Иностранная пресса о России и не только

Российская элита знает: послание Федеральному Собранию, с которым Владимир Путин выступает каждый год, содержит важнейшие намеки на ее дальнейшую судьбу, пишет журналист The Financial Times Чарльз Кловер. Но в декабре 2012 года почти никто не обратил внимания на самый важный элемент речи Путина - отсылку к малоизвестному термину "пассионарность", считает автор.

"Хочу, чтобы все мы отчётливо понимали: ближайшие годы будут решающими", - сказал тогда Путин. "Кто вырвется вперёд, а кто останется аутсайдером и неизбежно потеряет свою самостоятельность, будет зависеть не только от экономического потенциала, но прежде всего от воли каждой нации, от её внутренней энергии; как говорил Лев Гумилёв, от пассионарности, от способности к движению вперёд и к переменам", - добавил он.

По мнению Кловера, упоминание о Гумилеве и "странном слове passionarnost" мало что означает для непосвященных, но много - для "тех, кто знаком с консервативными теориями национализма, которые после окончания холодной войны драматично ворвались в российскую политическую жизнь". Это был классический кремлевский сигнал, адресованный кругам, которые способны его расслышать. "Способ изложить в выражениях, от которых всегда можно дистанцироваться, мысль, которую Путин, вероятно, не мог высказать открыто, - о том, что определенные круги в государстве пользуются его поддержкой и он их понимает", - говорится в статье.

По мнению автора, Путин, употребив слово "пассионарность", намекнул элите, что, в мае 2012 года принес с собой во власть новые идеи. "Идеи, которые всего несколькими годами раньше могли считаться маргинальными или даже абсолютным безумием, вдруг сделались источником вдохновения для его важнейшей за весь год речи. 15 месяцев спустя, в марте 2014-го, эти идеи стали отчетливее: российские военные потихоньку захватили аэропорты и транспортные узлы в Крыму, запустив "эффект домино", который позднее повлек за собой войну на Восточной Украине. Вместо учтивого, неидеологизированного гражданского патриотизма предыдущих 20 лет Путин восхвалял бравурный национализм, воинские доблести - самопожертвование, дисциплину, преданность и отвагу", - говорится в статье.

По мнению Кловера, Путин определил "пассионарность" слегка приглаженно. "Способность к движению вперёд и к переменам" - один из способов передать мысль Гумилева, но точнее было бы сказать, что это нечто вроде "способности страдать". Это слово отсылало к Ветхому Завету и распятию, оно возникло в воображении Гумилева, когда он 14 лет провел в сибирских лагерях", - пишет автор. В книге "Этногенез и биосфера" Гумилев написал, что жертвоприношение - характерная черта величия.

"Наблюдая, как заключенные были ради выживания вынуждены вести себя, словно животные, Гумилев уяснил, что ценности общества, дружбы и братства - не знак достижений человека, а инстинктивная потребность, свойственная всем людям во все времена и призванная отличать "нас" от "них", - пишет автор.

Позднее Гумилев стал специалистом по степным племенам Евразии. "Их история зафиксировала не развитие просвещения и разума, а бесконечный цикл миграций, завоеваний и геноцида", - утверждает Кловер. В схватках кочевников с процветающими царствами "побеждали не общества, которые были на первом месте в мире по технологиям, богатству и разуму. Нет, победители отличались тем, что Макиавелли называл virtù - боевой дух, а средневековый арабский философ Ибн Халдун - "асабийя", племенная солидарность кочевников, которые грабили цивилизованные города. Для Гумилева то была passionarnost", - говорится в статье.

На взгляд автора, эта идея содержала в себе зародыш нового русского национализма. В последние годы жизни Гумилев высоко ценил евразийство - теорию, которую русские эмигранты развили в 20-е годы ХХ века. Они отвергли представление, что Россия может стать западной буржуазной страной. "Просвещение в форме прогрессивных европейских социальных теорий довело Россию до геноцида и разрухи, а в дикости гуннов, тюрок и монголов была гармония. Степи и леса внутренней Евразии традиционно были склонны к управлению под единым имперским флагом завоевателей. Русские (как писали эти авторы, а позднее Гумилев) - новейшее воплощение этого вечного единства континента", - говорится в статье.

На взгляд автора, теории Гумилева стали образцом для целого поколения российских "твердолобых": "Они видят в его книгах модель для синтеза национализма с интернационализмом, из которого может сформироваться основополагающая идея новой Евразии, единственной в своей роде политической единицы, границы которой во многом совпадают с границами СССР". По мнению Кловера, евразийство Гумилева вдохновило Путина на концепцию Евразийского союза. "Путин заявил, что Россия объединится со своими бывшими советскими подданными в союзе, который будет не таков, как другие предыдущие. Но мало кто сомневается, что цель нового союза - вновь установить над регионом контроль Кремля", - говорится в статье.

Автор находит парадоксальным, что концепция нового союза восходит к Льву Гумилеву, который так сильно пострадал "от рук старого союза". Его отца расстреляли большевики, мать, Анна Ахматова, была "совестью русского народа в самые черные дни сталинских чисток", как пишет Кловер. В 1938 году студент Лев Гумилев был арестован и отправлен в лагерь.

В работах Гумилева "пассионарность" - выражаемая количественно мера умственной и идеологической энергии, которой располагает данная нация в данный момент, пишет автор.

Гумилев также полагал, что "этнос" - плод биологического инстинкта, который побуждает человека в раннем возрасте обрести "стереотип поведения". Этносы появлялись в результате "пассионарности" - инстинкта самоотречения, считал он. Для этноса характерны общее предназначение и готовность его членов жертвовать собой ради него.

По мнению автора, политические убеждения Гумилева узаконили национализм, создав научную (или псевдонаучную) базу для многих авторов националистической литературы. Не только российские "твердолобые", но и националисты из Грузии, Киргизии и Азербайджана предъявляют права на его наследие.

При жизни Лев Гумилев был сложной фигурой. "Но после его смерти его наследие было передано в стан тех, кто воспользовался его чудесными и причудливыми историческими трудами в целях демагогии. Крах СССР подтвердил его репутацию ученого, но теории Гумилева вскоре стали учебником по восстановлению СССР", - заключает автор.