Иностранная пресса о России и не только

Это очень красивый снимок, но Симону Леви он не нравится. На черно-белой фотографии, висящей в зале Музея марокканского иудаизма в Касабланке, директором которого является Леви, ? надгробный камень, лежащий в долине среди гор Анти-Атласа. На камне виднеется надпись сделанная еврейскими буквами.

Симону Леви ? марокканскому еврею, коммунисту, известному профессору испанского языка и лингвистики ? в его 69 лет доказывать уже нечего. "Что ж, приезжайте, ? отвечает он кому-то по телефону. ? Если я уже окончу сиесту, я вас приму". Он уже попросил секретаршу приготовить ему чашку кофе. "Мадам, перестаньте со мной спорить! Иначе подумают, что тут все время ругаются". Радушный человек, Симон Леви знает все об "иудео-марокканском культурном наследии". Чтобы сохранить его, он создал в 1975 году учреждение, которое и возглавляет. Музей ? бывший сиротский приют еврейской общины ? открылся четыре года назад. Автор многочисленных научных публикаций, Симон Леви написал также докторскую диссертацию, которую защитил в Париже в 1990 году, ? "Арабские говоры евреев Марокко: особенности и заимствования". За ней ? "восемнадцать лет работы", говорит он.

Дело его жизни ? это "гражданское участие" марокканских евреев? в самом Марокко. "Вы удивлены? Когда-то о Марокко говорилось в третьем лице. Под "мы" подразумевалась еврейская община". Таково было состояние умов на протяжении двух тысячелетий трудного существования. "Разумеется, трудного, но несравнимо лучшего, нежели положение европейских евреев при царе или при Гитлере". Были репрессии и притеснения, но погромов не было. Причисляемые к "людям Писания", евреи считались зимми ? "находящимися под защитой", были обложены особым налогом и должны были носить одежду, отличную от одежды мусульман. "Если бы я был уверен, что евреи станут добрыми мусульманами, я отдал бы им наших женщин, ? сказал как-то один султан, повелитель правоверных. ? Если бы я узнал, что они плохие мусульмане, я бы отрезал им головы. Поскольку есть сомнение, я даю им особую одежду". Этот прагматизм позволил евреям, являвшимся капиллярными сосудами доколониальной экономики, служить разносчиками в деревнях. В городе они были чиновниками, "крутились" даже при дворе, ремесленниками (изготовление золотых и серебряных украшений, чеканка монет), вели торговлю с иноземцами. Некоторые более плебейские профессии де-факто были за ними "зарезервированы": среди евреев были сапожники, матрацники и мусорщики.

"Смотрите, мы были такими же, как сейчас". Табличка с надписью на марокканском арабском диалекте (но еврейским буквами) из Мекнесской синагоги, мебель которой выставлена в одной из комнат музея, запрещает "плевать на пол и громко разговаривать во время чтения проповеди". Евреи больше заботились об эффективности иврита ? своего священного языка, такого же, как язык Корана для арабов, ? чем о его чистоте. Чтобы их понимало как можно больше людей, они не стеснялись ? в отличие от последователей Мухаммеда ? печатать книги, транскрибируя местный арабский диалект. Что касается изначальной берберской культуры Марокко, то и те, и другие почерпнули из нее культ святых ? иногда одних и тех же. К их могилам совершались паломничества, которые у евреев именовались хеллулут, у мусульман ? мусем. Симон Леви гордится тем, что ему удалось проследить историю термина меллах, не совсем совпадающего по значению с европейским "гетто". В XIV веке в Фесе, дабы положить конец кровавым конфликтам между коренными мусульманами, мусульманами иудейского происхождения и евреями, сохранившими исконную веру, последних решили поселить на участке, служившем раньше "соляным складом" (буквальный смысл слова меллах). До XVIII века так называли любой квартал, имевший свое самоуправление ? в том числе и мусульманский. Только потом оно стало обозначать исключительно "еврейский квартал".

В музее всегда пусто. Для редких посетителей свет включают по очереди то в одном зале, то в другом. Симон Леви напоминает о том, что обычно "сюда целыми автобусами приезжают иностранцы", в основном марокканские евреи, живущие в диаспоре (всего их насчитывается в мире от 800 тысяч до миллиона). В самом же Марокко к середине минувшего века проживало 300 тысяч евреев (на 7 миллионов жителей страны). В 1960 году, через четыре года после получения независимости, от них осталась лишь половина ? на 11 миллионов жителей королевства. Сегодня утверждают, что среди 35 миллионов жителей Марокко насчитывается 5 тысяч евреев, три четверти которых проживает в Касабланке. В городе имеется три десятка синагог, три еврейские школы, бесплатный медицинский центр, раввинская комната в суде, спортклуб и клуб для молодежи, а также два "клуба", которые все ругают: "Туда я вас не поведу, вам там могут попасться сумасшедшие, которые наговорят вам бог весть что"?

