Иностранная пресса о России и не только

Михаил Ходорковский был олигархом, который посмел бросить вызов президенту России - и заплатил за это. Он, осужденный за неуплату налогов и мошенничество, лишенный своих миллиардов и сосланный в самую жестокую и печально известную тюрьму в Сибири, ведет ежедневную борьбу за выживание в одном из отдаленнейших мест на земле. Эд Сезар присоединился к его супруге и семье в их паломничестве длиной 5 тыс. км из Москвы к его камере

25 октября 2003 года Михаила Ходорковского, самого богатого в России человека - человека, который называл глав государств по имени, человека с личным состоянием в 8 млрд долларов, человека, чья компания ЮКОС контролировала больше баррелей нефти, чем государство Кувейт, - арестовали. Его задержание обернулось сейсмическими последствиями: после того как его частный самолет на взлетной площадке в аэропорте Новосибирска в Сибири окружили вооруженные люди, торги на Российской фондовой бирже впервые за всю историю были остановлены.

После двухгодичной судебной битвы, в ходе которой адвокаты Ходорковского боролись не на жизнь, а на смерть восстановление честного имени своего клиента, указывая, что он подвергся политической атаке со стороны президента Путина, его приговорили к 8 годам тюрьмы - и не простой тюрьмы: ИК-10, в Краснокаменске. Краснокаменск, в 5 тыс. км к востоку от Москвы и в 660 км к юго-востоку от ближайшего города Читы, так далек от цивилизации, что правозащитники-наблюдатели объявили, что преодоление таких огромных расстояний с целью навестить его - это ущемление человеческих прав семьи Ходорковского.

Однако они ездят. Каждые три месяца Ходорковскому для встречи с родными разрешают сделать трехдневный перерыв в работе, которая заключается в шитье и упаковке одежды на тюремном предприятии примерно за 1 доллар в месяц. На их встречах не разрешается присутствовать ни одному журналисту, так же как ни одному журналисту не было позволено войти за забор, окружающий колонию. Жена Ходорковского Инна, мать Марина Филипповна и дочь Настя встретились со мной у тюремных ворот и позволили мне поехать в Читу вместе с ними.

В советские времена колония Яг-14/10 (как она тогда называлась) слыла тюрьмой, откуда никто не возвращается. Заключенных приговаривали к тяжкому труду - на огромном урановом руднике, который находится в нескольких тысячах метров от ворот комплекса - и если их не брали рудники, так брал холод.

Запах смерти до сих пор витает над этим местом. Краснокаменск, с пропитанными ураном грунтовыми водами, называют "местом экологической катастрофы", и, если учитывать чудовищный уровень потребления алкоголя местными жителями, не стоит удивляться, что продолжительность жизни горожан составляет всего 42 года.

Сама тюрьма, переименованная в ИК-10, едва ли находится в более приемлемом состоянии, чем в середине XX века, и большая часть работы в тюрьме связана с шитьем и упаковкой. Однако это не шутка. 1000 заключенных живут в бараках по 80 человек в каждом, хотя за большинство незначительных нарушений провинившегося могут отправить в одиночное заключение. Сам Ходорковский бывал в одиночке 4 раза за такие "преступления", как, например, тот случай, когда он забыл спросить у надсмотрщика разрешения отлучиться от швейной машины. Однако, помимо охранников, нужно еще договориться и с влиятельным братством оргпреступности. Когда в апреле Ходорковского полоснул по лицу ножом другой заключенный, это произошло потому, как рассказал один бывший охранник колонии, что новый уголовный авторитет пожелал поиграть мускулами, а Ходорковский был яркой мишенью.

Если это кажется вам жестоким, то стоит пожалеть и посетителей. Чтобы добраться до исправительной колонии ИК-10, есть два пути: поездом из Москвы, который идет 106 часов, в маленьких купе, как в советскую эру, а затем на такси 20 км до ворот тюрьмы. Или самолетом из Москвы до Читы, с остановкой для дозаправки в Екатеринбурге. Полет занимает 9 часов, однако это лишь часть пути. После прибытия в Читу нужно либо проехать на такси 660 км по пустынной местности, по дорогам, которые и дорогами-то не назовешь, что занимает 7-10 часов, или сесть на вечерний поезд, дорога на котором займет 15 часов.

