Иностранная пресса о России и не только

Российская космическая станция "Мир" стремительно заканчивает свой пятнадцатилетний вояж. Есть один человек, которому будет особенно грустно это наблюдать. Амелия Джентльмен беседует с Сергеем Авдеевым, который провел на борту станции 748 дней.

После того, как космонавт провел к космосе несколько недель, его организм начинает перестраиваться. Один из эффектов невесомости состоит в том, что сердцу не нужно так активно гнать кровь вверх. Вены и артерии приспосабливаются к новым условиям, мышцы сердца перестают работать и меняют свою форму. Сердце Сергея Авдеева испытало на себе больше перегрузок, чем сердце любого другого космонавта за всю историю космических путешествий. С 1992 по 1999 гг. он провел в космосе 748 дней, осуществив три полета на российской космической станции "Мир", и стал самым опытным космонавтом в мире. Находящееся за герметичными стенками жилого отсека "Мира", его тело 11968 раз обернулось вокруг Земли и проделало в общей сложности 515 млн км в космосе.

Его последняя миссия продолжалась один год и две недели, в два раза больше запланированного срока. По возвращении его вынесли из капсулы на носилках - он был слишком слаб, чтобы ходить самостоятельно и не мог сидеть прямо на стуле. Прошел год, прежде чем его сердце и тело снова адаптировались к условиям гравитации.

В течение нескольких недель воспоминания о "Мире" лягут на его сердце иным, более легким бременем - на этот раз не физическим, а эмоциональным. Проведя на этой станции больше времени, чем кто-либо другой, и наблюдая за подготовкой к неминуемому уничтожению своего бывшего дома, он испытывает спутанные чувства сожаления, печали и некоторое раздражение.

Авдеева пригласили принять участие в полете в зону предполагаемого падения "Мира" в качестве почетного гостя. Ученые и богатые любители космоса будут смотреть, как куски станции разорвутся на тысячи пылающих фрагментов, падающих в Тихий океан; точная дата падения пока неизвестна, но российские космические инженеры предполагают, что если "Мир" будет снижаться с нынешней скоростью, его обгоревшие останки рухнут в океан на следующей неделе в среду со скоростью примерно 190 км в час.

Когда другие пассажиры, затаив дыхание, будут наблюдать за - как обещают организаторы - "самым ярким небесным явлением", Авдеев будет смотреть, как сложнейшая технология, которой он посвятил почти всю свою карьеру, превратится в обгорелые куски металла.

Он живет в необычно богатом жилом массиве, построенном для космонавтов на севере Москвы. Его жена Мария говорит, что это событие будет восприниматься как похороны старого друга. Авдеев избегает делать столь открыто сентиментальные заявления, он описывает свои чувства научным языком. "Внешне я буду реагировать как инженер. Я понимаю, что любая техника имеет срок действия, я понимаю, что всему приходит конец", - говорит он.

"Но как человеку мне будет грустно. Мне будет жалко потерять место, где я провел почти два года своей жизни. Там остались некоторые мои вещи - мы не могли увезти с собой все. Пришлось оставить некоторые книги и работы. Я выучил наизусть каждый уголок корабля, я помню место, где я спал, иллюминатор, в который я смотрел. Конечно, мне немножко больно".

Будучи человеком сдержанным и преданным космическому агентству, где он продолжает работать, Авдеев не присоединился к группе ветеранов "Мира", выступивших против смертного приговора станции. Они вышли с протестами на московские улицы, утверждая, что Россия совершает глупость, бросая одно из последних доказательств своего статуса сверхдержавы.

Авдеев считает, что если бы российское правительство несколько лет назад взяло на себя задачу по продлению будущего станции и выделило необходимые средства, "Мир" мог бы спокойно работать еще несколько лет - несмотря на то, что недавно станция отпраздновала свое пятнадцатилетие (при том, что предполагалось, что она проживет на десять лет меньше). По его словам, вместо этого царила неразбериха и неправильное планирование, усугублявшиеся финансовыми проблемами. Позиция правительства состояла в том, что альтернативы уничтожению "Мира" нет, поскольку сохранение станции накладывало очень тяжелую ответственность. "Мы не можем продолжать играть в русскую рулетку", - сказал глава агентства в прошлом году, объявляя смертный приговор.

Авдееву не нравится говорить на эту тему. "Решение принято, и теперь все эти споры бессмысленны", - твердо заявляет он и выходит на некоторое время во двор, чтобы поделиться своим опытом в области космических технологий с соседом-космонавтом, у которого возникли проблемы с автомобилем.

