Иностранная пресса о России и не только

В один далеко не прекрасный день товарищ Сталин обнаружил, что пропала его любимая трубка. Разумеется, он позвонил своему палачу Лаврентию Берии и велел ему отыскать трубку. Через несколько часов Сталин нашел ее у себя в столе и позвонил, чтобы прекратить поиски. "Но, товарищ Сталин, - пробормотал Берия, - пятеро подозреваемых уже признались в краже".

Этот анекдот, который шепотом рассказывали тем, кому доверяли, в моем детстве в Москве в 1950-е годы, пожалуй, лучшее, что я могу добавить к идущим в Вашингтоне спорам о законе, запрещающем пытки и негуманное обращение с предполагаемыми террористами, схваченными за границей. После того как президент Буш сделал шоу из одобрения поправки сенатора Джона Маккейна, может показаться, что спор затухает. Но то, что спор вообще начался, то, что известные люди готовы одобрить эту идею, смущает и тревожит меня. Я видел, что происходит с обществом, которое одобряет подобные методы в стремлении к безопасности. Нужно нечто большее, чем слова и политический компромисс, чтобы побороть этот импульс.

Это новые дебаты для американцев, но вам не нужно изобретать велосипед. Многие государства могут предоставить вам тома на эту тему. Действительно, за исключением чумы, пытки - это древнейший бич нашей планеты (потому так много конвенций против них). Каждый российский царь после Петра Первого, вступая на престол, торжественно упразднял их, и каждый раз его преемнику снова приходилось их упразднять. Эти цари едва ли были мягкосердечными либералами, но давний опыт применения таких "следственных" методов в России научил их, что пытки, если с ними смириться, разрушат аппарат безопасности. Они понимали, что применение пыток - профессиональное заболевание любой следственной машины.

Помимо фрустрации и других, добавляющих адреналина эмоций, у следователей и сыщиков, идущих по горячему следу, есть огромный соблазн применить силу, чтобы сломить волю своей добычи, так как, образно говоря, у них в руках "мина с часовым механизмом". Но подобно хорошему охотнику, который учит своих собак приносить дичь ему, а не есть ее, хороший правитель должен удерживать своих приверженцев от уничтожения добычи, чтобы не остаться с пустыми руками.

Следствие - тонкий процесс, требующий терпения и аналитических способностей, равно как и умения разрабатывать источники. Когда на пытки смотрят сквозь пальцы, редкие таланты покидают структуру, где их обходят менее одаренные коллеги со своими ускоренными методами, и сама структура превращается в заповедник для садистов. Так, в своем апогее сталинский НКВД стал не чем иным, как армией палачей, наводящих ужас на всю страну, но не способных раскрывать даже простейшие преступления. А когда НКВД набрал обороты, даже Сталину было не под силу его остановить. В конце концов он преуспел, направив ярость НКВД против него же - он приказал арестовать главу НКВД Николая Ежова и его ближайших союзников.

Так почему же демократически избранным лидерам США хочется легализовать то, что русские монархи пытались упразднить? Зачем рисковать и спускать с привязи ярость, которую даже Сталину было нелегко контролировать? Зачем пытаться "улучшить сбор разведывательной информации", уничтожая то, что от него осталось? Разочарование? Глупость? Невежество? Или дружба с бывшим подполковником КГБ В. Путиным повиляла на американских лидеров?

Я не знаю ответов на эти вопросы, но я знаю одно: если вице-президент Чейни прав и "жестокое, негуманное и унижающее человеческое достоинство" (CID) обращение с пленными является необходимым инструментом для победы в войне с терроризмом, то война уже проиграна.

Даже разговоры о возможности применения такого обращения посылают неверные сигналы и пробуждают низменные инстинкты у тех, кого начальство должно постоянно удерживать от соблазна. Позвольте мне, как человеку, который был по ту сторону такого "обращения", сказать вам, что попытки провести грань между пытками и методами CID абсурдны. Давно прошли те времена, когда палачу были нужны устрашающего вида инструменты, выставленные в Тауэре. Простая тюремная койка смертельна, если убрать с нее матрас и заставить заключенного из ночи в ночь спать на железной раме. А как насчет "чекистского рукопожатия", распространенного при Сталине? Просто между пальцами жертвы надо вставить обычный карандаш - очень удобно, очень просто. А как вы назовете то, что две тысячи заключенных лагеря месяцами не видят зубного врача? Не лечить мучительную зубную боль - это CID или пытка?

