Иностранная пресса о России и не только

Когда я росла в СССР в 1970-е годы, я ненавидела президента Леонида Брежнева. Страшный Иосиф Сталин был просто именем из давнего прошлого. В 1956 году мой прадед Никита Хрущев представил его монстром в "секретном докладе" на XX съезде партии и вычеркнул его из истории.

Но Брежнев с его чудовищными бровями был везде. Он смотрел на меня и моих одноклассников с плакатов в школе, обещая светлое и лучезарное коммунистическое будущее. Его зловещее присутствие ощущалось и дома. Моя школа на Кутузовском проспекте была заповедником партийной элиты, куда члены Политбюро, включая Брежнева, отдавали своих детей. Мои друзья хвастались дедушками, которые были послами в Англии или возглавляли КГБ. Но моего когда-то всемогущего прадеда официально не существовало. В 1964 году Хрущев был "отправлен на пенсию" Брежневым, смещен с поста лидера СССР за загадочный грех "волюнтаризма" и сослан на подмосковную дачу. Как и Сталина, его вычеркнули из истории.

Дома мне говорили, что я должна гордиться тем, что я Хрущева. Дома история существовала. Родители рассказали мне о секретном докладе, хотя он мало что для меня значил до старших классов. Хотя он не развенчал тоталитарную систему, доклад стал началом "оттепели", когда миллионы советских людей вышли из лагерей, открыл возможность более откровенного обмена мнениями и допустил в страну ограниченное количество иностранных гостей и товаров. Свободы, которыми наслаждаются сегодня посткоммунистические страны, просочились через трещины в системе, появившиеся в результате доклада, сделанного Хрущевым 25 февраля 1956 года.

Но спустя 50 лет моего прадеда сделали козлом отпущения за то, что многие считают бедами "демократической" России. А Сталина, жестокого диктатора, терроризировавшего страну, фактически реабилитировали, и опросы общественного мнения свидетельствуют о его пугающей популярности, особенно среди молодежи.

Это не удивительно. После анархии, сопровождавшей распад СССР в 1991 году, периода, когда демократия ассоциировалась с хаосом, преступностью, бедностью, олигархией, гневом и разочарованием, оказалось, что россиянам не нравится их новая свобода. Мы захотели вернуть своих правителей, которые внушали нам ощущение порядка, вселяли патриотический пыл и веру в то, что мы - великая страна. Мы мечтали о монументальных, пусть и деспотичных, лидерах, таких как Иван Грозный и Сталин. Да, они убивали и сажали в тюрьмы, но какими величественными были наши победы и парады! Ну и что из того, что власть Сталина была властью страха? Это был просто страх за свою жизнь. Как он ни ужасен, это не экзистенциальный страх перед свободой и личным выбором, когда приходится винить только себя, если демократия оборачивается хаосом, а капитализм - коррупцией.

Потому страна и сплотилась вокруг президента Владимира Путина. Путин изображает себя новым российским "демократом". Действительно, россияне видят в нем не "отца народов" вроде Сталина, а простого человека, признак хотя бы частичной демократизации. Путин часто отмечает, что Россия строит "собственную демократию". Перевод: его современная автократия обнаружила, что для защиты себя от народа уже не нужны массовые чистки в духе Сталина. Нелюбовь к свободе делает из нас верных сторонников. Мы готовы восхищаться его твердой рукой: вместо того, чтобы призвать его к ответу за ужас Чечни, мы соглашаемся на то, что он "демократически" назначает лидеров этой многострадальной земли. Мы радуемся, когда он "разоблачает западных шпионов", поддерживаем аресты "нечестных" олигархов и "диктатуру закона", а не прозрачность законов.

Слово "путинизм", этот гибрид, вобравший в себя сталинизм, коммунизм, власть КГБ и рынок, стало новой национальной идеологией. Человек на все времена, президент России делает вид, что, избирательно принимая некоторые элементы власти своих предшественников - царскую Православную церковь, советский КГБ, рыночную экономику Бориса Ельцина - он уничтожает крайности прошлого, создает жизнеспособную систему власти. Но его окруженная секретностью система управления - "вертикаль власти", знакомая со времен, предшествовавших секретному докладу, когда информацией снова манипулируют власти - наводит на мысль, что его "единство" - это лишь еще одна попытка переписать историю.

Итак, секретный доклад уже не считают мужественным политическим поступком, когда Хрущев призвал к реформе деспотии, к созданию которой сам приложил руку. Сегодня российские СМИ представляют его как попытку Хрущева отомстить за старшего сына, Леонида, которого Сталин якобы преследовал за предательство социалистических идеалов и службу нацистам в годы Второй мировой войны.

Слухи о Леониде всплывают на поверхность со времен Брежнева. До недавних пор общественность отмахивалась от них как от пропаганды КГБ. Но сегодня, когда страна ищет легкий ответ на чувство неуверенности, отец и сын Хрущевы стали козлами отпущения.

Критики Хрущева считают распад СССР его виной в не меньшей мере, чем виной Михаила Горбачева или Ельцина. Крах коммунистической системы не обязательно оборачивается демократией, несмотря на ожидания людей. Россияне так торопились избавиться от бремени советского режима, что избавились и от всех его позитивных элементов. Им объявили, что в почти вековом советском периоде не было ничего полезного. 1990-е годы отказались признать коммунистическую эпоху, которая действительно принесла России репрессии, но также - индустриализацию, победу во Второй мировой войне, достижения науки и освоение космоса. Желание отречься от прошлого характерно для российской истории, и оно возвращает к жизни ностальгию.

Лишившись национальной гордости и прежней веры, россияне восприняли конец советской эпохи как гибель империи и национальной идентичности. В состоянии нравственного, материального и физического отчаяния они мечтали о лучшем отношении к себе и своей стране. Образ Сталина заполнил вакуум. А осудивший его Хрущев стал архитектором российских бед.

В книге "Сталин. Второе убийство" журналистка Елена Прудникова пишет об осуждении Сталина Хрущевым как об убийстве. "Если бы Хрущев не расправился со Сталиным, мы не дошли бы до такого плачевного состояния. С тех пор наша жизнь становилась все бессмысленнее и грязнее", потому что "убийство Сталина было убийством его народа. Страна, лишенная высоких идеалов, сгнила на корню".

Мой прадед попытался начать освобождение России от кровавого сталинского прошлого, но страна так до конца и не разобралась с преступлениями сталинизма. Непростая жизнь в раздробленном современном обществе, которое не может похвастаться серьезными достижениями - ни статусом сверхдержавы, ни новыми спутниками - заставила россиян тосковать о "сильном государстве". Этот цикл будет повторяться, пока Россия в полной мере не разберется со своей историей.

Нина Хрущева преподает международные отношения в New School в Нью-Йорке. Ее книга, "Визит к Набокову" ("Visiting Nabokov"), готовится к печати в издательстве Йельского университета.