Вернувшись, Авдеев объясняет, что раз уж нельзя спасти "Мир", он хочет хотя бы поделиться своей радостью от того, что он принимал участие в реализации этого проекта. Он обескуражен тем, насколько чудовищно освещались в прессе последние годы жизни станции (на Западе она получила прозвище "Космический корабль "Лада"), и хочет заострить внимание на ее достижениях.

В знак уважения к "Миру" специально для этого Авдеев интервью надел бирюзовую куртку в стиле "Звездных войн", которую носил на станции. На груди, под трехцветным российским флагом вышито его имя на русском и английском языках. На ногах у него тапочки. Стены дома увешаны предметами, напоминающими о "Мире", которые он получил в награду за работу в качестве бортового инженера - русские матрешки с лицами космонавтов-героев стоят рядом со сделанными из космоса фотографиями пустынных равнин Земли.

Каждая минута 748 дней, которые он провел на борту, была расписана на несколько недель вперед. Он вставал в восемь утра по московскому времени, когда срабатывал будильник на его наручных часах.

Авдеев спал в спальном мешке, прикрепленном к стене одного из боковых отсеков станции. "Спать в невесомости очень удобно, когда привыкнешь, потому что в любом положении - на животе или на спине, на правом боку или на левом - чувствуешь себя одинаково. Сам ты говоришь себе, где верх, а где низ, поэтому можно притвориться, будто бы ты спишь лежа, а под головой у тебя подушка. Но все эти представления о потолке и поле присутствуют лишь в уме", - рассказывает он.

Новичков станции "Мир" обескураживали частые восходы и закаты. За 24 часа станция проходила через зоны дня и ночи 16 раз. Поэтому за 20 минут, которые космонавт тратил на то, что бы проснуться, день порой успевал смениться ночью. Они проводили дни за научными экспериментами, выполнением упражнений на бегущей дорожке и велотренажере, заботами о станции и принятием пищи. Космонавты готовили себе сами, аккуратно наполняя горячей водой целофановые пакеты с обезвоженной пищей, взятой из пластиковых шкафов в хранилище. Даже когда на станцию начали прилетать зарубежные космонавты, диета осталась русской - щи, борщ, овсянка и гречка; еда не была вкусной. Чтобы создать ощущение дома, она садились есть за стол, привязывали еду к его поверхности и засовывали ноги в кольца на полу, чтобы не улететь.

После каждой миссии на борту скапливалось все больше предметов человеческого домашнего обихода: космонавты создали библиотеку (от стихов Пушкина до учебников по космической технологии), коллекцию лазерных дисков. Команда Авдеева любила, чтобы во время занятий на тренажерах в отсеках гремели Led Zeppelin, Pink Floyd и русский рок. По вечерам они слушали записи звуков природы - шум моря, пения птиц, шум леса - надев на головы наушники, дабы изолировать себя от непрестанного шума двигателей и вентиляторов.

На стенах висели фотографии родственников; черно-белый портрет Юрия Гагарина располагался в центральном отсеке рядом с иконой. Каждый Новый год разворачивались миниатюрные пластиковые елки. У них даже была коллекция видео: космонавты могли заказывать новые фильмы каждый раз, когда прибывал новый грузовой корабль. Один французский космонавт привез саксофон; другой член экипажа - складную электрогитару особой конструкции.

Главным событием каждой недели был сеанс двусторонней видеосвязи с родственниками, однако в ходе последней, самой продолжительной миссии, барахлил новый спутник. В результате, Авдеев часто не мог видеть свою семью, а они не могли его слышать. Единственным неприятным переживанием на борту была разлука с женой и двумя дочерьми. В 1998-1999 г., когда в штаб-квартире московского Звездного городка возникли финансовые проблемы и сложности со штатами, и ему пришлось провести на "Мире" незапланированные шесть месяцев, долгая разлука с семьей начала его расстраивать. "Пока я работал, три раза сменилось российское правительство. Произошел крупный финансовый кризис, дома в России полностью изменился стиль жизни. Это было очень тяжело. Конечно, в космосе мы не чувствовали последствий, но я беспокоился за свою семью", - рассказывает он.

Авдеев слишком прагматичен, чтобы предаваться скорби по поводу куска мертвой техники. Вернувшись с поминок, он продолжит обработку результатов научных исследований, которыми занимался в ходе последней миссии. Доктора продолжают следить за состоянием его организма, изучать последствия космических путешествий. Пока им удалось выявить, что у него немного ухудшилось зрение, но сердце уже вернулось к нормальному земному режиму работы.