Какой бы маршрут вы ни выбрали, даже незначительные мелочи могут сыграть свою роль. На самолетах, часть которых настолько стара, что их, возможно, использовали еще в сталинскую эру, очень важен выбор места. Я поменял свое как раз перед посадкой в Чите (так как на прежнем месте не было ремня безопасности) и стал свидетелем тому, как только что освобожденное кресло сложилось и въехало в передний ряд, когда шасси самолета коснулись земли.

В Читинском аэропорту, где перед небольшим терминалом ржавеет остов старого советского вертолета, нам пришлось потрудиться, чтобы найти человека, готового отвезти нас в Краснокаменск. Единственный водитель, согласившийся доставить моего переводчика и меня в такую даль, оказался худым, выглядевшим отчаянным человеком со шрамами от бутылочных порезов на затылке бритого черепа, сверкающим рядом золотых зубов и потрепанной машиной Toyota. Его стеклянные глаза и трясущиеся руки свидетельствовали о том, что он пребывал в порядочном подпитии (однако смысла протестовать не было. Как пояснил мой переводчик, все водители такси в аэропорту были в опасном состоянии опьянения). Было 8 утра.

Когда за Читой дороги начали разваливаться, нечто похожее начало происходить и с Toyota. Однако водитель этого не замечал. На щитке попеременно загорались то красные, то зеленые лампочки, сигналя то об отсутствии ремня безопасности (стандарт при автомобильной езде в России), то о критической нехватке топлива, однако водитель слушал ритмичную музыку на полной громкости и курил - по 20 сигарет в час. И когда случилась неизбежная остановка на пустынной дороге примерно в 200 км и 35 сигаретах от Читы, единственное, что он мог предложить - это как-то добраться до следующего поселка, где он сможет позаимствовать машину у родственников. А как далеко находится следующий поселок? 100 км.

Каким-то чудом другого водителя, увидевшего эту трагическую сцену, удалось убедить взять нас с собой и проделать оставшуюся часть пути. Когда мы приехали в Краснокаменск - почти через 10 часов после выезда из Читы, мы узнали, что местные называют 150-километровый отрезок грязной однополосной дороги, которая ведет к их городу, "дорогой смерти".

Так что если Инна, Мария Филипповна и Настя, приехавшие к воротам ИК-10 в пятницу утром, были немного утомлены дорогой, это можно было понять. Это было не просто очередное кросс-континентальное путешествие, но и первое, в которое взяли Настю, дружелюбную девочку-подростка с огромными мамиными глазами и брэкетами - ее посчитали достаточно взрослой, чтобы ей можно было повидать отца в его новом обиталище. Она не видела его 18 месяцев и вся превратилась в клубок нервов. Когда она дошла до ворот, ей не полегчало. Обычные вопросы охраны, которые задаются всем при входе в колонию, довели ее почти до слез.

Еще до начала посещения Марина Филипповна и ее сноха поделили трехдневный визит на части, так, чтобы в первый день с Михаилом повидались все трое, во второй день - только Инна и Настя и в последний день - только Инна. Также были распланированы темы разговоров, чтобы не терять даром времени. Марина Филипповна должна была поговорить о школе, которую основал Ходорковский, и о других его гражданских программах, которые продолжаются, несмотря на закат его компании. Инна должна был обсудить семейные вопросы и, частности, их двух младших сыновей, а Насте разрешили просто поговорить с папой.

У поста безопасности колонии ИК-10, в 11:30 ярким холодным утром 11 сентября 2006 года два охранника со свисающими изо рта сигаретами припрыгивают, чтобы согреть ноги. Все остальные стоят смирно. К первым воротам - транспортному барьеру, контролируемому двумя этими скучающими, замерзшими мужчинами в форме, ведет пыльная дорога. За шлагбаумом есть другие, более прочные ворота, которые дополняют посты наблюдения и огневые позиции.

Прошло ровно 72 часа с тех пор, как Инна Ходорковская, одетая в дубленку и солнечные очки Chanel, первый раз поцеловала своего мужа - 72 часа с тех пор, как она ушла с ним в тюремное общежитие для приезжающих родственников. А теперь ее визит окончен. В следующий раз она приедет к самому знаменитому узнику России в январе, когда будет лежать снег толщиной 3 фута, а температура зашкалит за минус 33 по Цельсию.

