Иностранная пресса о России и не только

В субботу 18 июня в Бостоне на 89-м году жизни скончалась правозащитница и общественный деятель, вдова академика Сахарова Елена Георгиевна Боннэр. Отмечая многочисленные заслуги покойной перед страной и миром, американские СМИ пытаются проследить связь между диссидентами ее поколения и теми, кто отстаивает права и свободы человека в России сегодня.

"Вид у нее был внушительный, - вспоминает на страницах The New York Times Серж Шеманн, незадолго до ареста Сахарова прибывший в Москву корреспондентом, - очки с толстыми стеклами и громкий, чистый голос, придававшей ей авторитет старшины, которым она и была для диссидентов и отказников... Боннэр сражалась за права человека до самого конца".

"Самое сильное воспоминание" Шеманна о Боннэр связано со смертью Ирины Каплун, жены высланного на Запад профсоюзного деятеля Владимира Борисова. Летом 1980 года она погибла в автокатастрофе в окрестностях Таллина. Борисов заявил, что это убийство и совершили его люди из КГБ. Боннэр немедленно отправилась в эстонскую столицу, а по возвращении сказала, что "все указывало на настоящее ДТП". Дальнейшее распространение слухов могло бы принести дополнительные очки диссидентскому движению, но "Боннэр и Хельсинкская группа видели свою сильную сторону в том, чтобы говорить правду, а не заниматься пропагандой". Этот случай "навсегда сделал ее для меня образцом честности и смелости", признается Шеманн.

Есть ли сегодня в России такие диссиденты, какой была Елена Боннэр? - так ставит вопрос корреспондент The Christian Science Monitor Фред Уэйр. Боннэр "застала подлинные, пусть и незавершенные, преобразования у себя на родине, в России". При этом она "до самой кончины так и не отказалась от принципиальной оппозиции Кремлю", говорится в статье. Председатель Фонда защиты гласности, давний друг Боннэр Алексей Симонов рассказал, что Елена Георгиевна "очень внимательно следила за тем, что происходит в России, и взглядов своих не меняла. Она воспринимала власть как естественного врага прав человека и не соглашалась с нею связываться".

Последователям Боннэр и сегодня живется в России несладко, но они более не обречены на статус изгоев, рассказывают правозащитники: "Когда наше государство перестало быть тоталитарным, ... мы, защитники прав человека, стали заниматься защитой прав простых людей. Поэтому нам необходимо поддерживать диалог с властями, и у нас есть определенные отношения с чиновниками. Я в этом поднаторел. Мне бы хотелось зваться диссидентом сегодняшнего дня, но я не могу", - говорит Лев Пономарев, лидер движения "За права человека".

Сегодня у правозащитников имеется "возможность работать внутри системы", зато исчезла характерная для советской системы "предсказуемость": независимого журналиста или активиста могут жестоко избить или вовсе лишить жизни. И все же Пономарев надеется, что "наш личный риск не столь высок, как во времена Боннэр". Тем не менее, по его словам, "в некоторых регионах России, особенно на Северном Кавказе, быть борцом за права человека - это смертный приговор. Такие люди - настоящие диссиденты".

В статье, озаглавленной "Увядающее наследие", The Foreign Policy сетует, что очень немногие россияне помнят сегодня Елену Боннэр и Андрея Сахарова. Издание ссылается на статью в воскресной The New York Times, где говорилось, что 44% жителей России в возрасте от 18 до 24 лет ничего не знают о Сахарове. "К сожалению, политическая апатия в сегодняшней России распространена не только среди молодежи. В отсутствие подлинной конкуренции люди теряют интерес. Это дает Путину и его людям относительно полную свободу вести себя так, как им вздумается. Путин и Медведев в открытую говорят о том, что вдвоем решат, кто будет следующим президентом", - изумляется автор статьи Дэвид Хоффман.

Он пишет: "Сегодняшняя Россия - не то же самое, что Советский Союз. Власть Путина - это своего рода мягкий авторитаризм. Но если бы Сахаров увидел нынешнюю политическую систему, он, без сомнения, заметил бы некоторые из тех элементов, против которых столь храбро сражались он и Боннэр, в том числе удушающее отсутствие конкуренции и применение методов полицейского государства для подавления инакомыслия".

"Относительная неизвестность Сахарова является результатом совпадения нескольких факторов", - объясняет The Foreign Policy в другой публикации на ту же тему. С одной стороны, сказывается государственный контроль над СМИ и политика "замалчивания советского прошлого", цитирует издание журналистку Юлию Иоффе. Играет свою роль и относительное материальное благосостояние: "Когда у каждого по айфону, жизнь хороша", - иронизирует Иоффе.

"Но существует и более глубокая причина забвения Сахарова: смена приоритетов политически сознательной московской интеллигенции, - убежден автор статьи Ти Маккормик. - Права человека больше не являются ядром диалога между диссидентами". На смену им пришла борьба с коррупцией, несправедливостью, противозаконными действиями полиции. В результате возникла "новая порода деятелей-диссидентов", которые мало что знают о своих предшественниках.

Если Елена Боннэр и Людмила Алексеева, по мысли Маккормика, относятся к "старой гвардии", то следующее поколение инакомыслящих представляют борец с коррупцией Алексей Навальный и глава Движения в защиту Химкинского леса Евгения Чирикова: "Чирикова, возможно, никогда не слышала об Андрее Сахарове, но она является воплощением нового поколения активистов. Россияне такого типа - более состоятельные и свободные, мотивированные на решение конкретных проблем - перехватили эстафетную палочку".