосе террористических атак в Европе, Северной Америки и Японии в кризисные 2008-2012 годы. Все это способствовало росту апокалиптических настроений.

В ретроспективе кажется странным широко растиражированное после 11 сентября убеждение, что мы находимся на пороге Армагеддона или, если воспользоваться менее звучным, но более мощным по своему эффекту определением, что начинается третья мировая война, на этот раз между универсальными либеральными ценностями и фанатичной деструктивной атакой фундаменталистов от ислама.

Однако наши знания о том, как развивались события в дальнейшем, очень далеко уходят от тех предельно мрачных предположений, и это не просто демонстрация феномена "кулаков после драки".

В конце концов, что считалось основными тенденциями международной политики до того, как "Аль-Каида" нанесла удар по Пентагону и башням-близнецам? Разумеется, следующее: Соединенные Штаты, бесспорно, занимали первое место в мире, несмотря на угрозы серьезных финансовых проблем и военные проблемы за рубежом; Азия во главе с Китаем и Индией стремительно росла в экономическом и военном плане; Россия под управлением Путина с его холодно просчитанным балансом внутренних и международных стратегических схем, последовательно восстанавливала позиции на мировой арене; Европа старела и становилась более неповоротливой, но все еще оставалось комфортным местом обитания; Африка отчаянно боролась, с переменным успехом, с большим количеством бедствий, чем любая другая столь же обширная территория планеты; а Ближний Восток, за некоторыми исключениями, не мог вписаться в XXI век.

Тридцать лет спустя все эти основные тенденции, кажется, развивались своим путем, и теракты 11 сентября отразились на них гораздо меньше, чем некоторые из нас в тот момент предполагали. Только взгляните на мир вокруг нас в эти чудные дни ранней осени 2031 года. Соединенные Штаты все еще владеют самым внушительным сочетанием военной, экономической и технологической мощи, хотя их существенно сдержали и отрезвили финансовый кризис и венные неудачи, обрушившиеся на страну в годы после решения администрации Буша вести войну одновременно в Афганистане и Ираке. Поэтому теперь Америка ведет разумную политику сотрудничества с другими мировыми силами и международными организациями, и ее международная политика стала куда сдержаннее.

Китая и Индия действительно очень развились, не без масштабных изменений их внутренней социальной структуры, и теперь являются крупными ответственными фигурами на международной сцене. Разумная бисмаркианская политика Путина в международной и внутриполитической сфере принесла плоды, так как появился четвертый важный игрок на мировой шахматной доске. Европа находится в непрерывной тревоге относительно своего положения, но на самом деле остается просто хорошим комфортным противовесом американской привычке к самосовершенствованию и азиатской зацикленности на 15-летних планах. Африка прошла через ад в первой половине этих тридцати лет - нескончаемые гражданские войны, геноцид, разваливающиеся государства, экологические бедствия, - однако мудрые народы Ботсваны, Кении, Сьерра-Леоне, Марокко, ЮАР и других стран справились с этими общими врагами и вышли из выпавших на их долю испытаний сильнее, чем были.

Ближний Восток имел свои отличия, но так было и до 11 сентября, даже если последовавшие события в Афганистане, Ираке, Ливане, Иране, Саудовской Аравии и Египте, разворачивавшиеся между 2001 и нынешним годом, и усугубили конвульсии. Ежегодные отчеты о развитии арабского мира в рамках Программы развития ООН в начале XXI века указывали на многочисленные проблемы, препятствующие плавному вступлению этого региона в сообщество государств мира. Эксперты по Ближневосточному региону и аналитики ЦРУ предупреждали, что этот регион нестабилен и опасен во многих отношениях.

Однако потрясения 2009-2012 годов были столь стремительны и сильны, что, при всех их недостатках, политиков тех лет едва ли можно обвинять в бессмысленном фиглярстве. Положа руку на сердце, они были по-человечески неспособны справиться с почти одновременным коллапсом Египта, Саудовской Аравии и Сирии, ухудшением ситуации с гражданской войной в Ираке и, в первую очередь, с чудовищным ядерным ударом Ирана по Тель-Авиву и его пригородам.

В результате ядерного контрудара со стороны Израиля было убито 10 миллионов иранцев, однако древний персидский народ выжил, обессиленный, но не уничтоженный. Великие державы были парализованы, но что можно было предпринять после ирано-израильского ядерного конфликта? Напуганные, они начали искать пути к компромиссу на всех фронтах, было организовано множество миротворческих миссий под эгидой ООН, а затем проведены мероприятия по прекращению боев и постъядерной очистке. Американцы были потрясены, но и одновременно напуганы перспективой возвращению в эту трясину, да и кого им надо было разбомбить за то, что Тель-Авива не стало?

