Иностранная пресса о России и не только

Максим Каргопольцев из челябинского детдома оказался в центре медийного водоворота, став заложником дипломатической войны между Россией и США, пишет Le Figaro. По мнению российских правозащитников, Максим в роли жертвы идеально демонстрирует неправедность "Закона Яковлева". С точки зрения Кремля он, напротив, - игрушка в пропагандистской кампании, цель которой - очернить Россию, отмечает корреспондент Пьер Авриль.

Мальчик, страдающий генетическим заболеванием и брошенный при рождении, 7 лет назад познакомился с американцами по фамилии Уоллен и лелеял мечту обрести настоящую семью, как еще 5 тыс. маленьких россиян, усыновленных в США с 2008 по 2011 год. Однако после парламентской инициативы, ратифицированной в начале января Владимиром Путиным, его надежды рухнули. Поэтому, если верить местному телеканалу "Первый областной", Максим написал письмо российскому президенту и Госдуме с просьбой отменить закон и разрешить ему быть усыновленным. Именно это письмо и стояло у истоков полемики. Сторонники Кремля заявляют о манипуляции, подобно депутату Екатерине Лаховой (подозреваемой правозащитниками в причастности к коррупционной схеме, связанной с детдомами); они утверждают, что мальчик не мог написать его без помощи взрослых, говорится в статье.

После обвинений в социальных сетях российские власти предприняли контрнаступление, продолжает корреспондент. Губернатор Челябинской области заявил, что местный депутат Сергей Вайнштейн согласился взять Максима под свою опеку. Сам Максим заявил, что журналисты его обманули, и письма он не писал. Директор детдома Денис Мацко считает мальчика "пешкой в политической игре взрослых" и опровергает информацию о том, что власти "прячут" подростка.

После появления опекуна-парламентария напряженность в детдоме ослабла, однако Максим не отказался от своих надежд, констатирует газета. По его словам, депутат обещал заняться его проблемами со здоровьем и помочь ему уехать в США. Правда, по словам директора, уехать ему удастся не раньше 18 лет, то есть через 4 года. Почти целая вечность для 14-летнего подростка, замечает Пьер Авриль.