Но Инна, выходя из ворот колонии, выглядит спокойной. "В прошлый раз было труднее, - признает она. - Михаил потихоньку меняется каждый раз, когда я приезжаю. Я не могу сказать, как точно, но, возможно, он просто все больше и больше адаптируется к окружающей обстановке".

Она описывает мрачное общежитие с комнатой с одним окном, где семье и Ходорковскому разрешают вместе проводить время. Это просто коридор с комнатами, общим душем и кухней - нельзя даже на улицу выйти и увидеть небо. Как реагируют другие жены, когда видят, что одним мылом с ними моют руки один из самых известных людей в России и его жена?

"Ну, я думаю, сначала они были шокированы, - говорит Инна, выдавая тот же девичий смешок, который все время слетает с губ Насти. - Теперь все относятся к нам нормально. Это как дом Облонского в "Анне Карениной" - полная неразбериха. Вчера в дверь в комнату Михаила постучала одна из матерей, уверенная, что, поскольку он тот самый Ходорковский, у него в комнате стоит телевизор. Она не хотела пропускать свой любимый сериал. Михаил пригласил ее и сказал, что она может посмотреть на то место у стены, где должен стоять телевизор".

Другие заключенные ИК-10 - это, в основном, молодые мужчины, воры. И все они, за исключением Ходорковского, родом из мест, находящихся в нескольких сотнях миль от тюрьмы. Из-за этого, говорит Инна, и из-за того, что целый день его сопровождает личный охранник, у Ходорковского нет в тюрьме друзей. Он поддерживает контакт только с теми людьми, кого он знает и кто ему нравится - он каждый день встречался с адвокатами, и встречи происходят после того, как оканчивается его дневная работа в 6 вечера, и до отбоя в 10 вечера. Однако, говорит Инна, он не выглядит угнетенным.

"Я всегда знала, что он сильный, и что рано или поздно он адаптируется. Я полагаю, я сама могла измениться сильнее, - говорит она. - Такие препятствия, как эти, повлияют на кого угодно, и они повлияли и на меня. Когда Михаил оказался вдалеке, мой характер, мои действия, мои мнения стали более четкими. Я знаю, что делать, и я решительна в своих действиях. Передо мной нет тумана. Я стала сильнее".

Мать Ходорковского, в отличие от своей более сдержанной снохи, более словоохотлива. У нее крупное красивое лицо и озорная улыбка. Могла ли она себе представить, когда ее сын рос в их скромном московском доме, что он когда-либо окажется в такой ситуации?

"Нет, но тогда я и не думала, что он может стать бизнесменом, - говорит Марина Филипповна. - Все думали, что он станет великим ученым - он делал успехи в химии - и я помню, как некоторые профессора подписывали для него свои книги. А когда я поняла, что он собирается стать бизнесменом, я даже испугалась.

Я знала, что у него есть потенциал, чтобы добиться успеха, но я помнила, что рассказывали мне родители о периоде в нашей истории под названием "новая экономическая политика" в начале XX века, когда бизнесменам ненадолго дали свободу при коммунизме. Вскоре после этого почти всех этих людей посадили или убили и лишили всей их собственности. Я боялась, что у нас снова наступит такой период".

В 2003 году, до ареста, у Ходорковского было все. В 40 лет этот симпатичный, немного академичного вида еврейский бизнесмен был не только женат на прекрасной женщине, с которой у них было трое детей. Еще он был самым влиятельным олигархом России.

С пятилетнего возраста Ходорковский мечтал стать директором большого советского завода. Его амбиции были настолько очевидны, что даже в те ранние дни в детском саду его звали "директор". Спустя 35 лет его детские планы уже не выглядели столь грандиозными. С состоянием в 8 млрд долларов он стал самым богатым человеком в России и самым влиятельным из полдесятка олигархов, которые установили контроль над жемчужинами старой советской государственной промышленности в дикие ранние дни капитализма в России.

Все, что Ходорковскому нужно было делать - на протяжении всей оставшейся жизни, - это избегать неприятностей и наслаждаться многочисленными благами. Но после жесткого и этически сомнительного приобретения огромных ресурсов и богатств в России 1990-х, где царило почти полное беззаконие, и вследствие неоднозначного общественного положения, целенаправленное зарабатывание денег, казалось, утратило свой лоск.