Европейцы были в ступоре. Путин держал рот на замке. А с какой стати должна была в кои-то веки разбогатевшая Азия вмешиваться в глупые религиозно-идеологические войны далеко на западе? Поэтому потерпевшему чудовищные потери Израилю пришлось продолжать свое существование, хоть и все еще под защитой США, но с неясным будущим.

Через тридцать лет после терактов 11 сентября ситуация на Ближнем Востоке по-прежнему нестабильна, даже при том, что умеренные политические группировки получают все больше поддержки от новых поколений арабов Египта, Персидского залива и Саудовской Аравии. Самым многообещающим обстоятельством является то, что "Аль-Каида" превратилась в отдаленное воспоминание, подобно анархистам 1870-х и 1880-х.

Они долго пугали людей, но сами вогнали себя в могилу, особенно бессмысленными и глупыми бомбардировками Шанхая и Пекина в 2010 и 2012 году в качестве протеста против мер безопасности со стороны Китая против мусульман в западных провинциях.

Когда возмущенный Китай присоединился к уже разъяренным Соединенным Штатам в войне против террора при содействии Путина и стремлении Европы и остального мира потопить терроризм, а люди, оказывавшие финансовую поддержку "Аль-Каиде", были арестованы благодаря совместным координированным действиям банков (по побуждению президента Буша), от "Аль-Каиды" не осталось и следа. Действительно, террористическая организация осталась далеко в прошлом.

Так кто же мы теперь, через 30 лет после падения башен-близнецов? Мы, конечно, стали старше и, возможно, немного мудрее. Это не были счастливые дни для планеты, особенно в большей части Африки и на Ближнем Востоке. Однако, по правде говоря, в 2031 году дела у нас обстоят намного лучше, чем предсказывали многочисленные ученые мужи в 2001-м. Это уже само по себе повод для радости. Хотя и небольшой.

Пол Кеннеди - преподаватель истории в Йельском университете. Его последняя книга - "Парламент человека: Объединенные Нации и поиск мирового правительства"

Эпоха технологического средневековья

Майкл Кларк

Будущее - это другая страна, здесь мы многое делаем иначе; и нас никогда не перестанет интересовать наша собственная шизофрения 30-летней давности. Как мы не увидели все это отчетливее тогда? Почему мы так несерьезно отнеслись к сокрушительной потребительской победе Запада над коммунизмом? Мы жили с угрозой ядерного уничтожения как с чем-то само собой разумеющимся, а потом, как раз к десятилетию победы, сделали войну из терроризма, убедив себя, что это была принципиальная проблема, стоящая перед нами, а затем сражаясь с ней так, как будто мы действительно хотели проиграть.

То, что мы не проиграли, было еще любопытнее и, пожалуй, удивляет наших противников-террористов больше, чем нас. Разумеется, мы сделали задачу трудной для самих себя, втянувшись в три войны по выбору джихадистов - в Ираке, Афганистане и Сомали. Последняя запись Усамы бен Ладена перед тем, как его свалила болезнь почек, была полна триумфа: он начал войну, в которой победят другие; он использовал "Аль-Каиду", чтобы мобилизовать радикальный ислам на борьбу за себя, а западные лидеры выходили из себя и шумно рекламировали свой путь по тупикам. Многие из нас мрачно соглашались с ним, когда мы видели эту последнюю зернистую пленку. Мы не сумели победить в идейном бою с исламо-фашистами, наша уверенность в себе и наши свободы шли на убыль.

Однако это были идеи, которые в конце концов похоронили террористическую угрозу: не идеи западных правительств, а идеи людей, технологическая гонка и творческие инстинкты, сформировавшие то, что мы теперь называем новым "технологическим средневековьем". Международная система изменилась настолько радикально, что во второе десятилетие нашего века она охватила войну с терроризмом и заставила ее выглядеть банальной на Западе и немодной в исламском мире.

Крупные кризисы второго десятилетия спровоцировали эти системные изменения, которые мы распознаем, но до сих пор пытаемся понять. Ближний Восток пришел к политическому расплавлению в хаосе, который крупные страны были не в силах обуздать, и безжалостно обнажил долгосрочное отсутствие какого-либо политического лидерства в самом регионе. США объявили победу и ушли. Россия и Китай сунулись в огонь и обожглись. После этого державы фактически изолировали регион и позволили ему скатиться в пропасть, где он находится до сих пор.

В разгар энергетического кризиса они едва ли могли себе это позволить, но у них не было сил сделать что-то другое. Энергетический кризис достиг политического пика в середине десятилетия и привел к напряженным противостояниям между США и Китаем, тогда как Россия пыталась давить своим энергетическим авторитетом Азию и Европу, но только обнаружила, что потеряла больше, чем приобрела, в результате последующей напряженности. Это было неприятное и опасное время. Мы прошли через этот период, формально не обменявшись ядерными ударами между 12 ядерными державами, но не без использования ядерного оружия теми, у кого был некоторый доступ к технологии.

