Иностранная пресса о России и не только

Многие люди на Западе, исполненные сочувствия к Китаю, находят в китайском обществе черты сходства с Советским Союзом на исходе его существования: репрессивное правительство, поддерживаемое старыми ястребами, постепенно отдает власть новому поколению образованных, приверженных идеалам либерализма и критически мыслящих людей. Этот образ греет душу, но он наивен. Молодых образованных китайцев политика их правительства в сфере прав человека нисколько не смущает и не печалит, а сами они - самые патриотичные государственники, каких только можно встретить.

Для любого, кто здесь живет, очевидно: большая часть этнически китайской молодежи решительно поддерживает принимаемые правительством меры по подавлению восстания в Тибете. Одна моя приятельница-китаянка, получившая высшее образование в одном из европейских университетов, назвала этот конфликт "стычкой между миром коммерции и древним аборигенным обществом". Более того, она похвалила правительство за то, что оно обращается с тибетцами лучше, чем колонизаторы Нового света обошлись с коренными американцами.

В Китае мало кто принимает во внимание интересы самих тибетцев. "Молодые китайцы не симпатизируют Тибету", - говорит специалист по защите прав человека из Пекина по имени Тен Бяо. Ему - ханьцу, который предложил адвокатские услуги тибетским монахам, схваченным во время полицейских облав, - в эти дни трудно найти понимание. Большинство двадцатилетних, по его словам, "полагают, что Далай-лама пытается расколоть Китай".

Как правило, молодые образованные люди - это тот общественный слой, который лучше других приспособлен для преодоления межкультурных барьеров, поэтому важно понять, каков ход мысли таких людей в Китае. Самое поразительное, что все они, почти без исключения, испытывают правомерную с их точки зрения гордость за достижения своей страны в последние три десятилетия с начала экономических реформ. Их гордость и патриотизм зачастую выражаются в безоговорочной поддержке правительства, особенно в отношении его политики в Тибете.

Первое объяснение такой ситуации, которое приходит на ум, - это система образования. Ее без всяких натяжек можно охарактеризовать одним словом: внушение. В учебниках те унижения, через которые пришлось пройти Китаю в XIX веке, когда он находился в руках других государств, обсасываются так тщательно, будто все это было вчера, зато "культурная революция" 1960-1970-х годов освещается столь бегло, как если бы это была древняя история. Студенты заучивают причесанные цифры: тирания председателя Мао была "на 30% ошибочна" - и вопрос закрыт. Восстанию в Тибете конца 1950-х и вторжению, при помощи которого оно было подавлено, уделяется ровно столько времени, сколько нужно для того, чтобы возложить вину на "клику Далай" - так уничижительно называют группу советников тибетского духовного лидера Далай-ламы.

Но ведь есть же жизненный опыт (или его нет?), который способен помочь молодым китайцам взглянуть на вещи с позиции, отличной от правительственной точки зрения. Молодое население китайских городов усердно учится - и, как правило, этим и ограничивается. Вольнонаемная работа, спорт, духовные объединения, дискуссионные клубы, музицирование и прочие факультативные занятия не способствую поступлению в колледж, поэтому мало кто ими интересуется. А поскольку общество подконтрольно государству, то и негосударственных организаций не так уж много. Даже классический американский способ понюхать настоящей жизни - устроиться летом на работу - китайские студенты используют нечасто.

Недавние выпускники китайских колледжей - это оптимистически настроенный слой населения. А почему нет? На их памяти экономика выросла на десятки процентов. Тем, кто говорит по-английски, гарантирована хорошая работа. У их семей есть собственные дома, да и сами они скоро купят себе по дому и, наверное, еще и по машине. Мобильный телефон, iPod, отпуск - без проблем. Стоит ли удивляться, что вашингтонский Pew Research Centre в 2005 году признал китайцев "мировыми лидерами по уровню оптимизма".

Что касается политических репрессий, то они касаются немногих представителей китайской молодежи. Большинство из них слишком молоды, чтобы помнить бойню на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, а из взрослых им о ней, скорее всего, никто не рассказывал. Граждане Китая не ощущают себя жителями полицейского государства. В тех случаях, о которых молодые китайцы могут прочитать, страдающие от несправедливости люди, как правило, оказываются бедняками. Это те, кто потерял свои дома по прихоти застройщиков, имеющих связи в правительстве, и не получил адекватной компенсации, или те, кто лишился урожая из-за того, что поддерживаемые государством фабрики загрязняют их поля.

Таким образом, образованная молодежь больше всех преуспела от политики, в результате которой в Китае установился такой мир и благоденствие, какого здесь не видели за последнюю тысячу лет. Они не могут понять, с какой стати тибетцы воротят нос от растущих доходов и перспективы еще более радужного будущего. Потеря родины удовлетворительным объяснением не считается.

Конечно, со временем национализм молодых китайцев может смягчиться. Когда выпускники колледжей начинают работать и сталкиваются с коррумпированностью и нерациональностью, они зачастую становятся более критичны. В Китае считается, что бросить вызов правительству готовы прежде всего те, кто разменял четвертый десяток, и тибетский кризис это наблюдение подтверждает. Все 29 китайских интеллектуалов, подписавших в марте широко растиражированную петицию с призывом в адрес правительства ограничить давление на тибетцев, были старше 30 лет.

Препятствуя крупным сдвигам в образовательной системе и экономике Китая, Запад едва ли в ближайшее время найдет в лице подавляющего большинства китайцев союзников по таким ключевым вопросам, как ситуация в Тибете и Дарфуре, а также защита окружающей среды. Если из-за споров вокруг Тибета летние Игры в Пекине превратятся в "Игры за права человека", а похоже, к этому все идет, болельщики с Запада, которые рассчитывают, что китайцы разгневаются на собственное правительство, вместо этого испытают их гнев на себе.

Мэтью Форни, бывший шеф пекинского бюро журнала Time, пишет книгу про то, как в Китае росли его дети