Главное - никогда не сгибаться. Не доставлять им такого удовольствия. Не ждать никакой жалости или милости от своих угнетателей. Следуя этим принципам, Григорию Пасько удалось пережить десять лет тюрьмы, унижения и преследований. Сохраняя им верность, он подвергал свою жизнь опасности, осознавая, что рискует, но решив не изменять себе. В 14 лет он хотел стать журналистом и писал первые статьи. В 45 лет он занимается этим ремеслом по-своему. Независимый, воинственный идеалист. Одинокий голос в России.
Григорий Пасько - ветеран среди жертв политических репрессий путинской эпохи. Завершив в 1983 году обучение журналистике в Львовском Военно-политическом институте на Западной Украине, он переехал во Владивосток, на советский Дальний Восток. Распад СССР открыл беспрецедентные возможности перед прессой. Морской офицер Пасько работал в газете Тихоокеанского флота "Боевая вахта". Официальной информации он предпочитал расследования.
Первые неприятности случаются с ним, когда он начинает интересоваться неполадками на ядерных подводных лодках. В 1993 году он тайно снимает сброс ядерных отходов в море. Эти кадры транслирует японская государственная телекомпания NHK. Григорий Пасько в это время расследует судьбу загадочных 100 млн долларов, выделенных Японией России для переработки радиоактивных отходов. Офицера вычисляют, и, мягко выражаясь, он начинает раздражать начальство.
Арестованный в 1997 году после многомесячной слежки и прослушиваний, Григорий Пасько проводит почти два года в изоляторе предварительного заключения, а затем, в декабре 2001 года военный трибунал Владивостока приговаривает его к четырем годам заключения за "государственную измену". В июне 2002 года Верховный Суд подтверждает этот приговор. "Я еще легко отделался, - говорит он. - Если бы меня судили после 2005 года, я бы получил 15 лет, как и другие". Марианна Кацарова, следившая за его делом для Amnesty International, рассказывает: "Он стал жертвой мести российских спецслужб, лишившихся доверия после дела Александра Никитина". Этот морской офицер и активист-эколог был признан невиновным в государственной измене, а обвинение против него - сфабрикованным.
Григорий Пасько был заключен в колонию строгого режима номер 41 под Уссурийском, что на российском Дальнем Востоке. Уникальный опыт для описания. "Там было 1300 заключенных, - вспоминает он. - Я был единственным человеком с высшим образованием и единственным некурящим". Всего один раз у него мелькнула мысль пасть на колени, в декабре 2001 года. Тогда он сидел в тюрьме уже во второй раз. "Был собачий холод, условия были ужасные, - рассказывает он. - Мне пришла в голову жалкая идея - написать президенту Путину прошение о помиловании. Я спать не мог из-за этого. На следующий день ко мне неожиданно приехала жена. Она сказала мне: "Я знаю, о чем ты думаешь. Об этом и речи быть не может. Я буду тебя ждать столько, сколько потребуется". Галина не сказала их сыну Павлу, родившемуся в 1998 году, где отец. "На задании", - объяснила она.
23 января 2003 года Григорий Пасько был освобожден, не отступив в главном - в отстаивании своей невиновности. Но его борьба только начиналась. Участвуя во всех кампаниях по защите прав человека, свободы прессы и окружающей среды, он сблизился со сторонниками Михаила Ходорковского, бывшего владельца компании ЮКОС, беспрецедентно наказанного Владимиром Путиным за предполагаемые финансовые нарушения. По мнению журналиста, состояние Михаила Ходорковского играет второстепенную роль. Значение имеет лишь его статус - "политический заключенный".
Один из иностранных адвокатов бизнесмена, Роберт Амстердам, взял Пасько на работу репортером в свой блог, очень враждебно настроенный по отношению к Кремлю. С тех пор Григорий Пасько находится в разъездах. Он объезжает российские деревни, расположенные на пути маршрутов газо- и нефтепроводов, и обличает цинизм крупных компаний. "Я видел ложь на практике. Русский народ живет плохо, тогда как баррель нефти стоит больше 90 долларов, наши золотовалютные запасы достигли 424 млрд, у нас огромные природные богатства, - перечисляет он. - В Бабаево, например, жители обогревают дома дровами из леса, хотя газопровод проходит у них под ногами".
Получив награды во Франции и Германии, Григорий Пасько стал символом. Как и убитая журналистка Анна Политковская, которой он сочувствовал в ее борьбе. "После того как ее убили, российские журналисты стали осторожнее, но я продолжаю писать, как и прежде". В 2004 году он получил второе высшее образование в Московском юридическом институте, чтобы ознакомиться с тонкостями Уголовного кодекса на случай новых неприятностей. "Настоящий журналист в России должен сегодня иметь юридическое образование", - подчеркивает он.
Разносторонность и страсть к письму, несомненно, достались ему от отца. Преподаватель химии и биологии, очень образованный человек, он руководил вечерней школой, в которой обучал всем предметам. В домашней семейной библиотеке Григорий впервые начал читать в 4 года. Став взрослым, он написал шесть книг. В 2000 году одна из них была издана в Санкт-Петербурге, 3000 экземпляров должны были быть доставлены грузовиком в Москву. По дороге они исчезли.
Между двумя отсидками Григорий Пасько решил заняться политикой, выдвинув свою кандидатуру на парламентских выборах конца 1999 года от партии экологов. К тому времени Владимир Путин уже четыре месяца был премьер-министром, началась вторая чеченская война. "Выборы были сфальсифицированы. Потом ко мне обращались разные партии, но я всегда отказывался".
Писательская деятельность стала основным его призванием. У этого мужества есть своя цена, опасность висит у него над головой. Григорий Пасько - диссидент под надзором. "Мне трудно угрожать тюрьмой, я уже пережил самое худшее, - говорит он. - Проблема в том, что нынешняя власть уже не сажает в тюрьму. Она убивает. Это ужасно". Что об этом говорит его жена Галина? Пытается отговорить, призывает ли к осторожности? Григорий Пасько ерзает на стуле: "Просить меня быть осторожным бессмысленно. Как вы думаете, что может сказать жена шахтера своему мужу, спускающемуся под землю? А жены летчиков и моряков? "Главное, будь внимательным". Это единственный вопрос, вызвавший раздражение у журналиста.