В то время как крупные державы мира казались все слабее, последствиями изменения климата, экологического стресса и неуверенности человека, проистекающей из преступности, бедности и нехватки ресурсов, так и не занялись, несмотря на нескончаемую риторику. В 2015 году мы миновали важнейший рубеж, когда более 50% населения мира стало "урбанизированным" - почти 80% в промышленно развитых странах. Мы привыкли к концепции мегаполисов, которые либо выживают и становятся процветающими, либо терпят неудачу и погрязают в нищете и нестабильности. Если мы говорили о новой американской империи в 2001 году, к 2021 году это больше похоже на Римскую империю III века.

Но к тому моменту стало ясно, что люди, города и организации принимают собственные решения. Они признали, что старое государство XX века годилось только для определенных вещей. Технологии коммуникаций, компьютеров и транспорта, которые придали новую силу скорее рукам человека, чем государства, получили новый поворот благодаря влиянию биотехнологий, нанотехнологий и материалам, как только они реально достигли рынка. В национальных экономиках произошло почти полное разделение на региональные горячие центры и холодные провинции в 2020-е годы.

Если Китаю удастся не распасться чуть дольше, его руководство, возможно, использует мощь других очень горячих центров в Азии, как это сделала Индия. Но китайское правительство просто не сумело идти в ногу с динамичностью ключевых сегментов общества. В Китае произошла необратимая "регионализация", а пекинское правительство постепенно исчезло.

Вашингтону удалось придать рекламный лоск своему уменьшающемуся значению. "Мы просто переоцениваем свою традиционную роль XIX века, - объявил он. - Экономика динамична, общество может само позаботиться о себе; мы годами выступали против большого правительства, теперь мы осуществляем это на практике".

Европа давно свыклась с этой мыслью, но ей все же пришлось отказаться от всех идей европейского сверхгосударства и даже унифицированной сверхэкономики.

Наш мир - это мир постмодернистских индивидуальных ценностей. Мы перестали искать политические "-измы", чтобы объединиться. Это часть истории. Мы научились жить с глобальной "не-системой", которая далека от обычного хаоса, но, пожалуй, излишне приучает нас к яростному неравенству, периферийной нищете, идущей рука об руку с могуществом и процветанием столиц, ее неутомимой движущей силой являются корпоративные династии.

Но в этом мире много личной свободы и локального творчества, которое человек XX века не понял бы. Мы не лучше, чем раньше, справляемся с коренными причинами изменения климата, бедности и лишений, но мы нашли удивительные способы справляться с симптомами.

Именно поэтому угроза джихада исчезла вместе со старшим поколением. Она всегда была основана на фашистской трактовке понятия коллективной воли, присущей XX веку. За пределами Ближнего Востока адаптировались к новому средневековью так же хорошо и так же плохо, как все остальные. Не то чтобы на нашей планете 2031 года религия не важна, но ее, как оказалось, унаследовали не кроткие, а способные к адаптации.

Майкл Кларк - профессор военных наук в Королевском колледже Лондона

Перекроенная карта мира

Лайза Джардин

В истории есть события, которые опаляют коллективное сознание того, что в начале XXI века называлось "первым миром". Все мы помним, где мы были утром 11 сентября 2001 года, когда мы впервые увидели на телеэкране башни-близнецы после удара первого, а потом и второго самолета. Спустя 30 лет мы, возможно, начинаем понимать, что длительный эффект этих травматичных событий и того, что за ними последовало, был не таким, каким казался в то время.

В то время это воспринималось как война. Советник, прошептавший на ухо президенту Бушу, что второй самолет ударил по южной башне, сказал ему: "На Америку напали". В первом телефонном разговоре, в то время как его переправляли в безопасное место, президент сказал вице-президенту: "Мы воюем - и кто-то за это заплатит".

Если это была война, должен был быть враг - государство, которому объявили войну. Выбор сначала Афганистана, а затем Ирака на том основании (более сомнительном во втором случае, чем в первом), что страны, дающие приют террористам, являются законной военной целью, увековечил концепцию, согласно которой какую-то территорию - государство или народ - надо сделать ответственным и осуществить возмездие.

В пятую годовщину теракта, в 2006 году, комментаторы по-прежнему называли 11 сентября эпохальным моментом начала глобальной войны. Но к настоящему моменту она стала "войной с терроризмом", против невидимого, фанатичного, готового на самоубийство врага, стремящегося к глобальному уничтожению. В августе Буш заявил Американскому легиону в Солт-Лейк-Сити: "Эта война будет долгой, но это война, которую мы должны вести, война, в которой мы победим. Война, которую мы ведем сегодня, больше, чем военный конфликт, это решающая идеологическая борьба XXI века".

