Иностранная пресса о России и не только

Владимир Путин никогда не станет либерально-демократическим политиком западного образца, как бы мы этого ни хотели. Он представляет собой квинтэссенцию российского лидера с традиционными чаяниями и интересами, и пока Запад не смирится с этой мыслью, он будет источником постоянного раздражения и разочарований.

Когда Путин сходит с демократического пути, как было в феврале, когда он внезапно отправил в отставку все правительство, западные наблюдатели склонны либо обвинять его в авторитаризме, либо просто называть "загадкой" (что стало традицией для ученых мужей, когда они не понимают российских лидеров).

Мы привычно задаемся вопросом: Путин - реформатор или сторонник жесткой линии? Он свободен в своих действиях или находится под контролем ужасных силовиков, который являются реальной властью в Кремле? Президент или силовики арестовали нефтяного магната Михаила Ходорковского, отобрали СМИ у частных владельцев, устраивают все новые зачистки в Чечне?

Либеральный реформатор во главе России - это Святой Грааль кремленологии, но его поиск так же безнадежен, как поиски остатков Тайной вечери. Хотите верьте, хотите нет, но в 1930-е годы некоторые западные аналитики утверждали, что Сталин - это "умеренный" лидер, находящийся под контролем начальника тайной полиции Николая Ежова.

Новой надеждой стал Хрущев, который в 1950-е осудил Сталина и покончил с террором, но его подлинными интересами были личная власть, единство государства и марксизм-ленинизм. Михаил Горбачев был реформатором, но не либералом, его истинным желанием было реформировать марксизм-ленинизм, а не покончить с ним.

Так что спрашивать, реформатор ли Путин, означает неверно ставить вопрос: в России реформаторы появляются отовсюду. Даже Ельцин, который в начале 1990-х дал реальную власть прозападным сторонникам рынка, в конце концов понял, что в России о достижениях судят по способности контролировать, консолидировать и наращивать мощь государства.

Кремлевские интриги настолько темны, что у кремленологов 2004 года надежд на успех не больше, чем у их коллег в 1964 или 1704 году. Но в таинственных танцах за кремлевскими стенами мы можем уловить несколько интересных нюансов.

После прошлогоднего ареста Ходорковского, возглавлявшего нефтяной гигант ЮКОС, западные комментаторы, склонные выдавать желаемое за действительное, вообразили, что это результат принципиального спора о курсе либеральных реформ в коридорах Кремля, где демократы проиграли.

Это было заблуждением: Ходорковский пал лишь после того, как начал переносить интерес с коммерции на политику, и его арест - это не внезапное наступления на либерализм, а всего лишь еще один пример давно известной фракционной борьбы. Удар по демократическим ценностям мог быть и случайностью, но этот инцидент демонстрирует, насколько избирателен интерес Путина к либеральной демократии. Многое в России является одновременно ошибкой и заговором.

Российские политики и сегодня больше похожи на средневековых вассалов, лояльных тому, кто у власти, чем на лидеров идеологических направлений. Все решает покровительство, связи, личные контакты. В русском языке мало слов, описывающих западную концепцию "права", но множество слов для обозначения "блата".

На протяжении холодной войны кремленологи ночей не спали, пытаясь понять, какую политику поддерживает каждый из членов Политбюро, представляя себе внутрипартийную борьбу как некоторое подобие дебатов в Оксфордском дискуссионном клубе. Только такие великие ученые, как Ричард Пайпс и Роберт Конквест, понимали магнетизм государственной власти и значение покровительства. Главным являлся марксизм, но внутри марксизма главную роль играли связи. Сталин, будучи отцом террора, мог при этом оставаться удивительно надежным покровителем.

Когда я изучал личный архив Сталина в Москве, я несколько месяцев читал переписку, заметки и любовные письма диктатора, его подручных и их жен. Оказалось, что власть была неформальной и личностной, связанной не столько с заседаниями Политбюро, сколько с ночными попойками, тайной ревностью и соперничеством между ведомствами. Каждый руководитель приводил с собой друзей, родственников и вассалов из родного города. Жены получали работу и помогали своим родственникам. Дети членов Политбюро заключали браки между собой.

Сталин не любил этих "великих герцогов", как он их называл, потому что они часто предавали его, когда речь шла об интересах их окружения, или "свиты". Любое покровительство, кроме своего собственного, он считал злоупотреблением государственно-партийной властью. Расколы редко происходили из-за идеологии, все просто боролись за власть.

Это было справедливо в период с 1920-х по 1990-е годы и продолжается по сей день. Но сегодня, в отсутствие марксизма, связи еще важнее. Этим отчасти объясняется падение таких олигархов как Ходорковский, которые захватили все самое лучшее во время распада СССР и превратились в "семью" Ельцина.

Поэтому Путин создает собственную свиту, новое поколение таких плутократов: Алексей Миллер, который возглавляет государственный концерн "Газпром", Сергей Чемезов и Андрей Бельянинов, бывшие сотрудники КГБ, руководящие государственным экспортером вооружений компанией "Рособоронэкспорт". Путин совсем не против олигархов. Ему просто нужны свои.

Многих западных аналитиков шокирует то, что Путин назначает старых приятелей по КГБ на высокие посты в бизнесе и правительстве, которые представляются им далекими от работы в сфере безопасности. Это означает игнорировать тот факт, что российские спецслужбы с 1918 года никогда не были вне правительства, экономики и даже искусства.

Когда Феликс Дзержинский, основатель первой тайной полиции ЧК, умер в 1926 году, он руководил экономикой страны. Глава сталинской тайной полиции Лаврентий Берия был не только "нашим Гиммлером" (как шутил Сталин), он также отвечал за армии рабов, вынужденных трудиться, чтобы сохранять жизнеспособность экономики во время войны.

Не стоит удивляться тому, что Путин не допускает до власти военных. Цари, генеральные секретари, а сегодня президенты традиционно боятся "бонапартистов". Император Павел отправил в ссылку Александра Суворова, Сталин не доверял Георгию Жукову, Борис Ельцин уволил Александра Лебедя.

Силовиков следует рассматривать как преемников давней традиции. Они хотят сильного государства и сопротивляются беспорядочности западной демократии, но это не обязательно означает, что выходцы из КГБ являются противниками всяких перемен. В конце концов, Берию расстреляли по приказу Хрущева не за его преступления, а за предложения по либерализации советской системы.

Юрий Андропов, единственный до Путина глава КГБ, ставший государственным лидером, стремился к реформам, пусть внутри системы, и был большим сторонником Михаила Горбачева. Более вероятно, что силовики видят, насколько популярен Путин благодаря своей жесткости, и понимают, что либерализация может только повредить их интересам.

Я вовсе не хочу сказать, что Путин и его окружение напоминают Сталина и ЧК, это абсурд. Дело скорее в том, что крушение коммунизма не отразилось на КГБ и его принципах, которые почитают больше, чем когда-либо, поскольку все остальное пошло прахом. Следует добавить, что все более авторитарный режим путинских силовиков действительно популярен (не без помощи телевидения, отнятого у олигархов эпохи Ельцина). Россиянам больше нравится безопасность и дисциплина, чем либеральная демократия. Как частенько говаривал Сталин, "русским нужен царь".

История Сталина по-прежнему важна для понимания сегодняшней России, где нет отчетности, нет покаяния. Без этого построить гражданское общество будет трудно. Тень преступлений Ленина, Сталина и ЧК будет витать над Россией еще долго, но я не думаю, что кто-то, подобный им, вернется в обозримом будущем. Однако их склонность к таинственности и личностный характер власти скорее живы, чем мертвы.