В 1990-е за Ходорковским закрепилась репутация человека с ненасытной жаждой приобретательства и готовностью жестко сметать со своего пути миноритарных акционеров. Однако в первые годы нового десятилетия Ходорковский, похоже, достиг некоего рубежа. Он не только произвел "чистку" своей компании ЮКОС (так, что западные инвесторы даже создали термин "юкосизация", означающий принятие этических и прозрачных правил деятельности любой российской фирмой), но также начал вливать деньги в благотворительность. Он основывал школы. Он укомплектовывал библиотеки книгами. А в России стать филантропом - значит стать политиком. Подтверждением растущих амбиций Ходорковского как политика стало его заявление, хотя и негромкое, о том, что он хочет "вернуть демократию и гражданское общество" во все более авторитарную путинскую Россию.

На частной встрече в Кремле он изложил Путину свои взгляды по модифицированной конституции - согласно которой парламент и премьер-министр должны были получить больше полномочий, а президент - меньше. Также среди сотрудников ЮКОСа часто поговаривали, что Ходорковский сам смотрит на себя как на будущего премьер-министра. Здесь-то и начались беды.

В 2000 году Путин созвал на встречу самых богатых людей России, чтобы сказать им, что эра вмешательства олигархов в политику окончена. Они должны, заявил он, отказаться от каких бы то ни было интересов в политике, в противном случае их ждут неприятные последствия. В ответ он обещал закрыть глаза на сомнительные способы, с помощью которых они нажили свои состояния. Один медиамагнат, Борис Березовский, заявил, что не в состоянии жить в подобных обстоятельствах и, под угрозой неминуемого ареста, попросил убежища в Лондоне. Другой, Владимир Гусинский, "пожал бурю" (от библ. "кто сеет ветер, пожнет бурю". - Прим. ред.): его компании были дискредитированы, а его состояние уничтожено. Ходорковский готовился совершить ту же ошибку.

В течение четырех месяцев 2003 года государство систематически подвергало ЮКОС и Ходорковского преследованиям в виде серии исков и арестов, связанных с неуплатой налогов, мошенничеством и обвинениями в убийстве. 2 июля 2003 года, в тот же день, когда Роман Абрамович купил футбольный клуб "Челси" за 140 млн долларов, арестовали Платона Лебедева, высокопоставленного сотрудника ЮКОСа. Сейчас Лебедев отбывает третий год из своего 8-летнего приговора в колонии в поселке Харп на севере оледенелой Сибири. Тем же бурным летом из страны бежали другие высокопоставленные сотрудники и акционеры, включая Леонида Невзлина. Но не Ходорковский. И, как раз накануне своего драматичного ареста в тот холодный октябрьский день 2003 года, он произнес пророческие слова о том, что последние тысячу лет Россия делала шаги в сторону Запада, и теперь в России Запад и демократия стали синонимами; однако затем Россия начала шагать в сторону Азии, которая для России является синонимом тоталитаризма. И поэтому главный вопрос сейчас - это куда движется Россия: на Запад или на Восток.

Ответ на этот вопрос будет дан в последующие месяцы и годы: Россия - и Ходорковский - отправились на Восток.

Страхи матери Ходорковского превратились в реальность. Но сегодня она сохраняет оптимизм в том, что касается положения ее сына. Как она сейчас относится к решению сына остаться в России, когда становилось все очевиднее, что Путин проявляет к нему все большую враждебность?

"Если бы он уехал, - говорит Марина Филипповна, - кампания публичного разоблачения все равно состоялась бы, и я не думаю, что он смог бы жить с этим. С моральной точки зрения, ему было лучше остаться, и я это понимаю. Ну а как матери: сказать сложнее. Конечно, я хотела бы, чтобы он мог уехать за границу, потому что тогда сейчас его бы здесь не было. Но, может быть, за границей он не был бы счастлив, потому что поступить так было бы неправильно".

Как публичная кампания против Ходорковского повлияла на его семью в Москве, где многие ненавидят олигархов и считают, что Ходорковский ничем не лучше воров, с которыми он сейчас делит душ в блоке?

