Кажется, все происходило, как и в прежние времена. Американский и российский президенты говорят о ракетах и боеголовках, о разоружении и обороне. Но даже если темы и напоминают о том начале, откуда зародились американо-советские отношения, то независимо от их значимости они иллюстрируют те изменения, которые произошли с момента становления этих отношений.
А все потому, что те времена канули в лету - времена холодной войны и последующего формирования новых мировых политических реалий. Возможно, будущие историки придут к выводу, что период холодной войны безвозвратно закончился 11 сентября, в день нападения террористов на Америку. После этих событий российский президент был первым, кто предложил помощь и сотрудничество ? и не важно, была ли причиной политическая дальновидность или тактические соображения ? и открыл Америке пространство, необходимое ей для борьбы с террором. То, что Путин официально сообщил в конце своего визита к Бушу, можно трактовать почти как прорыв в новую фазу двусторонних и общемировых отношений: все равно, что именно делает Буш ? под этим понимался не только спорный проект о противоракетной обороне ? это ни при каких условиях не приведет к новому росту напряженности между Россией и Америкой. О новом периоде охлаждения между республиканским правительством в Вашингтоне и прагматично-автократичным кремлевским руководством на данный момент не может быть и речи.
В период, когда, по словам Путина, отсутствует напряжение в отношениях между сверхдержавой, которая оказалась потрясающе уязвимой, и страной, чей статус и значение определяются в основном военным потенциалом, сырьевыми запасами и ее внешнеполитическими возможностями, страной, которая все еще больна ностальгией по великодержавности - в их отношениях нет ничего, что могло бы вызвать недоверие. Напротив: чем крепче и прочнее взаимное согласие в российско-американских отношениях и в отношениях России и Запада в целом, тем скорее появится возможность минимизировать остроту спорных вопросов и сдержать геополитическое (и мировое экономическое) соперничество, не говоря уже о преимуществах для безопасности и стабильности.
Впрочем, если исходить не только из техасско-сентиментальной точки зрения на то, что хочется, возможно и необходимо, то должен быть выполнен целый ряд предварительных условий. И при этом неизбежно встает вопрос, как оформить эти отношения в политическом плане (а также в плане безопасности), чтобы сохранить их надолго и чтобы они не были отягощены ненужными проблемами.
Это касается, в первую очередь, самой России. Никто не будет всерьез утверждать, что главная республика бывшего Советского Союза блестяще совершила переход к демократии, правовому государству и рыночной экономике, и все с ней ? в полном демократическом порядке. Это не так, и поэтому участие со стороны Запада в течение неопределенного времени будет сдержанным. Если же это участие будет плодотворным, то и поддержка со стороны Запада возрастет. На поддержку можно будет рассчитывать и в том случае, если Москва в своих действиях в неспокойном и чреватом кризисами южном регионе страны будет проявлять некоторую сдержанность, чтобы оставлять пути для политического решения конфликтов. Требование об умеренности касается, в том числе, отношения России к расширению НАТО и стремлению прибалтийских государств войти в Североатлантический альянс. Истеричные угрозы должны остаться реалиями распавшейся империи; они насквозь фальшивы и к тому же вредят собственному намерению России получить более важную роль в определении европейской политики безопасности.
России во что бы то ни стало хочется играть подобающую ей роль. Если она и далее собирается становиться цивилизованной страной и оставить заигрывания с "проблемными" государствами, то Запад, то есть Америка и ее европейские союзники, подумает, насколько можно допустить Россию к выработке решений в рамках НАТО и требуется ли для этого новый механизм. В любом случае, Совет "Россия-НАТО" оказался не очень-то полезным. Из Лондона уже прозвучало предложение о создании Совета Россия- НАТО в новом виде. Членство Москвы в Совете НАТО уже не кажется невозможным. В Вашингтоне всерьез говорят о том, чтобы предоставить России статус кандидата на вступление в НАТО в качестве компенсации за согласие на вступление в эту организацию других государств Центральной и Восточной Европы, а также как поощрение за сотрудничество в борьбе с терроризмом.
Против слишком тесной интеграции России, что в перспективе может означать и ее членство в НАТО, приводится такой аргумент: что тем самым изменится характер НАТО как оборонительного союза. Это справедливо. В случае вступления Москвы изменится баланс сил, что ослабит позицию стран центральной части Западной Европы и, возможно, приведет к образованию американо-российского тандема.
С другой стороны, НАТО и без того меняется, причем уже в течение нескольких лет. Она преобразуется в организацию коллективной безопасности, в которой на первый план выходят задачи политического характера. То, что сегодня в действие введена 5-ая статья устава НАТО, по большому счету ничего не меняет. Во всяком случае, в борьбе против терроризма НАТО как военная организация до сих играла чисто декоративную, второстепенную роль, и не в силу какого-то случая, а потому, что так хотела Америка ?важнейший член альянса.
Таким образом, меняется собственное представление НАТО о своей роли. Однако с военно-политической точки зрения было бы недальновидно отказываться от "старой" НАТО и менять ее на панъевропейскую, "новую" НАТО в духе Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе. Это не имеет ничего общего с отказом от изменений, обусловленных временем, отказом видеть в НАТО гаранта против случайностей и тем самым принижать ее значение. Мосты, которые необходимо наводить в направлении России, должны стоять на прочном фундаменте. Чем он прочнее, тем смелее могут быть архитектурные проекты.