Иностранная пресса о России и не только

После допросов корреспондент "Либерасьон" вернулась в Москву живой и здоровой. Подготовленный материал был конфискован. В своей статье Анн рассказывает о том, как была задержана спецслужбами в Чечне.

"Где хозяин дома?" - крикнул по-русски мужской голос ранним ясным утром в понедельник 7 февраля. Я выглянула в кухонное окно и увидела 15 человек в камуфляжной форме, черных масках, полностью вооруженных, с автоматами калашникова наперевес, - начинает свое повествование Анн Нива. - Тогда я кинулась в спальню, где спала невестка хозяина дома, Ривзана Ларсанова, уважаемого старейшины села Новые Атаги. Дом спал, надо было всех разбудить. "Во дворе - русские," - сказала я Табарке. Она едва успела надеть колготки под юбку, в которой спала - с начала войны чеченцы спят одетыми на случай необходимого побега.

Пятеро военных прошли в комнату, где спали женщины и дети. Один из них предупредил: "Мы обо всем договоримся. Все будет хорошо, если вы не будете пытаться уйти отсюда. Оставайтесь в комнате."

Единственная связь с миром.

Мне хотелось видеть, что они будут делать с моими вещами. На столе комнаты, где я провела ночь, были разложены: спутниковый телефон (единственное средство связи с внешним миром и передачи сообщений), черновики статей, записные книжки, мой дневник, французский паспорт, виза и аккредитация, позволяющая ей работать на территории Российской Федерации. Через стеклянную дверь можно было видеть удаляющуюся тень, в руках которой был мой спутниковый телефон...

Военный грузовик.

Минут через 25, пользуясь тем, что офицеры отвлеклись на какое-то время, я вышла из комнаты вместе с двумя дочерьми Ривзана, чтобы посмотреть на происходящее во дворе. Ривзан, одетый в пальто, терпеливо ждал, пока офицер ФСБ закончит заполнять протокол изъятия. Подойдя к офицеру я сказала по-русски: "Это я - французская журналистка. В этих коробках мои вещи, я готова ответить на все ваши вопросы". Молчание. Продолжая заниматься своим делом, он бросил: "Уйдите отсюда". Что делать, я не знала. Думала, что увезут меня, а военные уехали с Ривзаном на грузовике, в который погрузили и коробки с моими вещами. Женщины остались в слезах. Я - в недоумении: как ФСБ могло "забыть" допросить человека, представившегося журналистом, а значит - "неугодным" для страны, в которой идет война, официально войной не называющаяся.

Докажите, что я - жива.

Сразу же после отъезда грузовика, в дом нескончаемой вереницей потянулись родственники и знакомые. Следуя обычаю, они, выражали соболезнование семье. Женщины громко рыдали. "Лишь бы его не били, здоровье слишком слабое," - молилась жена Ривзана.

Дни шли: вторник, среда, четверг. Необходимо было сообщить в бюро "Либерасьон" в Москве о том, что я жива и на свободе, но без материалов и оборудования, что и объясняет мое молчание. Каждую минуту днем и ночью меня мучил вопрос: Что делать? Уехать или остаться? Если я уеду, то теперь, когда секретные службы знают, кто я, они меня будут искать и расценят это как "побег". Если я останусь, то потеряю время, а в селе, где меня уже обвиняют в том, что я "принесла беду", пойдут разговоры. К счастью, Марьет, жена Ривзана, их не слушала. Я решила остаться: мне было нужно вернуть вещи и продолжать работу. Кроме того, необходимо было дождаться возвращения Ривзана. По закону, его могли "задержать" лишь на три дня. Однако, наступил четверг, а его все не было.

Я решила написать письмо на русском, коротко описав ситуацию и доверить его посреднику, который должен был любой ценой найти телефон и прочел бы его шефу московского бюро. Но где найти телефон? Все линии перерезаны. От кого-то я слышала, что в Урус-Мартане, находящемся под контролем русских, возобновлена телефонная связь. Тогда я поручила доверенному лицу добраться до Урус-Мартана, хотя и знала, что задача сложная: русские открывают и закрывают дороги и контрольные посты когда им вздумается, задерживая местных жителей. Все чаще приходилось слышать об исчезновениях людей и бесчинствах. Но к великому моему облегчению в понедельник, настроившись на средние радиоволны, я услышала строки из своего письма.

