Может ли в наш просвещенный век кого-нибудь шокировать нагота на сцене? Судя по суматохе в связи с появлением юного Дэниела Рэдклиффа в обнаженном виде в пьесе Equus Питера Шеффера, определенно "да". Рэдклифф появился на фотографиях, где едва-едва прикрыты неприличные места, а пресса и общественность тут же пришли в какое-то сумасшедшее возбуждение. Я надеюсь лишь, что избыточное внимание, прикованное к Рэдклиффу, не отвлечет от самой пьесы, которая должна быть серьезной.
Что удивительно, стоит оглянуться назад, и становится понятно, как недавно нагота вышла на сцену. Всего 40 лет назад некоторые части тела было не принято демонстрировать на публике, пишет критик Николас Де Джонг в своей книге "Политика, ханжество и извращения: цензура на английской сцене в 1901-1968 годах". Обнаженные женщины могли появляться лишь в театре "Виндмилл" (лондонское варьете. - Прим. ред.), и то если стояли неподвижно. В пьесе Джона Осборна "Конферансье" 1957 года, в которой высмеивались убогие выступления обнаженных танцовщиц, появлялась голая Британия. Пьесу критиковал лорд Чемберлен "из-за опасности увидеть гениталии". Как рассказывает Де Джонг, цензура в 1967 году запретила показ на сцене статуи обнаженного президента США в пьесе "Дневник миссис Уилсон". Спасибо особым отношениям с Америкой.
Все резко изменилось в 1968 году, в "год революций", когда был принят закон о театрах, который отобрал у лорда Чемберлена право осуществлять цензуру. Внезапно нагота стала понятным политическим жестом и символом сексуального освобождения. В тот год, несмотря на то, что закон был утвержден лишь в сентябре, Королевский шекспировский театр оказался впереди паровоза уже в июне. Мэгги Райт стала первой, кто вышел в голом виде на театральные подмостки - она играла Елену Троянскую в "Докторе Фаусте" Кристофера Марло. Натертая маслом Райт вышла абсолютно голой, но не вызвала похоти ни у юных зрителей, таких как я, ни даже у Фауста в исполнении Эрика Портера. Один из критиков отметил, что Портер "поцеловал ее, чтоб та "его исторгла душу", так робко, как если бы знал, что леди только что вернулась из венерического диспансера".
Но прорыв состоялся. Подтверждением того, что граница наготы наконец была пройдена, стал рок-мюзикл "Волосы", который был поставлен в театре Шафтсбери в сентябре 1968 года: в кульминации первого действия все артисты разделись догола. "Волосы" мне нравились за хорошие песни, за радостную атмосферу эпохи хиппи и протест против войны во Вьетнаме. Единственным, что меня разочаровало, была разрекламированная нагота, которую показывали в полутьме. Как заметил в то время Чарльз Маровиц: "Если кто-то хочет показывать зад, грудь и различные гениталии в таком шоу, как "Волосы", то это следует делать, как и все остальное в пьесе - в свете яркого пламени".
В действительности контраст между наготой в "Докторе Фаусте", где все происходило при полном свете, и наготой в мюзикле "Волосы" в полутьме привели к появлению той двойственности, которая сохраняется и сейчас. В общественных театрах нагота - это драматический прием. В коммерческих театрах слишком часто она становится способом зарабатывания денег. Хотите продать билеты? Покажите обнаженное тело.
Классический пример этого - "Абеляр и Элоиза" Рональда Миллара, который позже стал спичрайтером Маргарет Тэтчер. Премьера состоялась в 1971 году в Винхэмском театре. Широко был разрекламирован тот факт, что Диана Ригг и Кит Митчелл будут в обнаженном виде разыгрывать сцену любви, но сцена эта разворачивалась при таком замогильном освещении, что ее почти не было видно. Сомнительный характер этого предприятия подтвердила моя знакомая, которая играла роль Элоизы. Будучи ревностной католичкой, она заранее предупредила продюсеров, что не выйдет на сцену абсолютно голой. Продюсеры согласились, но потом постоянно давили на нее, чтобы та разделась. Она отстояла свое решение, хотя их подход проявился в полной мере: главное, что нагота помогает продавать билеты.
Позже я утвердился в этом мнении, когда в 2000 году была поставлена пьеса Терри Джонсона "Выпускник". Это была безыдейная театральная версия фильма Майка Николса, которая привлекала в кассы только одним: возможностью увидеть Кэтлин Тернер в роли миссис Робинсон в чем мать родила. В конце концов, все это свелось к затемненным подмосткам и сцене продолжительностью в один миг.
То, что мы очень сильно поддаемся давлению наготы, показывает и мой личный опыт - или, по крайней мере, я получу возможность оправдаться. Когда Джерри Холл взялся за Тернера, меня отправили на первый предварительный показ. Поскольку предоставленный мне редакцией The Guardian билет был в 10-м ряду, я взял с собой небольшой театральный бинокль. Пребывая в веселом расположении духа, я, рассказывая коллегам за обедом про пьесу, опрометчиво пошутил, что меня все спрашивали: что это у вас топорщится в кармане. К несчастью это, хотя и было неправдой, попало в печать, и за мной навсегда закрепилось звание "старого развратника" от английской критики.
