Хомо советикус был кем угодно, но только не гурманом. Все 70 лет советская власть пыталась убить в нем любое стремление к излишествам. Советские продовольственные магазины поражали своим спартанским ассортиментом, муки выбора советскому человеку знакомы не были. В этих магазинах, и то не всегда, в продаже были лишь основные продукты: зимой - белокочанная капуста и картофель, летом - яблоки, а раз в год хомо советикус, выстояв огромную очередь, мог разжиться связкой зеленых бананов.
Желеобразные пудинги считались излишествами, так как советский человек должен был есть, чтобы жить, а не жить, чтобы есть. Хотя это притягательное слово в языке существовало, однако никто не знал, что оно означает. Соответственно, каждый советский гражданин тайком разрабатывал собственный идеал пудинга. Владимир Каминер в своей новой книге "Тоталитарная кухня. Кулинарная книга социализма" описывает свою тогдашнюю фантазию на тему пудинга как "разновидность торта со сливочным кремом, украшенного сверху изюмом".
Скородумки и шанишки
Советскому человеку оставалось одно - смириться. Это умение было более всего необходимо при обращении к литературе. Особенно к классикам вроде Гоголя с его "Мертвыми душами", прежде всего, когда речь заходила о еде. Кулинарные пассажи были просты и одновременно непонятны: "Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припеками: припекой с лучком, припекой с маком, припекой с творогом, припекой со снеточками, и невесть чего не было". Сплошные иностранные слова даже для исконно русского человека.
В те времена признавались только самые практичные рецепты. И если сегодня взяться за тему о советской кухне, то от распространенного в России салата оливье - своего рода картофельного салата, сдобренного колбасой, баночным горошком, маринованными огурцами и большим количеством майонеза - далеко не уйти. Исходя из этого, становится очевидным, что речь в новой книге Владимира и Ольги Каминер идет о чем угодно, но только не о русской кухне. В ней фигурируют гостеприимные армяне и не менее гостеприимные грузины, влюбленные в картошку белорусы и не представляющие себе жизни без сала украинцы, горячие азербайджанцы и оскорбленные латыши, а также многие другие.
Несколько неожиданно
В свойственной ему манере автор в нескольких фразах излагает историю того или иного народа, чтобы затем перейти к его кулинарным пристрастиям. В конце каждой главы приводится несколько рецептов. Каждый раз забавно читать, какие личные переживания связаны у автора с бывшими советскими республиками. В любом случае, их кулинарная природа условна. Поэтому наличие рецептов несколько неожиданно. Если, например, описание узбекской кухни начинается и заканчивается забавным рассказом о любви к чаю, то при всей своей занимательности он мало что может поведать о кулинарных пристрастиях узбеков. И даже если далее приводятся рецепты таких блюд, как лагман или каурма-шурпа, то толку от этого немного.
Это относится также к рассказу о президенте Латвии, которая в День Победы упрекнула россиян: "Конечно, мы не переубедим тех пожилых россиян, которые 9 мая будут класть воблу на газету, пить водку и распевать частушки, а также вспоминать, как они геройски завоевали Балтию". Хотя она ничего не сообщает нам об особенностях латышской кухни, однако отсюда можно сделать вывод о важнейших русских обычаях: "Каждый ребенок знает, что вобла идет под пиво, а водку закусывают солеными огурцами", - такими словами читатели одной российской газеты прокомментировали некомпетентность президента Латвии.
О настоящих русских фирменных блюдах Каминер начинает разговор лишь в приложении, причем одно из них - икра - по его мнению, была лишь пропагандистским продуктом: "Настоящие русские не любят икру". Второе - это холодец, с рецептом от матери Каминера. И если ему больше нечего сказать о советской кухне, то все же он не мог обойтись без упоминания о ее квинтэссенции: самый последний рецепт - это рецепт водки.
Данная кулинарная книга может удивить русских, ведь большинство блюд им незнакомо. Но именно в этом ее ценность.