Мы до сих пор боимся немцев? Если задать этот вопрос в кулуарах Евросоюза, он спровоцирует раздражение и недовольство. На него принято отвечать: конечно же, нет! Страх перед немцами - это отсталость, пережиток прошлого. Война закончилась больше 60 лет назад.
Сейчас Польша выступает в роли отщепенца в рядах ЕС, во многом из-за того, что активно нарушает принятые нормы приличия. Накануне недавнего европейского саммита польский премьер-министр Ярослав Качиньский заявил, что его страна имеет право на большее представительство при голосовании, которое должно стать компенсацией за убийства поляков немцами в ходе Второй мировой войны.
И после окончания саммита Качиньский продолжает свою линию. Он предупредил, что "в Германии происходит нечто очень плохое" и сравнил нынешнюю обстановку с ситуацией в предвоенной Европе, где люди боялись говорить о росте немецкого влияния. Немцы пришли в бешенство. Министр иностранных дел Германии Франк-Вальтер Штайнмайер заявил, что Польша неоправданно руководствуется "историческими предрассудками".
Действительно, аргументы Качиньского звучали несколько странно, а его формулировки оказались необычно суровы для вежливого Брюсселя. И все же он поднял важный для ЕС вопрос: действительно ли Европа оставила немецкий вопрос в прошлом?
Несомненно, основой развития ЕС стало сдерживание Германии - обычно это вежливо называют отказом от войны в Европе.
ЕС в современном виде появился в 1950 годы - все началось с плана объединения сталелитейной и угольной промышленности Франции и Германии. Не удивительно, что были выбраны именно эти два продукта, ведь они служили инструментом ведения войны. Целью этого процесса, как объясняет историк Тони Джадт, было "изъять исключительный контроль над Руром и другими важнейшими ресурсами Германии из рук немцев". С самого начала Германия покрывала издержки, а Франции досталась основная выгода. Готовность Германии платить показывала, что совместная сельскохозяйственная политика - до сих пор одна из самых дорогостоящих программ ЕС - стала по сути скрытой формой выплаты послевоенных репараций.
Укоренившееся подозрительное отношение к Германии продолжает оказывать влияние на многие важнейшие решения ЕС. Введение евро - самый значительный до сих пор шаг к экономической и политической интеграции - во многом стало реакцией на воссоединение Германии. Президент Франции Франсуа Миттеран поначалу был в панике. Тогда немецкий канцлер Гельмут Коль убедил его, что введение единой валюты позволит окончательно включить Германию в состав единой Европы.
Тем не менее Франция и дальше сохраняла подобное подозрительное отношение. В 2000 году именно французы сыграли роль, которую сейчас выполняют поляки, - выступили против того, чтобы более населенная Германия получила большее влияние при голосовании. Французы заявили, что основным условием создания ЕС - появившегося после войны - было поддержание равенства между Францией и Германией. Многие немцы встретили эти заявления с недовольством. Газета Frankfurter Allgemeine задавалась вопросом: "Почему мы уже 50 лет пожимаем друг другу руки над могилами Вердена, но так и не смогли положить конец старым подозрениям?"
Французы наконец перестали противиться увеличению немецкого представительства на выборах пару лет назад. Однако поляки, вошедшие в ЕС в 2004 году, заняли еще более жесткую позицию. Немцев она особенно раздражает, поскольку именно активная поддержка Германии позволила Польше вступить в ЕС. Это, по мнению немцев, должно было послужить вполне достаточной компенсацией за войну.
Очевидно, что Германия говорит о своем прошлом с той честностью, которой недостает многим европейским странам. Помню, как были изумлены мои немецкие коллеги пару лет назад, когда узнали, что здание в Риме, где обсуждалась провальная конституция ЕС, до сих пор украшено героическими рельефами с изображением Муссолини. Совершенно не так обстоит дело в Германии: недавно рядом с Унтер-ден-Линден - берлинским аналогом Пятой авеню - был открыт большой мемориал в память о Холокосте. Еще в 1970 году западногерманский канцлер Вилли Брандт посетил Варшаву и на коленях (в буквальном смысле) просил прощения за действия Германии в годы войны.
Немцы без страха изучают собственную историю. Однако уроки, которые они выносят из прошлого, отличаются от тех, которые вынесли для себя люди, подобные Качиньскому. И из-за этого возникают многие теперешние споры.
Немецкие политики и историки склонны давать два различных объяснения трагическим событиям в Европе XX века. По их мнению, проблема заключалась либо в агрессивной идеологии милитаризма и нацизма, либо в европейской системе конкуренции государств, которая веками провоцировала войны на континенте. Таким образом, выходом должна была стать тщательная защита демократии, которая позволила решить идеологическую проблему, а с "национальным вопросом" было призвано покончить европейское объединение.
Однако польский премьер-министр придерживается других взглядов на то, какие ошибки были допущены в Европе. По его мнению, Германия и Россия стали слишком сильны и слишком опасны. Тесное русско-германское сотрудничество в области энергетики, существующее сегодня, вновь пробудило у него страх перед антипольским альянсом могущественных соседей. Некоторые также считают, что Германию делает опасной немецкий национальный характер.
Поляки - не единственные в Европе, кто питает подобные подозрения. Среди британских евроскептиков также немало германофобов. Помню, как был удивлен, когда на семинаре по европейской обороне один из высокопоставленных французских чиновников громко удивился: "Напомните-ка, почему это мы хотим увеличить расходы Германии на вооружения?". Чешские политики также выражали опасения перед Германией, в частности в связи с территориальными претензиями со стороны выселенных из страны судетских немцев.
Отличие от них Польши состоит в том, что она единственная страна ЕС, где эти взгляды продолжают определять политический курс. На последнем саммите оказалось несколько стран во главе с Великобританией, которые явно не разделяли традиционную приверженность Германии к европейскому федерализму. Однако лишь поляки открыто выразили опасения в связи с ростом влияния Германии на голосовании, что, по их мнению, повлияет на баланс сил в Европе.
Подозрения и даже страх в отношении немцев до сих пор сохраняется во многих европейских странах. Но эти настроения угасают. Этому способствует то, что немецкий канцлер Ангела Меркель совершенно не похожа на карикатурный образ пруссака в ботфортах.
С момента объединения Германии прошло более 15 лет, и большинство европейцев воспринимают ее спокойно. Они больше боятся ослабления немецкой экономики, чем ее усиления. Европейцы верят, что доброжелательный облик, который Германия продемонстрировала во время недавнего чемпионата мира по футболу, - истинное лицо Германии, а не маска. ЕС действительно оставил позади те времена, когда главной его целью было сдерживать Германию.