Иностранная пресса о России и не только

Китай и Россия нечасто голосуют в ООН так, как следовало бы по справедливости, но в пятницу они наложили вето на экономическую войну в Зимбабве. Эти же страны противятся началу сходной войны с Ираном. Вне зависимости от их мотивов, это правильное решение. Санкции - это неэффективное, если не деструктивное орудие агрессии в международных отношениях.

Министр иностранных дел Великобритании Дэвид Милибэнд вчера заявил, что вето нанесло "тяжелый удар (...) по своевременным и решительным действиям Совета Безопасности". Но санкции никогда не бывают ни своевременными, ни решительными. Санкции - это демонстрация политической позиции. Правда, решение Совбеза доставит злорадное удовлетворение Роберту Мугабе, но постоянному представителю Великобритании в ООН Джону Соуэрсу вообще не стоило предлагать санкции, характеризуя их как шанс для населения Зимбабве почувствовать, что "в обозримом будущем их мучениям придет конец". Подобная перспектива в санкциях вовсе не заложена.

В отличие от войны - насильственных действий, направленных на разгром режима и его смену другим, изменение такой малости, как условия торговли, - это всего лишь спектакль. Впервые в качестве демонстрации "мягкой силы" санкции были наложены на Италию в 1935 году, во время абиссинского кризиса, и оказались безрезультатными. Однако с тех пор они не утрачивают популярности. Задиристые в плане риторики, но безболезненные для государства, которое их налагает, санкции - это использование торговых прибылей и компьютеров вместо пушек и бомб.

Уроки истории позволяют сделать лишь одно обобщение: санкции обеспечивают политическое долгожительство любому режиму, на который их накладывает Запад. За последние полвека максимальное число санкций было наложено на Фиделя Кастро, полковника Кадаффи, Саддама Хусейна, аятоллу Хомейни, талибов, бирманских генералов и руководство Северной Кореи. Ни одного лидера санкции не свалили. Для всех вмешательств, которые оказались эффективными (Фолклендские острова, Гаити, Афганистан, Сербия и Ирак), потребовалась военная сила.

Убежденность могущественной державы в эффективности всех ее действий - апофеоз самонадеянности. Если наложенные санкции не дали желательного результата, значит, они были недостаточно жесткими. Если же результат достигнут, то наверняка благодаря санкциям. Всесилие Запада таково, что мелкие государства обязаны всегда плясать под его дудку. Стоит только где-то в мире начаться смуте, писал Киплинг, "приходит наш отряд - беги, язычник, вон" (перевод Э.Ермакова. - Прим. перев.), даже если функции отряда ныне выполняет организация, регулирующая торговлю.

Изучив историю санкций, нельзя не подивиться их популярности. Предохранить их от нарушений почти невозможно, так что санкции всего лишь формируют более дорогостоящие и коррумпированные пути торговли. Кофи Аннан, бывший генсек ООН, называет их "грубым и даже деструктивным инструментом".

В самом подробном исследовании санкций (его в 1999 году написал Ричард Хаас из Brookings Institution по поручению Конгресса США) был сделан вывод, что ввиду своей грубости санкции "часто приводят к непредвиденным и нежелательным последствиям" - например, укрепляют режим, который, по идее, должны были расшатывать. Экономические модели, основанные на свободе торговли, по самой своей природе являются открытыми и, следовательно, поддаются нажиму. Экономики стран, подвергающихся осаде, основаны на авторитаризме и ограждены от нажима.

Это не мешает людям постоянно ссылаться на ЮАР как на ярчайший трофей сторонников санкций. На протяжении 1980-х годов в отношении этой страны действовало всеобъемлющее (хотя и не защищенное от нарушений) эмбарго в сферах торговли и финансов. И действительно, после этого - правда, лишь лет через десять - режим в стране сменился. Финансовые санкции, а позднее отток инвестиций затруднили получение кредитов, но Центральный банк ЮАР, в отличие от зимбабвийского, поступил ответственно в области контроля за денежной массой. Предприятия пищевой и автомобильной промышленности, а также розничные магазины, ранее принадлежавшие иностранным компаниям, перешли в руки африканеров. "Экспорт" прибылей в Америку и Европу прекратился.