Теперь лишение сна, похоже, считается "всего лишь" CID и применяется к заключенным на базе Гуантанамо. Поздравляю, товарищи! Именно этот метод использовал НКВД, чтобы добиться ошеломляющих признаний на сталинских "показательных процессах" 1930-х годов. Палачи называли это "конвейером" - непрерывный допрос узника в течение недели или 10 дней, не давая ему спать. В конце концов человек подписывал любое признание, даже не понимая, что подписывает.

Из личного опыта я знаю, что следствие - это напряженная личностная конфронтация, поединок одной силы воли против другой. Речь идет не о разглашении секретов и признаниях, а о самоуважении и человеческом достоинстве. Если я сломаюсь, я не смогу смотреться в зеркало. Если нет, точно так же будет страдать следователь. Попытайтесь контролировать свои эмоции в разгар этого сражения. Именно поэтому и применяются пытки, даже когда они однозначно запрещены. И кто гарантирует, что даже четко определенные жесткие методы останутся в рамках дозволенного в такой ситуации?

Но если вы не можете это гарантировать, как вы можете заставлять своих офицеров и молодых сотрудников ЦРУ совершать поступки, которые навсегда оставят в них след? Ведь след останется, поверьте мне.

В 1971 году в Лефортовской тюрьме я объявил голодовку, требуя адвоката по своему выбору (КГБ хотел назначить своего адвоката). Это был самый неудобный момент для моих тюремщиков, потому что дело пора было передавать в суд и у них не было времени. И чтобы сломить меня, они начали насильственно меня кормить необычным способом - через ноздри. Дюжина охранников вела меня из камеры в медчасть. Там они надевали на меня смирительную рубашку, привязывали к кровати и садились мне на ноги, чтобы я не брыкался. Остальные держали мои руки и голову, пока врач проталкивала трубку мне в ноздрю.

Трубка была толстой, толще ноздри, и не шла. Из носа у меня текла кровь, по щекам катились слезы, но они продолжали толкать, пока не ломались хрящи. Думаю, я кричал бы, если бы мог, но я не мог, так как в горле была трубка. Сначала я не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, я хрипел, как утопленник, казалось, что легкие вот-вот разорвутся. Врач, казалось, тоже была готова расплакаться, но толкала трубку дальше и дальше. Только когда она попадала ко мне в желудок, я снова мог осторожно дышать. Потом она через воронку вливала в трубку какую-то жидкость, которая задушила бы меня, если бы пошла обратно. Меня держали в лежачем положении еще полчаса, чтобы жидкость всосалась в желудок, а потом начинали потихоньку вытаскивать трубку. Бр-р-р.

Ночью все только начинало затягиваться, но утром они приходили, и все начиналось сначала. Это длилось 10 дней, потом не выдержали охранники. Случилось это в воскресенье, когда никого из начальства не было. Они окружили врача: "Слушай, пусть он выпьет это прямо из миски. Так будет быстрее, дура". Врач расплакалась: "Вы думаете, я хочу из-за вас пойти под суд? Нет, я не могу". Так они стояли над моим телом и ругались, а у меня из носа шли кровавые пузыри. На 12-й день власти сдались, время истекло. Я получил своего адвоката, но ни врач, ни охранники уже не могли смотреть мне в глаза.

Сегодня, когда юристы Белого дома напряженно придумывают способ предотвратить поток возможных исков бывших заключенных, я посоветовал бы им подумать о другом потоке исков - военнослужащих и агентов ЦРУ, которые участвуют или будут участвовать в применении CID. Наш богатый опыт в России показал, что многие станут алкоголиками или наркоманами, преступниками или как минимум деспотичными отцами и матерями.

Если американские лидеры хотят охотиться на террористов, превращая диктатуры в демократии, они должны признать, что пытки, включая CID, традиционно являются инструментом подавления, а не инструментом следствия или сбора информации. Ни одной стране не надо придумывать, как "легализовать" пытки, проблема скорее в том, как их прекратить. Если их не прекратить, пытки разрушат вашу стратегию по развитию демократии на Ближнем Востоке. А если вы цинично перепоручаете пытки подрядчикам и иностранным агентам, надо ли удивляться тому, что 18-летний житель Ближнего Востока с предубеждением относится к вашим реформаторским усилиям?

Наконец, задумайтесь о том, как ваш подход отражается на остальном мире, особенно на странах, где пытки распространены, как в России, граждане которой силятся бороться с ними. Путин будет первым, кто скажет: "Ну вот, даже ваша хваленая американская демократия не может себя защитить, не прибегая к пыткам".

Назад, вернемся в пещеры.

Владимир Буковский провел почти 12 лет в советских тюрьмах, лагерях и психбольницах за правозащитную деятельность. Автор книг "И возвращается ветер", "Московский процесс" и других. С 1976 года живет преимущественно в Кембридже, Англия.