В одной из своих книг Симон Леви, говоря о Марокканских евреях, упоминает о "неисправимых одиночках". Таков он сам. Этот благородный забияка всегда боролся с течением истории. В 1953 году, в 19-летнем возрасте, когда султан и будущий король Мухаммед V был выслан французами, он вступает в группу еврейских студентов, борющихся за независимость Марокко. С тех пор в его жизни было несколько тяжелых этапов. Ибо нестабильность, вызванная уходом французов и обретением независимости, провоцирует первые репрессии. Суэцкий кризис 1956 года только усугубляет ситуацию: еврейская община "на трех языках" выражала поддержку Египту, но благодарности за это не получила. Насер, совершивший визит в Марокко в 1961 году, принес в страну накал панарабских страстей. В том же году была разоблачена деятельность подпольной сети, созданной в Марокко сионистским движением и занимавшейся нелегальной переправкой евреев в Израиль. Шестидневная война 1967 года облегчения не принесла, тем более что она сопровождалась чисткой госаппарата. Их 70 тысяч евреев, еще остававшихся в стране, уехала добрая половина.

Но Симон Леви не впал в отчаяние. В 1975 году предпринятый по приказу короля Хасана II "зеленый марш" на Западную Сахару ? бывшую испанскую колонию, "возвращение" которой Марокко возведено в ранг священной национальной задачи, ? дает евреям исторический шанс. Они тоже участвуют в марше, "во главе с раввином". Они создают активное лобби за границей. В знак признательности власть принимает закон о возвращении, который дает "евреям-экспатриантам", даже проживающим в Израиле, возможность пользоваться неотчуждаемым правом марокканского подданства.

В 1982 году Симон Леви публично осудит резню в Сабре и Шатиле. Он выставит свою кандидатуру на выборах, а в 1995 году будет бороться на съезде Партии прогресса и социализма за место в ЦК. Ему его так и не дадут по причине антисемитских предрассудков. Его собратья по общине не всегда во всем с ним согласны. И это нормально. "Община ? не лучшая школа гражданской активности", ? согласен Симон Леви.

Но сегодня его охватывают сомнения. Что осталось при Шароне от замечательного рычага, которым были марокканские евреи в Израиле ? члены Всемирного объединения марокканского иудаизма, созданного в 1985 году. Годом позже премьер-министр Шимон Перес приехал в Марокко, чтобы встретиться с Хасаном II. Что может сделать Мухаммед V, унаследовавший от отца пост главы Комитета по Иерусалиму? Интифада обязывает: в ноябре 2000 года он закрыл израильское представительство в Марокко, открывшееся шестью годами ранее после подписания соглашений в Осло. Джордж Буш ? это не Билл Клинтон. Рост исламизма в Марокко уже и так ограничил для евреев возможность для маневра. На них все чаще нападают. Впрочем, их и защищают ? пресса, общественность.

Кажется, что королевство вернулось на несколько веков назад, во времена, когда статус евреев регулировался двенадцатью принципами. Кроме богохульства, прозелитизма и женитьбы на мусульманках, им запрещалось все, что могло "помогать врагам ислама или их шпионам". Когда на демонстрациях против войны в Ираке исламисты поднимают плакаты, изображающие Буша и Шарона в виде свиней, и выкрикивают проклятия в адрес евреев, Симон Леви остается одним из немногих, кто решается выйти на улицу. Более того, он охотно вступает в перепалку с "бородачами".

Однако здесь, в тишине музейных залов, задор изменяет ему. "Это конец, ? говорит он и надолго замолкает. ? Не люблю этого слова. Нам пророчили конец тысячу раз, а мы все существуем". Снова молчание. "Есть в жизни вещи, которые кончаются, но нужно, чтобы это было достойно". "Когда нас было 10% населения, каждый имел еврея-соседа или товарища по работе, ? продолжает он. ? Сегодня для молодых марокканцев евреи ? это те, кто убивает палестинцев, даже женщин и детей".

Симон Леви завершает экскурсию. Проходя мимо висящей на стене фотографии разбитого могильного камня, что лежит в долине Анти-Атласа, он ускоряет шаг. "Я ее правда не люблю".

Здесь покоится самая большая еврейская община арабского мира. Покидая музей, начинаешь думать, что еврейское население королевства, прячущее храм своей памяти на улице, где не бывает прохожих, вполне может паковать чемоданы. Но это ошибка. Не только потому, что культурное многообразие страны, даже если оно сдано в музей, дорогого стоит. Но прежде всего потому, что (вот доказательство "равенства", милого сердцу Симона Леви!) нет необходимости обязательно быть евреем, чтобы иметь причины уехать. Столько марокканцев уже покинули страну, особенно молодежь?