Иностранная пресса о России и не только

Два бывших красноармейца вспоминают о штрафных батальонах под Сталинградом

Мужчина вздыхает на всю кухню - убогую кухню в Ростове, городе на Дону. "Если бы знать, что стало с моими мальчишками, - говорит Аркадий Кирюшин. - Тогда бы мне легче было умирать". Но он этого никогда не узнает: документы его мальчишек и сегодня хранятся в Центральном военном архиве российского Министерства обороны. Доступные только для генералов, которые получили разрешение на публикацию своих мемуаров.

Эти материалы должны были быть рассекречены еще в 1993 году, однако даже сейчас, через 60 лет после Сталинградской битвы, - таково официальное обоснование - российское общество еще не готово узнать всю правду о штрафных батальонах. Их пускали в атаку, если ситуация была совсем безнадежной. "В начале наступления часто уже на первой минуте погибали целые роты, до последнего человека", - рассказывает Кирюшин, который был начальником штаба в одном из этих штрафбатов. 24 месяца, которые позже, при увольнении на пенсию, ему засчитали за 12 лет службы.

"Они в этом, конечно, уже раскаиваются", - говорит Кирюшин, который бравирует своим возрастом. Ему 92 года, но низкорослый мужчина с круглым лицом, на котором почти нет морщин, выглядит гораздо моложе. Голубые глаза того же цвета, что и на переделанной в цветную фотографии, которая была сделана поздним летом 1942 года на Волге, где как раз начиналась Сталинградская битва.

Тогда 29-летний Кирюшин еще воевал в заградительном отряде, целью которого было не дать солдатам дезертировать. Как раз тогда известный приказ Сталина номер 227 был напечатан в 45 тыс. экземплярах. "Ни шагу назад", - потребовал диктатор, подписывая приказ тупым карандашом. "Я думаю, иногда стоит поучиться у врага", - писал он. Заградительные отряды, которые создавались на каждом фронте, были копией нацистской военной полиции. Им было дано право казнить тех, кто испугался. Часто без суда и следствия. С момента их создания и до окончания войны в мае 1945 года заградотряды уничтожили более 140 тыс. дезертиров и так называемых паникеров, в основном в Сталинграде.

"В большинстве случаев они не расстреливали, а вешали, - говорит Кирюшин, - а если расстреливали, то одним выстрелом". Патронов было в обрез. Три выстрела были сделаны лишь однажды, на съемках фильма: "Это произведет больше впечатления, сказал тогда оператор". Этот фильм позже демонстрировался во всех полевых частях - для устрашения.

Если трибунал все же собирался, то для осужденных имелось две возможности "смыть свою вину кровью", как требовал приказ Сталина: штрафбат или стройбат. При строительстве окопов шанс выжить был несколько выше, чем в штрафбате, и поэтому Кирюшин всегда пытался как можно больше солдат отправить на рытье окопов: "Под Сталинградом я боролся с чертом за каждую душу", - говорит он. Даже когда вышестоящие напоминали ему об осторожности.

Он хотел спасти хотя бы еще одного - Виктора Соболева, которому только что исполнилось 18. Парень не мог расставаться со своей девушкой, а утром не услышал будильник и с опозданием прибыл к месту сбора. Однако не успел Кирюшин подписать приказ, согласно которому Виктор поступал в его распоряжение, как из штаба подразделения пришел приказ относительно его самого: перевод на новую должность в штрафбат под Сталинград за излишнюю мягкость.

"Шанс выжить там был один к десяти тысячам", - говорит 85-летний Семен Ариев, который, как и Кирюшин, служил в штрафбате. Он замечает это как бы между прочим, ни один мускул не дрогнет на его узком лице с ясными глазами. Густые седые волосы достают ему почти до плеч. Ариев ? адвокат, и до сих пор он практикует в южнорусском Ставрополе. Адвокатом он стал, испытав "вопиющую несправедливость" на собственной шкуре.

Ноябрь 1942 года. С Донского фронта на Волгу движутся свежие подразделения, чтобы замкнуть "котел", ширина которого тогда еще составляла 60 километров. Среди них был и Ариев, чей танк где-то в степи окончательно заглох. При температуре минус 30 градусов ночевка в неработающей машине ? это форменное самоубийство. Поэтому экипаж ночевал в стогу сена. Утром их там обнаружила ремонтная бригада, командир которой подвел всех четверых под военный трибунал - за самовольную отлучку с линии фронта и неосторожное обращение с военной техникой. Это конец, подумал тогда Ариев.

Однако бойцов не хватало, и вместо пули они получили приказ о переводе в 683-ю штрафную роту, один на всех. По дороге ? 300 километров пешком ? Ариев в метель потерял своих товарищей. Чудом избежав встречи с заградительными отрядами, он через семь дней, полностью обессилевший, прибыл на новое место службы.

На карабине, который он там получил, стоял год изготовления ? 1883. Такое же старое оружие было у его товарищей. Кроме того, подразделение располагалось в открытой степи; напротив солдаты вермахта окопались по всем правилам военного искусства и на единственной на всю округу высоте установили пулемет. Полевая кухня приезжала на передний край исключительно по ночам. Кормили жидким супом, иногда давали перловку. Ариев провел в окопе три недели под ледяным ветром. Хуже, считал он, быть не могло. Но он ошибался.

В начале января 1943 года им внезапно привезли густой суп. С картошкой и куском мяса. Через два часа выдали по сто граммов водки. "И мы, - говорит Ариев, - поняли: будет что-то ужасное". Его взвод послали в разведку. Ползком они ночью переправились через замерзшую Волгу. Противоположный берег был заминирован, причем своими же войсками. "Это безумие, назад!" - прорычал командир Селиванов, когда они потеряли уже треть взвода. Еще треть погибла при отходе. Назад вернулось только двенадцать человек. "Тогда, - рассказывает Ариев, - мы впервые с начала войны смогли сытно поесть" - полевая кухня еще ничего не знала о потерях. Ариев был реабилитирован за "героические действия".

В штабе, где он получал документы, он попросил разрешения попрощаться с командиром взвода Селивановым. Но офицер посмотрел куда-то мимо него и молча вышел из блиндажа. "Селиванова, - сказал писарь, - только что расстреляли". Ариев воскликнул "За что?", хотя знал ответ еще до того, как его услышал: Селиванов дал приказ к отступлению.