"Сначала, конечно, я негодовала, слыша подобные вещи, - говорит Марина Филипповна. - Но что делать? Сейчас меня это уже не так возмущает, но я до сих пор читаю все, что пишут о Михаиле. Нужно знать своего врага в лицо. Скажу, что некоторые из наших старых друзей перестали быть друзьями, но некоторые остались и даже появились новые друзья - люди, для которых связь с Ходорковскими опасна. Так что не все так плохо".

Родственницы Ходорковского говорят, что после тюремного заключения его тяга к политике только усилилась. Он читает статьи примерно из 100 журналов в неделю, пишет эссе - которые будут опубликованы, когда окончится его тюремный срок, - а юристы своевременно информируют его о действиях Кремля. После освобождения, говорит Инна, он намерен остаться в России, и не нужно исключать того, что Ходорковский вернет себе место в центре жизни российского общества. Однако все эти вопросы нужно оставить для другого дня, до которого еще много-много лет.

На обратной дороге в Читу в старомодном советском поезде обитатели купе Ходорковских пребывают в хорошем настроении. Со своей койки в соседнем купе я слышу, как семья всю ночь рассказывает друг другу истории и анекдоты. В коридоре Настя играет с двумя телохранителями, которые, в свою очередь, ответственны за увеселение и за распределение содержимого корзины, которую Инна подготовила к путешествию. Из корзины достаются кусочки жареной курицы, пирожные, и Инна делится печеньем и фруктами с другими пассажирами и даже с шумными иностранными журналистами. И сейчас Ходорковские выглядят как обычная семья среднего класса.

Именно такой семьей они и стали. Хотя и прежде Михаил Ходорковский никогда не был самым расточительным из олигархов. Он предпочитал отпуск в Финляндии, а не на Лазурном берегу. У него был большой загородный дом, но не нарочито богатый. Конечно, его семья ни в чем не нуждалась: Инна до сих пор носит инкрустированные бриллиантами наручные часы, которые подарил ей муж в лучшие времена. И они до сих пор не нуждаются - Настя показывает мне свой модный мобильный телефон с MP3-плейером на 400 мелодий, который недавно купила ей мама, - однако теперь им, вероятно, приходится задумываться о том, что и сколько стоит в супермаркете.

Когда Инну спрашивают о том, что осталось от огромного состояния Ходорковского после развала ЮКОСа, она приподнимает бровь.

"У нас сложная жизнь, сложнее, чем была, конечно, - говорит она. - Но мы привыкли к таким трудностям, и сейчас жизнь кажется более или менее нормальной".

Самые значительные из новых трудностей Ходорковской - это то, что ее московский дом, в комплексе, который муж построил для сотрудников ЮКОСа, находится "под арестом". Она по-прежнему может жить там, но под постоянным наблюдением. Сейчас она ищет более подходящее жилье, возможно, в другом московском пригороде.

Когда звучат прямые вопросы о ее финансовом состоянии, она уклоняется от ответов. Однако, согласно оценке пресс-секретаря семейного юриста, у семьи есть "несколько миллионов долларов". Где? "Понятия не имею", - отвечает тот.

Поезд ползет на запад в черной как смоль ночи, и пассажиры обмениваются водкой и рассказами. Я знакомлюсь с худым этническим азербайджанцем по имени Степан. До вчерашнего дня он отбывал двухлетний срок заключения в ИК-10 за причастность к аварии. Он говорит, что знает Ходорковского. Алкоголь не кончается, и Степан соглашается с тем, что у звезды ИК-10 нет близких друзей, однако, по словам Степана, Михаил - фигура уважаемая: именно его присутствие обеспечило пополнение тюремной библиотеки - и именно он помогал многим малограмотным заключенным, включая Степана, писать письма.

Необыкновенная история России в последние годы порой странным образом сводит случайных попутчиков. Четыре года назад было невозможно себе представить, что Инна и Степан могут оказаться в одной точке страны, не говоря уже о том, чтобы путешествовать в соседних вагонах в поезде до Читы. И действительно, когда по приезде в Читу Инне передают рассказ бывшего заключенного, у нее на лице, обычно не слишком эмоциональном, мелькают противоречивые чувства. Ее улыбка свидетельствует об облегчении: ее муж полезен другим заключенным, и это может обеспечить ему некую степень безопасности в стенах колонии. А ее нахмуренный лоб выдает печаль: теперь жизнь ее мужа зависит от таких людей, как Степан.