Иностранная пресса о России и не только

"Я не прощаю, потому что простить ? это значит забыть. И пока я жива, я хочу напоминать молодому поколению обо всем том зле, которое причинили нам франкисты". Сидя в своей спальне с окнами в небольшой сад в квартале на юге Мадрида, 87-летняя Хулия Мансаналь страстно и в подробностях вспоминает о своем тяжелом прошлом. В 1939 году войска генерала Франко побеждают в гражданской войне, обескровившей Испанию. За то, что она была на фронте среди республиканцев в качестве коммунистического руководителя, Хулии Мансаналь грозит смертная казнь. Каким-то чудом она избегает ее, но оказывается в заключении вместе с маленькой дочерью. "Нас переводили из одной тюрьмы в другую. Мы жили в жутких условиях. Тюремщики давали мне лишь один час в день побыть с дочкой, чтобы покормить ее грудью. В тюрьме города Аморребьета в Стране Басков условия были настолько ужасны, что моя малышка в результате умерла от менингита. Поскольку я была атеистской, монахини, управлявшие тюрьмой, запретили мне присутствовать на похоронах. Но я все-таки исхитрилась незаметно положить ей в саван республиканский флажок. Вам это может показаться смешным, но это помогло мне чувствовать, что я была связана с ней до конца. И, в сущности, именно ради нее я всегда была коммунисткой и не переставала бороться за лучшее будущее".

Испания вглядывается в свое франкистское прошлое, и понемногу проливается свет на судьбу детей заключенных-республиканцев. После гражданской войны новый режим расстреливает "рохос" ("красных"), бросает их в тюремные камеры или заставляют замолчать. Их активистки содержатся в отдельных тюрьмах. Среди них много беременных женщин и молодых матерей. Что станет с их детьми? До недавнего времени, не считая нескольких закрытых исследований, никто не интересовался их участью. "Они оказались на свалке истории", ? поясняет Монсеррат Арменгу, автор документального фильма и книги, посвященной этой теме. Многие погибли в застенках от недоедания и отсутствия гигиены. Например, в тюрьме Сарагосы за одну неделю умерло 42 младенца. Что касается оставшихся в живых, то франкистский режим сделал все, чтобы их следы затерялись". Сколько их было? "Это невозможно установить, ? считает историк Рикард Виньес, специалист по истории франкистских застенков. ? В 1940 году было 280 тысяч политзаключенных. Но в женских тюрьмах новорожденных не регистрировали. Сегодня наши единственные источники ? это свидетельства выживших".

Массовое усыновление

Циркуляр от 30 марта 1940 г. предусматривает, что по достижении 3 лет каждый ребенок должен был быть разлучен со своей матерью-заключенной. "Большинство женщин были помещены в пенитенциарные учреждения, удаленные от мест их проживания. Так что к тому моменту, как их разлучили, у матерей не было никого, кому они могли бы доверить своих детей". Новый режим позаботится об этом: мальчиков в большинстве отправляют в общественные приюты или сиротские дома, находившиеся на содержании фалангистов, а девочек ? в религиозные учреждения. В 1943 году, согласно официальному источнику, в этих центрах находилось около 12 тыс. детей.

Диктатура при поддержке церкви занимается их "перевоспитанием". В декабре 1941 года принимается закон, позволяющий записывать детей республиканцев в гражданский реестр под новыми именами, что затрудняет поиски их родителей и облегчает их усыновление семьями франкистов. Висента Альврес, 60-летяя жительница Валенсии, живущая сегодня в пригороде Парижа, провела часть жизни в поисках своих корней. В 1939 году, когда ее отец-республиканец был расстрелян, она попала с сиротский приют под именем Флорес. Она побывает в четырех приемных семьях ? "респектабельных католических семьях, очень привязанных к режиму", ? а позже будет находиться под надзором монашек.

"Промывание мозгов"

По словам многих выживших, религиозные братства сыграли ключевую роль в "перевоспитании" дочерей "красных". 77-летний Хосе Мурильо, бывший герой антифранкистского сопротивления, отец которого был повешен в своей камере, может это засвидетельствовать. В 1949 году он узнает, что его младшая сестра Мария была похищена неподалеку от Кордовы монахинями и увезена в Барселонский женский монастырь. С зачесанными назад седыми волосами, взволнованно жестикулируя, Хосе Мурильо рассказывает, не обращая внимания на гвалт мадридского бара, где мы с ним встретились. "Годами я переписывался с ней. Я понял, что она подверглась промыванию мозгов. Окружение убедило ее, что члены ее семьи были опасными коммунистами, которые убивали священников и сжигали церкви. Я попытался ее убедить, что она может нами гордиться. Больше я никогда с ней не встречался. Да и она никого не хочет видеть. Я знаю только, что живет она в монастыре в Риме". Монсеррат Арменгу подтверждает: "Многие избрали религиозный путь, сделались священниками или монахинями, будучи убеждены, что так они смогут искупить грехи своих родителей".

"Двадцать пять лет амнезии"

По словам историка Рикарда Виньеса, этот разрыв поколений, спровоцированный франкистским режимом, был произведен сознательно: если Испания не хотела больше быть "оскверненной", надлежало искоренить политические идеи побежденных, которых рассматривали как "умственно неполноценных". Теоретик этой репрессивной практики Антонио Вальехо Нагера, официальный военный психиатр режима с 1938 года, в своей книге "Психопатология войны" пишет: "Если, как мы считаем, марксисты или их отродье являются прежде всего антисоциальными психопатами, следует с детских лет изолировать их от остального общества и переориентировать на истинные ценности".

Это идеологическое рвение побудит франкистский режим действовать даже за пределами своих границ: в 40-е годы ему удастся репатриировать 32 тыс. детей республиканцев, эмигрировавших в годы гражданской войны в Европу (прежде всего во Францию) и в Америку (США, Мексику и др.). "Нагера широко претворял в жизнь свои мрачные теории, ? поясняет Монсеррат Арменгу. ? Самое удивительное, что в течение всего этого времени испанцы ничего не знали о столь чудовищных делах. В противовес всему, что нам пытаются внушить школьные учебники, франкизм ни в чем не уступал нацизму или итальянскому фашизму. Мы пережили 40-летнюю диктатуру и 25-летний переходный период, который, конечно, был периодом демократии, но вместе с тем и амнезии. Именно испанский судья арестовал Пиночета. Может быть, сегодня пришло время подвергнуть экзамену нашу собственную совесть".