Шутки и опасения

В субботу утром за непривычной работой - мытьем посуды, чисткой картошки и выбиванием ковров - я вновь нос к носу столкнулась с вооруженными людьми. Через минуту я поняла, что Ривзан вернулся живым и здоровым. Представители Генпрокуратуры его допросили в Моздоке: Ривзана подозревали в том, что он прятал у себя в доме передатчик прочеченского телеканала "Ичкерия". За отсутствием доказательств его отпустили. Офицер ФСБ, проводивший обыск в прошлый понедельник, улыбался. "Это вы Анна? - спросил он, - Можно поговорить несколько минут?" "Наконец-то! - засмеялась я. - Могли бы и по-раньше начать наш разговор, меня было совсем не трудно найти". Перекинувшись взглядами с Ривзаном, я поняла, что все будет хорошо. Настала моя очередь покидать дом под причитания, к которым примешались слезы радости: в дом вернулся хозяин.

Я покинула Новые Атаги на военном автомобиле в компании со следователем прокуратуры и офицером ФСБ. Они сообщили, что вещи находятся в Моздоке, и что я смогу их получить обратно, если поеду с ними. Мы вихрем промчались по территории Чечни, автомобиль ехал со скоростью 80 км в час, "чтобы снайперы бандитов не смогли нас достать",- объяснил один из них. Чувство беспокойства не проходило до границы с Северной Осетией. Меня поселили в гостинице и конфисковали аккредитацию, "чтобы я не смогла бежать".

Встреча была назначена на завтра, 9 утра. В комнате, где меня ждал следователь, недавно покрасили стены и запах был невыносимым. Меня попросили рассказать о моей "жизни, как и почему я стала журналисткой". Затем были вопросы о перемещениях по территории Чечни. Допрос был корректным, а следователь иногда давал свои комментарии по ситуации в Чечне. Наконец, мне предложили поискать свои вещи в ящиках с вещами Ривзана. Вернули все, что было конфисковано. Было интересно, работает ли спутниковый телефон. Я позвонила в московское бюро газеты и, находясь в состоянии эйфории, сообщила шефу бюро Вероник Суле, что "все хорошо". Я совсем забыла, что во второй половине дня мне предстоит встреча с двумя офицерами ФСБ. Это уже было не смешно. Они просили прокомментировать содержание моих статей, сняли копии с дневника и статей, а также переписали несколько телефонных номеров. К 18 часам я была свободна. Следователи прокуратуры остались довольны, и я тоже. Единственное замечание: отсутствие "регистрации" в Новых Атагах, как того требует российский закон, действующий на всей территории страны. Сотрудники ФСБ были настроены более решительно: у меня не было правильной аккредитации. Хотя складывалось впечатление, что они не совсем понимали, о чем говорили.

"Антирусские статьи".

Нужно было провести еще одну ночь в Моздоке прежде чем сесть на самолет до Москвы. Я была "свободна", но меня сопровождали. Офицер ФСБ предложил мне встретиться в 10 часов утра и проводить в аэропорт. Ни на секунду меня не оставляли одной. "Для вашей личной безопасности", - говорили они. Когда настало время отъезда, офицер вошел в комнату и спросил: "Почему ты меня обманула? Ведь ты пишешь антирусские статьи!". Оказывается ночью сотрудники российских спецслужб в Москве отыскали статьи в Интернете. Сотрудники ФСБ решили оставить у себя оригиналы статей и записей. Что делать? Я потребовала отдать фотокопии. После некоторого колебания они согласились. Мы отправились в здание прокуратуры, чтобы написать соответствующее заявление. ФСБ, несомненно, предпочло бы, чтобы от этого "обмена" не осталось и следа. В документе, написанном от руки, говорится об обещании вернуть автору оригиналы. До 1 мая 2000 года.