В тот период, изучая вопрос о санкциях, я пришел к выводу, что они способствовали продлению жизни режима белых на целых 10 лет, ослабив либеральные и усилив не столь либеральные круги.

Остракизм ударил по карману и уязвил гордость многих южноафриканцев, которые по характеру являются космополитами, - людей той породы, которых встречают на своем пути западные люди, - но нанес стране вполовину меньше вреда, чем социализм остальной Африке. По африканским меркам ЮАР даже в условиях санкций была небедной страной. В 1989-1990 году ее руководство решило мирно передать власть черным - прежде всего потому, что считало это безопасным. Значительная часть белой общественности находила политику апартеида неоправданной с точки зрения логики и морали.

Если Южная Африка и чувствовала на себе какое-то давление, то не в экономической, а в военной сфере. Пока Нельсон Мандела сидел в тюрьме, он был катализатором терроризма, а также давления со стороны враждебных режимов на северной границе страны. Санкции "были результативны" только для тех, кто находился за пределами страны, - например, для американского политика Джесси Джексона - для людей, которые сознательно позиционировали себя в качестве вдохновителей и героев перемен. Они с отеческой снисходительностью присваивали заслуги себе - но крупно ошибались.

Возможно, в длительной перспективе санкции и не приносят стране богатства, но в краткосрочной они могут укрепить режим. Кроме того, они обогащают правящую элиту. Благодаря санкциям Саддам стал шестым богачом мира, а сербский президент Милошевич - королем организованной преступности. Санкции направляют реки денег в карманы дружков Мугабе, Махмуда Ахмадинежада и бирманских генералов.

Недавний переход от общих санкций к "высокоточным" свидетельствует об их бесплодности. Но "высокоточные" санкции не менее абсурдны. Если говорить о Южной Африке, то недопущение к международному крикетному турниру "Test matches" не побуждало африканеров голосовать на парламентских выборах за прогрессивных кандидатов. Предположение, что Мугабе может уйти в отставку из-за того, что его жена не в состоянии делать покупки в Harrods, равносильно представлению о том, что иранские муллы будут лить слезы оттого, что их не пускают на рю Сен-Оноре (парижская улица, где сосредоточены бутики лучших дизайнеров. - Прим. ред.).

Угроза экономической блокады толкает страну к укреплению государственной власти - в том же направлении, в каком Запад толкает угроза терроризма. Она склоняет правительства к усилению, а не ослаблению гнета, а население становится не менее, а более зависимым от власти. Средний класс, этот обычный носитель недовольства диктатурой, ослабляется и подталкивается к эмиграции: так случилось в Иране и Ираке.

Идея, будто действия, вызывающие дальнейшее обнищание бедняков и создающие неудобства для богатых, каким-то образом влекут за собой кровавую революцию - пожалуй, самая идиотская концепция из тех, что отравляли или отравляют международные отношения. Народы редко восстают и свергают правительства, а если и восстают, то под дулом винтовок, обычно своих собственных. Насилие эффективно. Экономические меры - отнюдь.

Санкции привлекают тем, что являются незамедлительным ответом общественности, которая требует "сделайте что-нибудь" - что-нибудь, не предполагающее цинковых гробов. Санкции - это война иными средствами, душераздирающая, но не кровожадная. Но это война трусов, так как те, по кому бьют санкции, - обычно это бедняки - беззащитны. Санкции против Зимбабве помогают режиму организовать дело так, чтобы еда была только у его сторонников. Возможно, нашему министерству иностранных дел от этого легче, но что с того проку?

Последний отчаянный аргумент сторонников санкций звучит так: "Если не санкции, то что же?". Они рассуждают так, словно любые действия лучше бездействия. Истина такова: если вы хотите свергнуть режим, то сделайте это, как поступали викторианцы. А если вы этого не делайте, то перестаньте притворяться.

В 1925 году, после "Великой войны", международное сообщество запретило химическое оружие, сочтя его омерзительным даже в условиях тотальной войны. Примечательно, что соглашение успешно действовало - по крайней мере, до времен Саддама. Подобное сходное отвращение вызывает ядерное оружие после Хиросимы. Даже у поджигателей войны есть свой кодекс чести.

Возможно, в один прекрасный день из арсенала исчезнут и экономические санкции - оружие международного конфликта, уникальное тем, что оно бьет только по мирному населению.