Три года назад президент России Владимир Путин пришел к власти, начав войну в Чечне, которую в стране по-прежнему называют антитеррористической операцией. Война продолжается. Погибло почти 4000 российских солдат, более 13 000 ранено. Ради чего?
В России официальная статистика и реальная человеческая жизнь так же далеки друг от друга, как Путин и демократические реформы. Президент США Джордж Буш должен затронуть этот вопрос в ходе своих дискуссий с Путиным на этой неделе. Огромная пропасть между этими двумя понятиями очевидна для каждого, кто задавался вопросом: Что сегодня происходит в Чечне?
Чечня - изолированный анклав на территории России, гетто двадцать первого века. Ни один человек не может свободно сюда приехать или свободно отсюда уехать - ни мужчина, ни женщина, ни ребенок, ни старик. Повсюду военные блокпосты. Чтобы пройти их, гражданские лица должны проставить в паспорте "Штамп номер десять" (взятка в десять рублей). Без взятки солдаты могут выстрелить тебе в спину или просто арестовать. Последствия ареста, как правило, бывают фатальны.
Главная характеристика сегодняшней жизни в Чечне - бесконтрольный шквал пуль и снарядов вокруг. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Говорить о правах человека просто глупо, этих прав здесь просто не существует. Как сказал один из немногих оставшихся в Чечне хирургов Султан Хадзиев, Чечня - это место, где некоторые могут делать все, что им хочется, а остальные должны с этим мириться.
Главные роли в этой трагедии играют военные, второстепенные роли исполняются гражданским населением. Что касается солдат, они - лишь статисты, создают необходимый фон маленькой грязной войны.
Проиллюстрировать это можно, кратко описав события типичного дня. 4 ноября. Федеральные войска открывают огонь по трактору, проезжающему мимо блокпоста. Пятидесятидвухлетнему водителю Султану Сулуйманову и его помощнику, сорокадвухлетнему Ахмеду Садуллаеву, повезло. Они в реанимации, но живы. Проходя по дороге на окраине города Ачхой-Мартан, военная колонна обстреливает придорожное кафе. Девятнадцатилетняя официантка Лариса Бугаева, беженка из Грозного, умирает сразу же; другая официантка, тридцатилетняя Лариса Хатимова, тяжело ранена, ее отвозят в реанимацию. Колонна продолжает двигаться в сторону гор, даже не сбавив шаг.
В отношении подобных инцидентов уголовные дела не возбуждаются. Такова реальность военно-бандитской зоны. Прокуратура бессильна предотвратить злоупотребления федеральных войск и, как правило, предпочитает не вмешиваться. А в тех случаях, когда она пытается что-то сделать, как это было в начале июля, когда войска провели жестокие чистки в поселках Серноводск и Осиновская, ее усилия ни к чему не приводят. В этом случае федеральные войска не дают прокуратуре никакой информации, а гражданские свидетели просто исчезают. Так в Чечне пропало почти 2000 гражданских лиц. Их забирают в ходе чисток, и после этого их никто не видит ни живыми, ни мертвыми.
Суды - от которых осталось одно название - ничего не делают. Милиция ведет себя не лучше военных. Самые страшные камеры пыток в Грозном находятся в помещениях министерства внутренних дел, т.е. на милицейских участках. Добавьте к этому почти бездействующие промосковские правительственные органы, созданные во время войны, разрушенные школы и больницы, разрушенную экономику, отсутствие банковской системы - и общая картина чеченского гетто будет не просто мрачной, она будет непостижимой.
Чего пытается добиться в Чечне Путин? Что он хочет создать вместо Чечни? Чего он хочет от чеченцев? Ни одна из задач антитеррористической операции не была выполнена. Чеченцы не чувствуют себя даже в относительной безопасности. Лидеры террористов разгуливают на свободе. В ходе сопротивления их ряды просто пополняются новобранцами, спасающимися от страданий, потерявшими родственников.
В своих речах Путин постоянно озвучивает тему российского статуса сверхдержавы, российская публика все это проглатывает. В чем конкретно проявляется российский статус сверхдержавы? Какой аспект российской жизни показывает, что нам есть, чем гордиться?
У путинской России нет положительных сторон. Экономика по-прежнему находится в руках олигархов. Коррупция неудержима. Сеть социального обеспечения не существует. На самом деле строить внутреннюю политику не на чем. Тем не менее, россияне хотят думать, что они живут в большом и важном государстве.
Чечня ферментирует создание державной ментальности, основы государственной морали Путина. По этой причине Путин прощает армию, ежедневно совершающую преступления и жестокости. Объясняя свою активную борьбу с исламскими экстремистами идеологическими причинами, Путин подталкивает военных к преступной безответственности в Чечне. Путинизм нравится тем жителям Европы и Америки, которые прониклись симпатией к российскому президенту, увидев, что он способен удерживать Россию под контролем. Никто из западных премьеров и президентов не хочет ворошить российский улей, задавая вопросы о катастрофической ситуации в Чечне.
И вот Америка, Европа и Путин довольны друг другом, все погрязли в компромиссах, очень похожих на предательство. Это предательство станет еще более откровенным после того, как Путин и Буш кристаллизуют поддержку в отношении взаимных кампаний по борьбе с международным терроризмом. Разговаривая с Путиным, Буш должен принимать во внимание тот факт, что, продолжая идти на компромиссы, он лишь будет поощрять путинизм и усугублять положение чеченцев, живущих в гетто двадцать первого века.