Но с первого десятилетия XXI века наше видение мира необратимо изменилось. Кто, спрашиваем мы сегодня, воевал и с кем? Была ли риторика Буша просто старой уловкой определения "нации", положившей в основу его доводов серьезную угрозу за ее границами?

Мы должны были признать, что семена перемен были частью условий самого катаклизма. К началу века интернет уже сделал концепцию удержания идей (и действий, которым они дают толчок) в традиционных границах стран практически устаревшей. Идеи и контакты, планы и разработки действий могли формулировать люди на противоположных концах мира. Они дали людям новые возможности для хорошего и дурного, разрушив структуры, которые веками поддерживали иерархию власти.

Итоговый доклад комиссии по расследованию обстоятельств терактов 11 сентября в 2004 году сделал очевидным, что на протяжении десятилетия, предшествовавшего терактам, безопасность границ занимала сравнительно невысокое место в списке приоритетов. Теракт на территории США считался очень маловероятным. В действительности контроль над "внутренними" национальными границами в 2001 году и удержание всех остальных "вовне" уже был искусственным построением.

В то же время легкий доступ к перелетам стирал различия между "иммигрантом", "мигрантом" и "гостем". Сегодня мы видим, что глобальные массовые передвижения, облегчаемые дешевизной поездок, дают группам новых жителей любой страны возможность сохранить разнообразную идентичность, позволяя им быть членами многих разрозненных сообществ, разделяя свои надежды и опасения. Канули в Лету дни, когда у вновь прибывших не было иного выбора, кроме как попытаться "вписаться".

Сегодня последствия глобального правления хорошо видны и буквально перекроили карту мира. Национальные государства стали элементом прошлого. Территориями по-прежнему управляют местные власти, для удобства, и те, кто живет в границах "Англии" или "Дании", обязаны подчиняться законам этих земель. Но жители одновременно считают себя полноправными членами других групп и ассоциаций во многих удаленных пунктах, коммуникация с которыми формирует многие стороны их жизни - они могут покупать товары, включая повседневные предметы вроде еды и одежды, за пределами страны проживания. Они, конечно, проводят время в других местах. Они, видимо, сохраняют владение несколькими языками, поддерживая их перепиской по интернету с друзьями и родственниками, живущими за границей.

Светское и духовное удобно разделено - первое определяется географическим местонахождением человека, второе - сетью, к которой он принадлежит и с которой регулярно общается. Интернет делает возможными связи между людьми, не зависящие от географии, этнической принадлежности, веры и государства. Например, территория, ранее известная как "Израиль", теперь совместно и мирно управляемая земля, где большинство жителей имеют арабское происхождение.

Глобальное смешивание означает, что, когда мы оглядываемся на первое десятилетие XXI века, нас обязательно озадачивает убежденность, с которой организация вроде "Аль-Каиды" называет "Америку" "империалистическим врагом" и готова совершать зверства против простых американцев любой расовой и религиозной принадлежности. Разнообразие населения США находится за пределами понимания. Два последних американских президента латиноамериканского происхождения и говорят по-испански. Данные переписи прогнозируют, что к 2050 году латиноамериканское население США составит 102,6 млн, или 24% населения страны. Так кого же называть "американцами" и каковы их интересы в давних территориальных спорах на Ближнем Востоке?

Сегодня "Америка" - это огромная территория, управляемая эффективной бюрократией, которая обеспечивает общее управление, здравоохранение, социальные службы и судебный надзор за коммерцией. Ее президента избирают за способность эффективно реагировать на внешнее давление со стороны быстро меняющегося политического мира, во многом похожую на способность руководителей крупных корпораций. Качество информации, которую он получает, радикально улучшилось по сравнению с невнятными картинками, получаемыми Джорджем Бушем, а инструменты его ремесла стали тоньше, так как теперь он стремится повлиять на свой искушенный и связанный со всем миром электорат.

Произошли ли эти перемены вследствие 11 сентября? Думаю, да. "Война с терроризмом" вовлекла страны Запада в военные конфликты, имеющие все меньше отношения к их жителям. Цена потерянных жизней стала невыносимо высокой, при этом обоснования конфликта выглядели менее правдоподобными. Продуманные меры наблюдения, охраны границ и контроля над вероятными инакомыслящими в отдельных странах поглощали все больше времени и энергии правительства. Неудивительно, что мы в конце концов вернулись к взглядам Томаса Гоббса, высказанным в XVII веке, о том, что государство существует для защиты индивида от вреда, а война служит интересам только тех, кто стоит у власти, и никогда не бывает в наших интересах.

Профессор Лайза Джардин - директор AHRC Centre for Editing Lives and Letters при колледже королевы Мэри, Лондонский университет