Такие спектакли, как "Выпускник", доказывают, что секс действительно хорошо продается, особенно когда дело касается звезд, и что коммерческие театры умеют обмануть зрителей в духе Барнума.
Думаю, общественным театрам также известна ценность обнаженной натуры - но они, по крайней мере, не используют ее для получения доходов. Когда в театре Royal Court в 1971 году поставили "Раздевалку" Дэвида Стори, там была сцена, где регбисты принимают душ после матча и обмениваются шуточками. Известная фраза Ноэля Кауарда об этой сцене в душе: "Пятнадцать задниц едва стоят платы за вход". Все это доказывает, что Кауард не умеет считать (играли-то не по правилам регбийного союза) и что он ничего не понял: пьеса была о работе, а не о подглядывании. Точно так же, когда Equus впервые поставили в театре "Old Vic" в 1973 году, я не помню излишнего внимания к наготе Питера Фирта. Только сейчас, отчасти из-за Гарри Поттера, этот вопрос так раздули.
Но нагота до сих пор вещь неоднозначная. В коммерческом секторе она привлекает зрителей, в общественных театрах может привлечь любителей морализаторства. Я помню, как еще до постановки в 1980 году "Римлян в Британии" Говарда Брентона в Национальном театре режиссер Питер Холл высказывал свои опасения. Он опасался, что пьесу воспримут как проявление ирландского сепаратизма. Сцена из спектакля, в которой римский солдат изображал половой акт с голым кельтским жрецом, привлекла внимание блюстительницы морали Мэри Уайтхаус. Затем последовал нелепый иск о запрете постановки на основании Закона о сексуальных преступлениях 1956 года. Хотя иск позже был отозван, это совершенно сбило с толку и деморализовало сценариста и режиссера.
Это происшествие продемонстрировало и двойные стандарты Англии. Никто, к счастью, и не думал подавать иск против грубых постановок вроде мюзикла "О! Калькутта!" Кеннета Тайнена, где всю постановку шла более-менее непрерывная имитация коитуса. Но поставьте серьезную пьесу про секс и колониализм, и у вас тут же начнутся проблемы.
Сам я считаю, что уже давно пора театру избавиться от ханжеского отношения к наготе и принять ее как голый факт. Говоря короче, мы должны относиться к ней как к драматическому приему или как к тому, что призвано доставлять эротическое наслаждение. В классическом театре, что характерно, Кориолан Маккеллена, король Лир Иэна Холма и Гамлет Стивена Диллана все в какой-то момент появляются на сцене в обнаженном виде, поскольку этого требует ситуация. Я не вижу в этом ничего плохого. Точно так же трудно ожидать, что Адам и Ева в постановке Руперта Гулда "Потерянный рай" в Нортгемптоне могут быть не голыми.
В то же время, мы должны признавать, что нагота может быть весьма приятным зрелищем. Гете однажды сказал о театре: "Главную роль в нем играет живой человек - красивый мужчина, прекрасная женщина". Мы должны признать физическое начало театра, и тогда его возможности возрастут. Как сказал Кеннет Кларк в книге "Нагота в искусстве", сексуальность не противозаконна и эстетична, как доказывает обнаженная натура в изобразительных искусствах. Так почему же в театре не так?
С чем нужно бороться, так это с радостным вуайеризмом коммерческих театров, которые раздувают наши аппетиты к наготе, а затем прячут ее в тени. Давайте любыми силами выведем наготу на сцену. Но в то же время, нужно сделать так, чтобы она не вызывала чувства вины, была открытой, без стыда, чтобы она не уходила в тень на полпути, как прежде.
Актер рассказывает, каково оказаться голым на сцене
Энтони Флэнеган раздевался в спектакле A Russian in the Woods Королевского шекспировского театра в 2001 году.
Для некоторых актеров это весьма болезненный вопрос. Не сказать, что я люблю все время раздеваться, но для меня это не проблема. Нельзя быть слишком щепетильным в этих вещах, когда играешь в театре. Если приходится делать это каждый вечер, раз за разом, остается только смириться.
Этот эпизод был в конце спектакля. Мой персонаж стоял в центре сцены и должен был снять штаны, чтобы солдаты могли увидеть, обрезан он или нет. Мне казалось, что я стоял со спущенными штанами три часа - хотя это продолжалось на самом деле минуты две-три. Это было настоящее унижение, но я знал, что из пьесы этого не выкинешь, так что просто приходилось это делать.
На репетициях все относились к этому с пониманием - до последнего момента мы не пробовали по-настоящему. Но когда мы начали давать спектакль, другие актеры надо мной все время издевались. К концу сезона тот парень, который по сюжету допрашивал моего персонажа, стал все дольше и дольше держать паузы, особенно если в зале была моя мама. Просто выставлял меня на посмешище. С его стороны это была чистая блажь, но образу моего героя это все равно пошло на пользу.
Иногда нагота больше задевает зрителей, чем актеров. Я присутствовал на южноафриканской постановке в Шекспировском театре, где два актера весь спектакль играли голыми. Суть постановки я упустил, потому что старался не смотреть в их сторону.