Теоретически в Чечню невозможно ни въехать, ни выехать. Практически можно и въехать, и выехать, но с превеликими трудностями. Журналисты могут попасть в республику, лишь имея специальное разрешение для пребывания в зонах проведения "антитеррористических операций". Специальное разрешение выдается российским МИДом после предоставления необходимых документов, включающих, помимо прочего, свидетельство о страховании жизни. После получения разрешения - которое выдается на ограниченное количество дней - возникает проблема, как добраться до Грозного или до чеченской границы.
Обычно МИД, получив информацию о том, что один или несколько журналистов намереваются ехать в Чечню, занимается организацией поездки на автобусе или на вертолете. Поскольку в Грозном аэропорт не функционирует - он был разрушен в 1999 году и с тех пор представляет собой руины - единственным способом добраться до города является наземный путь, из Ингушетии и из Кабардино-Балкарии, или по воздуху, на вертолете, который, вылетев из Назрани или Минвод, может приземлиться на российской военной базе в Ханкале. Трудно сказать, какой из путей безопасней: вертолет - более быстрый способ, но при этом, естественно, является мишенью. В этом году их было сбито 5, в результате погибли 20 российских военнослужащих, и даже если чеченцы вовсе не заинтересованы в том, чтобы убивать журналистов, то на российских вертолетах не вывешивают плакатов со списками пассажиров. Автобусы МИДа имеют тот же недостаток: их сопровождают милицейские машины, битком забитые военными.
Есть еще и железнодорожный путь. С таким предложением выступила Лоррен, коллега из Libération. Мы были на празднике у нее дома, слушали на полную громкость русский рок, комната была заполнена дымом, а за столом сидели последние приглашенные, которые доедали маленькими кусочками запеканку:
- А если нам поехать в Грозный на поезде?
- Но как нам позволят сесть без аккредитации?
- Мы всегда можем попробовать, если нам не разрешат сесть в поезд, напишем статью: "Нам не разрешили сесть в поезд".
По той же логике, если бы нам разрешили сесть в поезд и покинуть его, мы могли написать: "Нам разрешили сесть в поезд и потом высадили нас". Мы не могли себе представить, что можно добраться до Грозного, и поэтому не думали, как будем возвращаться. На следующий день мы отправили кого-то за билетами. Поехали вчетвером: я, она, русский фотограф и Сергей, мой верный помощник. Чтобы подстраховаться, мы позвонили Нат, чеченской девушке, которая работает на правозащитную организацию "Мемориал" в Грозном. Мы предупредили ее: "Если все будет нормально, мы приедем в ближайшую пятницу". "Я буду вас встречать, если выйдете из поезда, значит, доехали", - сказала Нат.
Мы без всяких трудностей подготовились к поездке, потому что были уверены, что в Грозный мы не попадем. Когда на вокзале у нас не возникло проблем, мы, уже имея на руках билеты, подумали, что российская система безопасности похожа на дырявое сито. Я задавался вопросом, какой смысл имеет блокировать доступ в республику вдоль всех границ, когда любой, включая террористов, может купить железнодорожный билет, и никто не спросит ни документа, ни аккредитации, ни вида на жительство, ничего?
Частично ответ был получен при отправлении. На Павелецком вокзале, чтобы попасть на поезд Москва-Грозный, следовало пройти суровый контроль: открывают твой чемодан, тебя обыскивают с ног до головы, но самое главное, тебе внимательно смотрят в лицо. И если кто-то не проходит какой-то проверки, то остается на перроне для дальнейших уточнений. Иногда поезд уходит без него.
Помимо проверок, которые превращают поезд Москва-Грозный в особо наблюдаемый объект, сами вагоны этого поезда становятся похожими на ларцы. В каждом из них хранится секрет русско-чеченского конфликта. "В этом поезде нет ни одного белого", - тихо говорит Сергей, пока мы ждем Лоррен и фотографа Дмитрия. "Черномордые", "черножопые": так русские называют чеченцев, всех кавказцев, хотя среди них попадаются светлоглазые блондины. С тех пор как Сергей узнал, что мы едем в Грозный, он перестал спокойно спать.